Монахи выделили Мод крохотную гостевую комнату с тюфяком и жаровней. Ее напоили горячим медом, накормили бараниной и густым ячменным супом, после чего она еще раз дала ребенку грудь и заснула.
– Она поправится, милорд! – тихо сказала Грейсия, желая обнадежить Фулька. Он неподвижно смотрел на спящую жену и бессознательно грыз костяшку большого пальца. – Что ей сейчас нужно, так это покой и сон.
– Покой! – Фульк выговорил это слово, как ругательство. – Думаю, покоя бедняжка не видела с того дня, как умер Теобальд.
Он обвел взглядом голые беленые стены, на которых висели только простое деревянное распятие и омбрий – шкафчик для священных сосудов, с деревянной дверцей и на металлических петлях. Да, здесь Мод был обеспечен покой. Единственными посетителями монахов бывали пастухи. Правда, в редких случаях братия принимала и путешественников – таких, как Фульк.
– Если я убил ее… – еле слышно заговорил он и резко оборвал себя.
– Во имя Христа, Фульк! Перестань терзаться понапрасну, – пробормотала Мод, не открывая глаз. – Меня так просто не убьешь. Я знала, на что шла, когда выходила за тебя замуж. Все будет хорошо! А теперь уходи, бык здоровенный, не мешай мне спать.
– Вот видите, – сказала Грейсия, разводя руками.
Не до конца успокоившийся, но приободренный, Фульк наклонился, поцеловал жену в лоб и вернулся к своим воинам в маленькую трапезную. Оказалось, что в его отсутствие прибыли еще гости. Если раньше ферма была переполнена, то теперь людей здесь стало как в сельдей в бочке. Сходство с рыбой увеличивал и блеск кольчуг, напоминающих чешую, не говоря уже о так и бьющей в нос вони большого количества немытых тел.
– Сир! – Фульк встал на одно колено перед принцем Лливелином, который протолкался вперед, держа в руке кубок меда.
– Встаньте! – велел Лливелин. – Здесь даже дышать места нет, не то что на колени становиться.
– Это точно, сир.
У Фулька упало сердце при мысли, что ему с отрядом придется уехать, чтобы на ферме могла разместиться свита принца. Мод в любом случае надо было здесь остаться. Как бы она ни бодрилась, ей сейчас не проехать и сотни ярдов.
Но Лливелин развеял его опасения:
– К счастью, мы остановились только пообедать и напоить лошадей. Как я понимаю, Фицуорин, вас можно поздравить с рождением сына?
– Благодарю вас, сир!
От Фулька не укрылась настороженность во взгляде принца.
– Мод хорошо себя чувствует?
– Да, сир, правда сильно устала. Роды были быстрыми, но трудными. Ребенок появился на свет слишком рано, но ему это вроде бы не повредило.
– Рад слышать. – Тон Лливелина был натянутым, и Фульк начал беспокоиться уже не на шутку. – Как удачно, что я вас встретил, – продолжил принц. – Это избавляет меня от необходимости вызывать вас к себе. Видите ли, Фицуорин… произошли определенные перемены, и нам надо их обсудить. – Он оглядел забитую народом комнату, поморщился и стал пробираться к выходу. – Полагаю, снаружи нам будет удобнее.
Терзаемый дурными предчувствиями, Фульк последовал за ним. «Произошли определенные перемены» – это звучало несколько зловеще.
По сравнению с душной, насквозь пропахшей потом маленькой трапезной, воздух снаружи казался чистым и свежим, хотя и здесь от загончика с овцами веяло животным духом.
Лливелин глубоко вдохнул, задержал воздух, выдохнул и спросил:
– Вам известно, что я вел с Рёгнвальдом, королем острова Мэн, переговоры относительно женитьбы на его дочери?
– Да, сир.
Фульк недоумевал, какое это имеет к нему отношение: ну возьмет Лливелин в жены дочь Рёгнвальда, и что с того?
– Так вот, переговоры эти закончились ничем, потому что я получил иное предложение: я имею в виду, более выгодное для меня и вдобавок такое, отказаться от которого я не смогу, даже если для этого ужина потребуется самая длинная ложка[30].
У Фулька начало неприятно покалывать в затылке.
– Король Иоанн предложил мне в жены свою дочь Джоанну, – сказал Лливелин. – Она уже вступила в брачный возраст, и в качестве приданого король намерен отдать мне Эллсмир. Свадьба должна состояться в Шрусбери, накануне дня святого Мартина.
– Поздравляю, сир.
Фульку казалось, что слова душат его, как только появляются во рту. Лливелин, конечно, прав. От такой возможности не откажется ни один человек в здравом уме, и не важно, какой длины ложка ему при этом понадобится. Подобный брак гарантировал безопасность и Лливелину, и Уэльсу. А вот положение самого Фулька в Уиттингтоне делал шатким.
Принц мрачно смотрел на собеседника:
– Я вел с представителями Иоанна долгие переговоры. Между нами будет заключено перемирие. Я не стану совершать набеги на его земли, а он не станет посягать на Уэльс – по крайней мере, некоторое время.
У Фулька на скулах заходили желваки.
– А что же будет со мной, милорд? Вряд ли я стану желанным гостем на вашем бракосочетании.
– Иоанн попросил меня не привечать у себя при дворе его врагов, – вздохнул Лливелин. – А что касается вас… Он даже пообещал увеличить размер приданого, если я представлю ему труп Фулька Фицуорина.
Теперь уже у Фулька похолодела спина.
– Я верой и правдой служил вам, милорд, – срывающимся от сдерживаемой ярости голосом сказал он. – Я верил вам. Так неужели вы собираетесь предать меня и довериться капризу человека, который ни разу в жизни не сдержал обещания?
– Все не так просто, Фицуорин. Я надеюсь сохранить преданность и доверие своих людей, в полной мере платя им преданностью. Но что касается Уиттингтона… Пожалуйста, постарайтесь понять меня правильно. Я не могу позволить себе жертвовать миром и безопасностью всего моего народа ради одного приграничного участка земли, лежащего на самом краю моих владений. Просто не имею права ставить все на карту ради одного человека.
– Я думал, вы другой, – сказал Фульк, чувствуя, как в груди поднимается горечь.
– Я и есть другой. Я наотрез отказался арестовывать или убивать вас. И прямо сказал Иоанну, что вы его враг, а не мой. Но ничем больше я вам помочь не могу. У меня связаны руки.
– И не кем-нибудь, а Иоанном, – бросил Фульк. – Сначала вы говорите о свободе, а потом подставляете руки, чтобы вам их связали!
– Фицуорин, хватит! – предостерегающе возвысил голос Лливелин. – Я изложил свои резоны, и они представляются мне вполне здравыми. Успокойтесь, раздражение ни к чему хорошему не приведет.
– Да уж, точно так же, как и верная служба вам не привела ни к чему хорошему. – Фульк презрительно поднял верхнюю губу. – Мне нет необходимости отказываться от вассальной клятвы, ибо вы уже сами разорвали ее в пользу моего врага. Вы еще пожалеете об этом, милорд. Думаете, вы вступаете в союз? Ничего подобного – вы шагнули в ловушку!
