изображались листья травы и простенькие полевые цветочки, синие с позолотой. Из крышечки, как вишенка на торте, торчала фигурная ручка, тоже неровная, рельефная, похожая на отросток, плавно переходящий в цветок.
— Корниловский завод, — рассказал Вадим, прикусывая нижнюю губу. — Дореволюционный Петербург. У моей бабушки был такой. Красота, правда?
Татьяна покрутила в руках сахарницу и неоднозначно улыбнулась. Теперь она убедилась окончательно, что лишена чувства прекрасного, потому поджала губы.
— Красота в простоте, — пояснил парень, почувствовав ее сомнения. — Фактурность какая! Погладь.
Она послушалась и провела пальцами по выпирающим из тонкой стенки посуды бугристым рисункам. Ощущение, действительно, было приятным. Холодная плоскость фарфора сменялась гладкой шершавостью рельефа и краски. Хотелось провести по рисунку не раз.
— Вроде мелочь, а прикольно, наверно, таким ежедневно пользоваться, — усмехнулся парень, перенимая сахарницу из рук девушки. — Даже разбивать не хочется.
— Не разбивай, — единственное, что могла предложить Татьяна.
— Нет, надо. Иногда и прекрасное нужно разбить, чтобы двигаться дальше, — многозначительно произнес Вадим, поднимаясь на ноги. — Даже если прикипел душой.
Татьяна еще несколько секунд оставалась внизу, пытаясь понять, о чем он говорил. Ее охватил страх, инстинктивный, неразборчивый. До нее далеко не сразу дошло, почему вдруг эти слова заставили ее нервничать. Она бегала глазами по выставленной посуде и прислушивалась к тому, как бьется сердце все быстрее, как кровь начинает разогреваться, как в груди что-то снова сжимается и завязывается в тугой и сложный узел. Пока она осмысливала собственные переживания, Вадим уже принял нескольких человек и теперь снова раскладывал содержимое пакетов по кучкам.
— Ну все, закончили, — озвучила Лариса еще через минуту с довольной улыбкой. — Неплохой улов.
Девушка закивала на груду керамики в разных формах. Они с Вадимом переглянулись и коротко посмеялись.
— Теперь это все надо упаковывать, — сказал Вадим, повернув лицо к Татьяне. — Вон в те баулы. Сначала запаковать в газеты и разложить по сумкам так же по кучкам.
Лариса принесла целую стопку бесплатных газет с объявлениями о работе, которые свободно валялись у метро. Они стали брать по развороту и запаковывать каждый элемент отдельно. Тарелки складывались легко, одна в другую плавно входила, между ними было нужно вкладывать прослойку из сложенной газетной страницы. Потом Вадим их связывал шпагатом стопками и переносил в баулы, вставляя между обрезные картонки. Татьяна упаковывала чашки, стараясь выравнивать мятую газету, чтобы они тоже легко друг в друга помещались. Лариса занималась керамическими плитками, которых нанесли целый вагон и тележку. Вадим пояснил, что их постоянно много приносят — остатки от недавнего ремонта.
— Не люблю с плиткой работать, — говорил он. — Из нее, что ни делай, всегда ванная получается.
Татьяна посмеялась.
— Ладно, Лар, иди, я все отвезу, — сказал он коллеге.
Девушка заулыбалась, попрощалась с Вадимом, на Татьяну даже не взглянув, и направилась по площади к пешеходному переходу. Парень перетаскал все баулы в багажник и на заднее сиденье автомобиля. Татьяна помогла донести маленькую сумку со статуэтками.
— Куда тебя отвезти? — спросил он, вставляя смартфон в держатель.
— Ты же в мастерскую?
— Ну, потом да, — Вадим переставил рычаг трансмиссии. — Хлам этот разберу.
Заведя машину, он повернулся к ней лицом. Она увидела легкую улыбку.
— Я с тобой хочу, — Татьяна искренне посмотрела ему в глаза.
— Ну, поехали, — пожал плечами парень и нажал на педаль газа.
На улицах смеркалось. Небо постепенно затягивалось тучами. Остатки заката еще просвечивали розовыми лучами сквозь фиолетово-серые облака. Фонари, словно по указке, зажигались по очереди перед ними, освещая путь. Окна и вывески точечно загорались на фоне. Машины зажигали стоп-огни, выстроившись по всем полосам в нестройные колонны. Пробки распространялись по карте навигатора из центра на периферию, постепенно окрашивая дороги из зеленого в желтый, из желтого в красный, из красного в темно-бордовый. По подсчетам навигатора ехать до мастерской им предстояло часа полтора.
Вадим, как обычно, сидел спокойно, положа руку на кожаный центральный подлокотник между сиденьями, и переводил взгляд с бокового окна на лобовое, следя за тем, что творится в пробке. Татьяна собиралась с мыслями, чтобы снова попытаться начать разговор, который теперь нарывался, как гнойный прыщ. Но она волновалась и плохо соображала. Подходящих слов никак не могла подобрать. Столько всего и сразу нужно было сказать. Отрывки фраз и целые монологи прокручивались в голове, те, что она придумала заранее, но сейчас они все утратили смысл, затерялись друг в друге, казались глупыми и неуместными. Начать нужно было с главного, но она никак не могла определить, что именно является главным, что больше всего его задело и обидело, что его беспокоило, если, вообще, беспокоило, о чем он думал и чего ожидал от нее услышать. Его сегодняшняя фраза о необходимости разбить прекрасное, чтобы двигаться дальше, приводила ее к печальным выводам. В душе вскипало отчаяние. Девушка теребила ремень безопасности на груди и смотрела прямо перед собой застывшими глазами, не моргая.
— Вадим, — начала Татьяна тонким голосом и тут же поджала губы.
Парень простодушно посмотрел на нее, спокойно повернув голову. Он уперся затылком в согнутую в локте руку, которую положил на выступ двери у основания окна. Татьяна боялась на него смотреть и дышать тоже боялась. Ее спас звонок его телефона. На экране крупным шрифтом высветилось уже ненавистное ей имя: «Надя». Вадим ответил на звонок, включив громкую связь, потому что ряд машин двинулся вперед.
— Вадик, я соскучилась ужасно, ты хотя бы сегодня приедешь? — спросила гнусавым голосом девушка, будто вместо рта обладала утиным клювом.
Татьяна с досадой стукнула себя кулачком в бедро.
— Не знаю. Тут опять пробки. Я сейчас только еду в мастерскую. Там еще повожусь немного. Вряд ли до десяти успею.
— Оу, — разочарованно протянула Надя. — Ну, приезжай позже. Я дождусь.
Вадим вглядывался в боковые зеркала, выбирая момент для маневра. Его молчание создавало напряжение не только в разговоре, но и в салоне тоже. Татьяна, затаив дыхание, ждала его ответа.
— Я купила новое белье. Ты должен увидеть. И суши заказала. Будет вкусно.
Девушка замурлыкала. Татьяне хотелось хорошенько треснуть по ее утиным губам, которые она представляла невероятно вздутыми и размазанными по лицу, как после неудачной пластической операции. Но еще больше ей захотелось ударить по довольной роже парня, который расплылся в ухмылке.
— Вкусно говоришь? Ну, тогда жди.
Надя возликовала. Татьяна закатила глаза.
— Пока ты в
