— Нет, — перебил он ее, — это правда.
— Китай! — воскликнула она. — Но ведь через шесть месяцев тебя должны перевести отсюда, мы смогли бы уехать из этой несчастной отвратительной парилки. Мы смогли бы поехать домой!..
Дэмон растерянно переменил положение ног.
— Что ж… ты можешь поехать в Штаты, если хочешь.
— О, не говори так! — воскликнула Томми. — Это пошло и омерзительно… — Она только что вернулась из поездки на остров Квиапо, куда ездила за покупками, и ее тонкая мокрая от пота блузка облепила плечи и грудь. — Ты сам захотел туда? — резко спросила она.
— Нет. Он попросил меня. Меткаф.
— Этот идиот…
— Он совсем не идиот.
Томми саркастически засмеялась:
— О нет, нет, конечно же, не идиот! Он такая же непонятая
Добродетель, как и ты.
— Томми, послушай…
— Ты согласился. Ты сказал ему, что поедешь. — Дэмон кивнул утвердительно. — Просто взял да и согласился, нисколько не подумав ни обо мне, ни о детях, ни о чем-либо другом… Китай, — прошептала она сквозь зубы. — Как будто тебе недостаточно этих проклятых Филиппин… А как же теперь с Донни?
— Донни?
— Да, Донни. Мы уже достаточно говорили об этом. Или ты только делал вид, что слушал? Ведь эта школа в Багио — сплошной фарс, она не подготовит его для колледжа. Ему необходимо год, а то и два поучиться в приличной частной школе там, в Штатах, и тебе это известно нисколько не меньше, чем мне…
— Ну что ж, ты можешь взять его в Штаты…
— Это возмутительно! — Она уперла руки в бока и резко повернулась к нему. — Все это происходит просто потому, что тебе хочется поехать туда, ты жаждешь новых приключений. Скажешь, нет? Скажешь, это неправда?
— Нет, — после секундного раздумья ответил он. — Конечно же нет. Пойми, Томми, это делается вовсе не для развлечения…
Однако секундное раздумье сделало свое дело. В глазах Томми вспыхнули гневные искорки. Наклонив голову, она с угрожающим видом подошла к нему, потная, мрачная, некрасивая. На какой-то момент Дэмон подумал, что она потеряла всякий рассудок, что она больна и во всем виновата эта проклятая жара…
— У вас есть теперь новая песенка, — сказала она напряженным дрожащим голосом. — Новая песня, ты знаешь ее? Она называется: «А как насчет меня?» Да, да, меня. Тебе, может быть, доставляет особое удовольствие беззаботно таскаться по разным китайским пагодам и храмам, пока я торчу здесь, на этом раскаленном, как для выпечки хлеба, острове. Так нет же! — громко воскликнула она. — Нет! Довольно! Хватит с меня…
— Дорогая, — попытался остановить ее Дэмон, — там Жозефина, она все слышит…
— Отлично! Пусть слышит! Пусть послушает, как офицер американской армии собирается провести свой отпуск…
— Это вовсе не от… — начал было Дэмон, но Томми закричала еще громче:
— …Бесцельно таскаться по этой несчастной, вонючей стране, в то время как все остальные, все эти безмозглые тупицы — ловкие и пронырливые тупицы, я имею в виду, — продолжают выходить в люди!.. Нет! — воскликнула она полным отчаяния и гнева голосом. — Довольно с меня! Этому глупому, сознательному безумию надо положить конец! Я больше не вынесу этого!
— Дело в том, Томми, что это вовсе не увеселительная прогулка, — начал Дэмон, взяв ее за плечи и ритмично встряхивая в такт своим словам. — Ничего подобного я от этой поездки не ожидаю. Фактически я направляюсь туда, где до этого вряд ли кто-нибудь бывал… Еду потому, что предстоящая работа, возможно, окажется самой важной во всей моей жизни… потому, что кто-то должен выполнить эту работу, и я льщу себя надеждой, что выполню ее лучше, чем кто-либо другой. Успокойся, возьми себя в руки, Томми.
Томми резко вскинула голову и посмотрела на него расширенными от страха глазами.
— Куда же ты едешь, Сэм? — спросила она с тревогой.
— На север. В Шаньси.
— Но… там же красные! Головорезы и бандиты, толпа грабителей… Джо Каллен сказал, что они безжалостно погубили целый…
— Джо Каллен никогда не бывал севернее Ханькоу больше чем за милю.
— Они убьют тебя! — глухо воскликнула Томми. — Убьют только для того, чтобы воспользоваться твоей одеждой и документами…
— Может быть… Но я сомневаюсь в этом.
Несколько секунд Томми смотрела на него молча, затем подняла руку и уронила ее с бессильным отчаянием.
— О, Сэм! Я не вынесу этого! Не вынесу…
— Томми, послушай…
— Нет!
— Послушай меня, Томми…
— Нет, нет, это чудовищно! Почему ты позволяешь им так издеваться над собой? — Она вырвалась из рук Дэмона и бросилась в спальню.
Опустив руки, Дэмон проводил ее печальным взглядом. Из кухни доносился дробный стук ножа по деревянной доске: напевая песенку, Жозефина нарезала что-то для задуманного ею блюда.
Позднее Томми как будто успокоилась. Внешне по крайней мере. На Кавите, куда провожать Дэмона приехали супруги Меткаф и немногие другие сослуживцы, Томми выглядела веселой и беспечной — такой, какой и следует быть в подобных случаях жене военного человека. Однако более печальной улыбки, чем та, которая была на ее лице, когда Дэмон, поцеловав ее, начал спускаться по трапу на клипер, он никогда не видел. В самом деле, не эгоистично ли он поступает? Не является ли это предательством по отношению к ней и детям? Дэмон так не думал. Но он чувствовал, чувствовал с неприятным замиранием сердца, что отношения между ним и Томми никогда уже не будут прежними. На дорогу ушло много недель. Бывали моменты, когда Дэмон начинал сомневаться, доберется ли он вообще до места назначения. Китай пришлось пересекать, то и дело уклоняясь на запад или восток, в обход продвигавшихся японских частей. Он чуть не погиб при крушении поезда, шедшего в Цзиньцзяп; полуразвалившийся, переполненный беженцами и опасно накренившийся пароходик доставил его в Хуайни; он вошел в долю с каким-то торговцем из Персии и свободно промышлявшим летчиком из Аштабьюли, штат Огайо, и они наняли допотопный, со снесенной крышей «чандлер». Водитель машины, маленький нервозный китаец, назвавший себя корреспондентом нанкинской газеты, но похожий скорее на дезертира, во-первых, совершенно не разбирался в устройстве машины, а во-вторых, был очень близоруким. В Гуйчжоу Дэмон воспользовался попутной двуколкой, потом ехал на тупоголовом и упрямом пони, который без всякой видимой причины вдруг начинал взбрыкивать как козел. Под конец Дэмону пришлось мною пройти пешком. У него возникло странное ощущение: как будто окружающий мир опускался в прошедшее время, как будто люди неумолимо скользили вниз по цепи многострадального механического прогресса, возвращались ко всему самому элементарному. Когда Дэмон в компании с проводником и двумя студентами из Ханькоу добрался наконец до Люсина и увидел вышедшего ему навстречу человека в синей форме рядового солдата, он подумал: это очень кстати, что он пришел пешком, а не приехал на чем-нибудь, ибо пехотинец есть пехотинец…
В комнате-пещере стояла теперь тишина. Линь Цзохань сидел на развалившейся, негреющей лежанке и, слегка покачиваясь взад и вперед, мурлыкая что-то себе под нос, внимательно рассматривал карту. Встретившись взглядом с Дэмоном, он улыбнулся.
— Ну что ж, посмотрим, — на чистейшем французском произнес он. — Каково ваше мнение о моем плане боя, Цань Цзань?
Дэмон встал, подошел к Линю, сел рядом с ним, и они несколько минут тихо разговаривали. Да, он правильно понял замысел: цель боя — захватить медикаменты и медицинское оборудование, которое японцы получили несколько дней назад. Набеговая операция. Дэмон показал на дефиле в двух или трех ли южнее Удая.
— А почему бы не устроить засаду японской колонне здесь? — спросил он.
Линь улыбнулся:
— О нет, их слишком мною.
— Но, — возразил Дэмон, тщательно подбирая слова, — уничтожение сил противника на поле боя — это самый верный путь к победе в войне.
— Клаузевиц, — сказал Линь, и его брови метнулись вверх и вниз. — Да, это один из путей, очень хороший путь. Я бы хотел, чтобы мы могли воспользоваться им. Однако в этом конкретном случае гораздо важнее заполучать медикаменты. Вы не представляете, как сильно мы нуждаемся в них.
Дэмон ничего не сказал в ответ; продвигаясь в течение шести недель через лагеря и временные госпитали, через разрушенные деревни и города, он получил хорошее представление об этой нужде. Он еще раз показал на карту.
— А что, если японская колонна прибудет раньше, чем вы рассчитываете?
— Тогда рейд будет отменен.
— А что, если гарнизон в Удае окажется большим, чем вы думаете?
— Это тоже маловероятно.
— Ну, а если сообщивший вам это крестьянин ошибся? Линь пожал плечами.
— К нам пришел бы кто-нибудь еще и принес бы другое донесение. Но никто не пришел. — Он помолчал немного. — Народ — это наши глаза и уши, Цань Цзань. Эта наша разведка, наши интенданты, наша служба связи, медицинская служба. А в некоторых случаях народ становится даже нашей мобильной резервной силой.
