Он направил октироновый посох в сторону наполовину ушедшего в грязь яйца. Из кончика посоха вылетела октариновая молния и, ударив в яйцо, заставила его взорваться дождем искр, оставивших после себя синее и пурпурное свечение.
На мгновение воцарилась тишина. Дюжина волшебников выжидающе рассматривала яйцо.
Налетевший ветерок совершенно нетаинственно встряхнул ивы.
И больше ничего.
— Э-э… — подал голос Лузган. Вот тогда земля содрогнулась в первый раз. С деревьев упали несколько листьев, и вдали, перепугавшись, сорвалась с поверхности воды какая-то птица. Звук начался с низкого стона, который скорее ощущался, чем слышался, словно ноги у всех внезапно превратились в уши. Деревья задрожали, их примеру последовала парочка волшебников.
Грязь вокруг яйца запузырилась.
И взорвалась.
Земля сползла с него, словно лимонная кожура. Капли дымящейся грязи окропили волшебников, бросившихся искать укрытия под деревьями. Только Койн, Лузган и Кардинг остались наблюдать за тем, как на лугу поднимается сверкающее белое здание, с которого сыплются трава и комки земли. Позади рвались в небо другие башни; сквозь воздух прорастали контрфорсы, объединяя всё в одно целое.
Лузган заскулил, почувствовав, как почва уплывает из-под ног и заменяется плитками с серебряной искрой. Этот пол неумолимо устремился вверх, заставив казначея покачнуться, и вознёс всю троицу высоко над деревьями.
Крыши Университета промелькнули и остались далеко внизу. Анк-Морпорк раскинулся у них под ногами, как карта; река была пленённой змеей, а равнины — туманным, смазанным пятном. У Лузгана заложило уши, но подъём продолжался — всё выше и выше, в облака.
Наконец, промокшие и замёрзшие, они вырвались под обжигающие лучи солнца. Вокруг во всех направлениях простирался облачный покров. Рядом поднимались другие башни, ослепительно сверкающие в резком свете дня.
Кардинг неуклюже опустился на колени, осторожно потрогал пол и подал Лузгану знак сделать то же самое.
Лузган прикоснулся к поверхности, которая была куда более гладкой, чем камень. На ощупь она походила на тёплый лёд, а с виду — на слоновую кость. Она не была абсолютно прозрачной, но создавалось впечатление, что ей хотелось бы таковой стать.
У Лузгана возникло отчетливое ощущение, что если он закроет глаза, то пол под ним вообще пропадет.
Его взгляд встретился со взглядом Кардинга.
— Не смотри на, гм, меня, — буркнул он. — Я тоже не знаю, что это такое.
Оба волшебника взглянули на Койна.
— Это магия, — пояснил мальчик.
— Да, господин, но из чего это сделано? — спросил Кардинг.
— Из магии. Из сырой магии. Затвердевшей. Свернувшейся. Обновляющейся с каждой секундой. Для постройки нового дома лучше материала не найдёшь.
Посох полыхнул огнём, рассеивая облака. Внизу появился Плоский мир, и отсюда, сверху, можно было увидеть, что он действительно представляет собой диск, приколотый к небесам при помощи стоящей в его центре горы Кори Челести, на которой обитают боги. Волшебники узрели Круглое море, которое было настолько близко, что в него, наверное, можно было нырнуть прямо отсюда; заметили громадный, сплюснутый континент Клатч. Краепад, окружающий Край света, казался сверкающей дугой.
— Он слишком большой, — пробормотал Лузган себе под нос.
Мир, в котором жил казначей, простирался ненамного дальше ворот университета, и Лузган никогда не жаловался на его размеры. В таком мирке человек может чувствовать себя уютно. А вот где он точно не может чувствовать себя уютно, так это стоя в воздухе на высоте полумили от земли на чём-то, чего, некоторым фундаментальным образом, просто не существует.
Эта мысль повергла его в шок. Он был волшебником, и он беспокоился насчет магии.
Осторожно, бочком, он придвинулся к Кардингу.
— Это не совсем то, чего я ожидал, — заметил старый волшебник.
— Гм?
— Отсюда, сверху, он кажется гораздо меньше…
— Ну, не знаю. Послушай, я должен сказать тебе…
— Посмотри-ка на Овцепики. Такое впечатление, можно протянуть руку и коснуться их. Они разглядывали отделённую от них двумя сотнями лиг величественную горную гряду, сверкающую, белую и холодную. Ходили слухи, что если путешествовать в сторону Пупа через потаенные долины Овцепиков, то в промерзших землях под самой Кори Челести можно обнаружить тайное царство Ледяных Великанов, которые были заточены там после последней великой битвы с богами. В те дни горы были островками в огромном море льда, и лёд до сих пор правил в Овцепиках.
— Что ты сказал, Кардинг? — улыбнулся сияющей золотом улыбкой Койн.
— Воздух здесь очень чистый, господин. И горы кажутся такими близкими, маленькими. Я сказал, что почти могу дотронуться до них.
Койн махнул ему, приказывая молчать, и, вытянув худенькую руку, традиционным жестом закатал рукав, показывая, что никаких фокусов здесь нет. Сделав ладонью зачерпывающее движение, он повернулся к волшебникам, сжимая в пальцах то, что несомненно было пригоршней снега.
Двое волшебников в потрясенном молчании смотрели, как снег тает и капает на пол.
Койн расхохотался.
— Вам так трудно в это поверить? — спросил он. — Хотите, я достану вам жемчужин с краевого побережья Крулла или из песков Великого Нефа? Было ваше старое волшебство хотя бы вполовину таким же могущественным?
Лузгану показалось, что в голосе мальчика зазвучали металлические нотки. Койн напряженно всматривался в их лица.
Наконец Кардинг вздохнул и вполне спокойно ответил:
— Нет. Всю свою жизнь я искал магию, а нашёл лишь разноцветные огни, простенькие фокусы и старые, высохшие книги. Волшебство ничего не сделало для мира.
— А если я скажу тебе, что собираюсь распустить ордена и закрыть Университет? Хотя, разумеется, мои старшие советники займут подобающее положение.
Костяшки пальцев Кардинга побелели, но он лишь пожал плечами.
— Тут мало что можно сказать, — отозвался старый волшебник. — Какой толк от свечи в полдень?
Койн повернулся к Лузгану. Посох тоже. Филигранные резные узоры холодно смотрели на казначея. Один из них, у самого набалдашника, неприятно смахивал на глаз.
— Что-то ты молчалив, Лузган. Или ты со мной не согласен?
«Нет. В этом мире однажды уже жило чудовство, и Диск поменял его на волшебство. Волшебство — магия для людей, а не для богов. Чудовство — не для нас. С ним что-то не так, и мы забыли, что именно. Мне нравилось волшебство. Оно не переворачивало мир вверх дном. Оно ему соответствовало. Было правильным. Волшебник — вот кем я хотел бы быть». Он посмотрел себе под ноги и прошептал:
— Согласен.
— Вот и ладненько, — удовлетворенно кивнул Койн и, подойдя к краю башни, взглянул на расстеленную далеко внизу карту улиц Анк-Морпорка.
Башня Искусства поднималась едва на десятую долю этого расстояния.
— Думаю, — произнёс он, — церемонию мы проведём на следующей неделе, в полнолуние.
— Э-э. Полнолуние случится только через три недели, — подсказал Кардинг.
— На следующей неделе, — повторил Койн. — Если я говорю, что луна будет полной, значит, так тому и быть.
Он какое-то мгновение продолжал смотреть на здания модели Университета, а затем ткнул вниз пальцем.
— Что это?
Кардинг вытянул шею.
— Э-э. Библиотека. Да. Это библиотека. Э-э.
Наступила давящая тишина. Кардинг почувствовал, что от него ждут продолжения. Что угодно, только не эта тишина…
— Ну, знаешь, мы храним там книги. Девяносто тысяч томов, если не ошибаюсь. А, Лузган?
— Что? О-о. Да. Около девяноста тысяч.
Койн оперся на посох и устремил взгляд на библиотеку.
— Сожгите их, — приказал он. — Все до единого.
Полночь важно шагала по коридорам Незримого Университета, а Лузган с гораздо меньшей самоуверенностью осторожно крался к бесстрастным дверям библиотеки. Он постучал, и этот стук отдался в пустом здании настолько громким эхом, что волшебнику пришлось прислониться к стене и подождать, пока его сердце немного успокоится.
Через какое-то время он услышал, будто кто-то двигает тяжелую мебель.
— У-ук?
— Это я.
— У-ук?
— Лузган.
— У-ук.
— Послушай, ты должен выйти! Он собирается сжечь библиотеку!
Ответа не было.
Лузган, обмякнув, упал на колени.
— И он это сделает, — прошептал он. — Может быть, заставит сделать меня, это всё его посох, он, гм, знает всё, что тут происходит, знает, что я об этом знаю… Пожалуйста, помоги мне…
— У-ук?
— Прошлой ночью я заглянул к нему в комнату… Посох… посох светился, стоял посреди комнаты, как маяк, а мальчишка лежал на кровати и плакал. Я чувствовал, как этот посох проникает в его мозг, учит, нашёптывает ему ужасные вещи, а потом он заметил меня, ты должен мне помочь, ты единственный, кто не поддался…