— Я не понимаю… — начала я. Талейран поднял брови.
— Как, Ваше высочество не понимает?
— У меня так давно никто не бывает… Просите герцога Отрантского.
Казалось, Фуше был удивлен, встретив у меня Талейрана. Его ноздри задрожали, но он произнес сладеньким голосом:
— Я в восторге, что Ваше высочество не одни. Я боялся, что вы скучаете в одиночестве.
— Я была очень одинока до настоящего времени, — ответила я, садясь на софу под портретом Первого консула. Гости сели напротив. Иветт принесла чай.
— Что нового? — спросила я. — Победы нашей армии мне известны. После взятия Смоленска колокола почти не перестают звонить.
— Да, Смоленск, — задумчиво сказал Талейран, не переставая рассматривать портрет молодого Наполеона. — Колокола начнут звонить через полчаса, Ваше высочество.
— Что-нибудь новое, экселенц? — вскричал Фуше, делая большие глаза.
Талейран улыбнулся.
— Вас это удивляет? Разве император не поднял против царя самую большую армию в мире? Колокола скоро опять будут звонить. Вас это не пугает, Ваше высочество?
— Нет, конечно. Наоборот. Разве я не… — я остановилась. «Не француженка», — хотела я сказать. Но я действительно уже давно не француженка. И мой муж заключил дружеский союз с Россией.
— Вы верите в победу императора, Ваше высочество? — спросил Талейран.
— Вы прекрасно знаете, что император не терпел поражений пока, — ответила я.
Наступило молчание. Фуше смотрел на меня, а Талейран смаковал чай маленькими глотками.
— Царь выехал из Петербурга, чтобы посоветоваться кое с кем, — заметил он, ставя пустую чашку. Я сделала знак Иветт налить еще.
— Царь просит перемирия? — сказала я со скукой. Талейран улыбнулся.
— Этого ожидал император после взятия Смоленска. Но курьер, прибывший в Париж всего час тому назад, сообщил нам о победе под Бородино, и в сообщении нет ни слова о перемирии. А эта победа открывает путь на Москву.
Они приехали, чтобы рассказать мне это? Победы, победы, многие годы только победы…
Я расскажу Мари, что Пьер скоро будет маршировать по улицам Москвы.
— Это будет означать конец кампании. Возьмите пирожное, экселенц.
— Получали ли вы, Ваше высочество, в последнее время известия от Его королевского высочества, наследного принца? — спросил Фуше.
Я засмеялась.
— Вы действительно не проверяете теперь мою корреспонденцию? Ваши осведомители могли сообщить вам, что Жан-Батист не писал мне уже две недели. Но я получаю письма от Оскара. Он здоров… — Я замолчала. Моим гостям не интересно, как живет мой сын.
— Наследный принц также выехал из Стокгольма, — сказал Фуше, не спуская с меня глаз.
Путешествует? Выехал?
Я с удивлением смотрела на своих гостей. Розен тоже замер с полуоткрытым от удивления ртом.
— Его высочество в Або, — сообщил Фуше. Розен вздрогнул. Я посмотрела на него.
— Або? Где это Або?
— В Финляндии, Ваше высочество, — ответил Розен. Его голос звучал глухо. Опять в Финляндии!..
— Но ведь Финляндия занята русскими, не правда ли?
Талейран пил вторую чашку чая.
— Царь просил наследного принца Швеции встретиться с ним в Або, — сказал Фуше с видимым удовольствием.
— Повторите мне и помедленнее, — попросила я.
— Царь просил наследного принца Швеции встретиться с ним в Або, — повторил Фуше, с триумфальным видом глядя на Талейрана.
— А что хочет царь от Жана-Батиста?
— Совета, — скучным голосом сказал Талейран. — Бывший маршал, знающий тактику императора, разве не может быть лучшим советником в данной ситуации?
— Не благодаря ли этим советам царь не посылает парламентеров к императору, а позволяет нашей армии продвигаться все дальше в глубь своей страны? — сказал Фуше без выражения.
Талейран взглянул на часы.
— Скоро зазвонят колокола, оповещая о нашей победе под Бородино. Через несколько дней наши войска войдут в Москву.
— Он обещал ему Финляндию? — спросил граф Розен с заметным волнением.
— Кто должен обещать Финляндию и кому? — удивленно спросил Фуше.
— Финляндию? Почему вы так думаете, граф? — спросил Талейран.
Я постаралась объяснить.
— Шведы надеются, что Финляндия им будет возвращена. Финляндия занимает большое место в сердце шведов. Я хочу сказать — в сердцах моих соотечественников.
— И вашего дорогого супруга, Ваше высочество? — спросил Талейран.
— Жан-Батист думает, что царь не откажется от Финляндии. Вместо этого он очень надеется на объединение Швеции и Норвегии.
Талейран качнул головой.
— Мой доверенный человек сообщает, что царь обещал наследному принцу Швеции поддержать это объединение. Конечно, после окончания кампании.
— Но ведь война окончится, как только император войдет в Москву? — спросила я.
Талейран пожал плечами.
— Я не в курсе тех советов, какие дал ваш супруг русскому царю.
Опять молчание.
Фуше взял пирожное и стал есть его с видимым удовольствием.
— И однако, советы, которые Его королевское высочество мог дать царю… — начал граф Розен. Фуше поморщился.
— Французская армия входит в города, сожженные отступающими жителями. Французская армия не находит там ничего, кроме развалин и пожарищ. Французская армия идет от победы к победе и голодает. Император не в состоянии подвозить столько пищи из арьергарда. Кроме того, постоянные атаки с флангов. Атакуют казаки, которые не принимают боя и сразу отходят. Но император надеется привести в порядок войска уже в Москве. Там наши войска будут расквартированы на зиму. Москва — богатый город и сможет прокормить наши войска. Вы видите, что все надежды на то, что мы займем Москву.
— Разве кто-нибудь в этом сомневается? — спросил граф Розен.
— Его сиятельство, граф Беневентский, сказал, что колокола известят нас о победе под Бородино. Дорога на Москву свободна. Император будет в Кремле послезавтра, мой дорогой граф, — объяснил Фуше.
Мучительная тоска сжала мне горло. Потерянно посмотрела я вокруг.
— Прошу вас, скажите мне откровенно, господа, о причине вашего визита.
— Я уже давно собирался навестить вас, Ваше высочество, — сказал Фуше. — Но когда я понял выдающуюся роль вашего супруга в этой битве народов, я почувствовал настоятельную необходимость засвидетельствовать Вашему высочеству мою глубокую симпатию. Симпатию, которую я питаю уже много лет.
Да… наполеоновский министр полиции уже много лет шпионит за нами.
— Я вас не понимаю, — сказала я, глядя на Талейрана.
— Неужели действительно так трудно понять мысли бывшего профессора математики, Ваше высочество? — спросил Талейран. — Войны — это математические действия. В войнах всегда есть свой икс. И в этой войне тоже. А после встречи с царем не стало икса. Икс — это шведский принц, мадам.
