— Если тебе это так нужно, я приеду.
Она наморщила лоб.
— Вот опять у меня ужасная головная боль. О, прошу тебя, приезжай! Жозеф говорит, что Швеция еще нейтральна. Будут также императрица и весь дипломатический корпус.
— Я возьму с собой графа Розена, моего адъютанта-шведа, — сказала я.
— Твоего… а, да, конечно, твоего адъютанта! Возьми его с собой. У нас будет мало мужчин. Ведь почти все мужчины в армии!
Уходя, она остановилась на мгновение перед портретом Наполеона.
— Да, когда-то он был таким. С длинными волосами, худой, а сейчас…
— Сейчас он пополнел.
— Нет, ты только вообрази: он входит в Москву! Наполеон в Кремле! Когда об этом говорят, у меня просто кружится голова.
— Не надо так волноваться, Жюли. Тебе лучше лечь. Ты кажешься такой усталой.
— Не знаю, как пройдет праздник. Я так волнуюсь!
Позор семьи… Я вспомнила маму. Вероятно, все будет хорошо на этом празднике. Мама всегда волновалась перед приемом гостей. Только когда не имеешь родителей, становишься по-настоящему взрослой. Начинаешь чувствовать одиночество и чувствуешь себя взрослой.
Высокие канделябры Елисейского дворца заливали светом все залы. Я чувствовала, что за моей спиной шепчутся, и видела, как поворачиваются головы мне вслед. Но моя спина была надежно прикрыта высокой фигурой графа Розена, и косые взгляды, бросаемые мне вслед, меня не достигали. Потом заиграли «Марсельезу».
При входе императрицы я присела немного меньше, чем другие дамы. Я — член царствующей королевской семьи. Мари-Луиза в розовом, всегда в розовом, остановилась передо мной.
— Я узнала, что в Стокгольм прибыл новый посол Австрии, мадам. Граф Нейперг. Он был вам представлен?
— Вероятно, он прибыл уже после моего отъезда, Ваше величество, — ответила я, пытаясь прочесть что-нибудь на ее кукольном лице.
После рождения сына Мари-Луиза еще потолстела. Она стягивает свой корсет насколько возможно, так что на лбу выступают капельки пота.
— Я танцевала с графом Нейпергом на своем первом придворном балу.
Ее улыбка потеплела. Она вспомнила юность.
— Это был мой первый и последний придворный бал в Вене. Я вышла замуж очень скоро.
Я не знала, что отвечать. Она думала о чем-то своем и вызывала у меня жалость. С тех пор, как она начала понимать что-то, она слышала о Наполеоне как о выскочке, тиране, враге своей родины. Потом ее насильно выдали за него замуж.
— Представьте, — сказала она задумчиво, — у графа один глаз. На другом он носит черную повязку. И все-таки… и все-таки я сохраню приятное воспоминание о графе Нейперге. Мы танцевали вальс…
Она отошла от меня.
В полночь «Марсельеза» звучала вновь. Жозеф подошел к императрице и поднял бокал шампанского.
— Пятнадцатого сентября его величество вошел в Москву во главе самой победоносной армии всех времен. Он расположился в Кремле. Наша победоносная армия получит зимние квартиры в Москве, столице нашего поверженного врага. Да здравствует император!
Я выпила вино. Глоток за глотком. Ко мне подошел Талейран.
— Вас заставили появиться здесь? — сказал он, бросая взгляд на Жозефа.
Я пожала плечами.
— Мое присутствие или отсутствие ничего не значит. Я не разбираюсь в политике.
— Удивительно, что судьба избрала вас именно для того, чтобы вы играли столь значительную роль, Ваше высочество…
— Что вы хотите сказать? — растерянно спросила я.
— Быть может, мне представится возможность однажды обратиться к вам с чрезвычайно важной просьбой, Ваше высочество. Быть может, вы даже удовлетворите ее. Я буду обращаться к вам от имени народа Франции.
— О чем вы говорите?
— Я очень надежный человек, Ваше высочество. Простите, я не хотел вас пугать. Я верный человек. Я верен Франции, нашей Франции, Ваше высочество.
Он сделал большой глоток шампанского.
— Я напомнил намедни Вашему высочеству, что император уже не воюет против икса. Теперь икс стал известен, и он старый недруг императора. Вы припоминаете? Сегодня мы празднуем взятие императором Москвы. Огромная армия будет расквартирована на зиму в столице России. Может быть, вы думаете, что это неожиданность для нашего старого знакомого, Ваше высочество?
Моя рука невольно сжала бокал. Шампанское слегка выплеснулось на пол.
— Моему брату, вероятно, удобно в Кремле. Говорят, что дворец роскошно меблирован, — сказал кто-то рядом с нами. Жозеф! Король Жозеф! — Только гений моего брата мог так быстро провести эту кампанию. Теперь наши войска будут зимовать в Москве.
Но Талейран медленно покачал головой.
— Я не могу, к сожалению, разделить мнение Вашего величества. Полчаса назад прибыл курьер. Москва уже пятнадцать дней в пламени. Кремль тоже горит.
Издалека донеслась мелодия вальса. Пламя свечей слегка дрожало. Лицо Жозефа казалось маской, бледность при свете свечей была просто зеленоватой, глаза округлились, губы задрожали. Талейран, очень спокойный, смотрел на него, слегка прищурив глаза. Он был так спокоен, точно услышал эту потрясающую новость уже давно и успел привыкнуть к ней.
Москва горит! Москва горит уже пятнадцать дней!
— Как могло случиться, что Москва загорелась? Почему начались пожары? — спросил Жозеф дрожащим голосом.
— Это работа поджигателей, конечно. Огонь возник сразу во многих частях города. Наши войска заняты тушением пожаров. Как только в одном месте огонь ликвидирован, сразу возникает пожар в другом месте. Население, которого осталось в городе очень немного, безусловно, страдает от пожаров.
— А наши войска, экселенц?
— Им придется с боями идти назад.
— Но император при мне говорил, что ни в коем случае не будет возвращаться русскими степями во время зимы. Император рассчитывает расположить наши войска в Москве на зиму, — сказал Жозеф уже не таким уверенным тоном.
— Я передаю только то, что сообщил курьер. Император не сможет расквартировать войска на зиму в Москве, так как Москва объята огнем.
Говоря это, Талейран поднял свой бокал.
— Не подавайте вида, что вы знаете об этом, Ваше величество. Император не желает, чтобы это стало достоянием гласности. За здоровье императора!
— За здоровье императора, — повторил Жозеф глухим голосом.
— Ваше высочество! — Он вновь поднял свой бокал. Но я еле держалась на ногах. Я видела императрицу, танцующей вальс с одним из послов. Раз, два, три… раз, два, три… Жозеф кружевным платком вытер капельки пота, проступившие на лбу.
— Прощайте, Жозеф. Передайте Жюли мои добрые пожелания. Спокойной ночи, экселенц, — прошептала я.
Хотя праздник не полагалось покидать, пока не уедет императрица, я послала к черту этикет. Я была разбита, я была потрясена! Нет, нет, я просто слишком хорошо поняла все!
