3. Видишь ли сердце сокрушенное? Видишь ли душу смиренную? Видишь ли, как и сами падения святых славны? Как прекрасные тела и в болезни своей показывают нам много следов благообразия, так и души святых в самих падениях носят знаки своей добродетели. Притом Давид был обличаем пророком среди царского дворца, в присутствии многих; а этот получил обличение внутри святилища без свидетелей, и однако не перенес обличения. Что же? Остался без исцеления? Нет, по человеколюбию Божию; но как о бесноватом, когда ученики не могли изгнать из него беса, Христос сказал: приведите его ко Мне сюда (Мф.17:17), так и здесь, когда священник не мог отгнать болезнь, худшую всякого беса, т.е. грех, то наконец сам Бог принимается за больного. И что Он делает? Поражает его проказою на челе. И когда разгневался он на священников, говорит Писание, проказа явилась на челе его, пред лицем священников, в доме Господнем, у алтаря кадильного (2Пар.26:19), и он вышел, подобно тому, как отводимые на смерть имеют на устах веревку, знак осуждения, так и он, имея знак бесчестия на челе; но не палачи влекли его, а сама проказа вместо палачей толкала его в голову. Он вошел, чтобы присвоить священство, но потерял и царство; вошел, чтобы сделаться более почтенным, но сделался презреннейшим; как нечистый, он стал ниже всякого простолюдина. Таково зло – не оставаться в пределах, назначенных нам Богом, как в отношении к чести, так и в отношении к знанию. Не видишь ли ты, как это море бывает непреодолимо во время бури, какими оно поднимается волнами? Но, поднявшись до великой высоты и стремясь с великою яростью, когда оно достигнет предела, назначенного ему Богом, то, обратив волны в пену, принимает опять свой прежний вид. Между тем, что может быть слабее песка? Впрочем не песок полагает ему препятствие, а страх пред Тем, Кто назначил ему пределы. Если же тебя не вразумляет этот пример, то пусть научит тебя событие с Озиею, теперь изложенное нами.
Но так как мы уже видели гнев Божий и достойное воздаяние, то теперь покажем и человеколюбие и великое снисхождение Его. Нужно говорить не только о гневе, но и о благости Божией, чтобы не привести слушателей ни в отчаяние, ни в беспечность. Так и Павел поступает, употребляя в увещании и то и другое: видишь благость и строгость Божию (Рим.11:22), говорит он, чтобы и страхом и благими надеждами восстановить падшего. Видишь ли строгость Божию? Посмотри и на благость Его. Как же можем мы увидеть эту благость? Если узнаем, чего достоин был Озия. Чего же он был достоин? Как только он вошел в священный притвор с таким бесстыдством, то стал достоин тысячи молний и крайнего наказания и мучения. Если прежде дерзнувшие на тоже, сообщники Дафана, Корея и Авирона, подверглись такому наказанию, то гораздо больше должен был подвергнуться такому же наказанию он, не вразумившийся и их несчастием. Но Бог не сделал этого, а наперед чрез священника предложил ему увещание, исполненное великой снисходительности, и как Христос заповедал делать людям, когда они согрешают друг против друга, так Бог поступил и с этим человеком. Если же, говорит он, согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним (Мф.18:15). Так обличил Бог и этого царя. Христос продолжает: если же не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь (ст. 16, 17). Но Бог, по своему человеколюбию превышая собственные законы, и тогда не поразил его, не отверг его, ослушавшегося и вознегодовавшего, но опять обратился к нему и научил таким способом, который служил более к исправлению, нежели к наказанию. Он не послал молний свыше, не сжег бесстыдной головы, а только вразумил проказою. Так было с Озиею; но я прибавлю еще одно только и окончу слово. Что же именно? То, о чем мы спрашивали выше, в начале: почему, тогда как во внешних делах и в пророчествах все обыкновенно означают время жизни царей, здесь пророк, опустив это, упомянул о времени смерти Озии, говоря так: в год смерти царя Озии? Тогда как можно было означить время царствовавшего тогда государя, как было в обыкновении у всех пророков, он не сделал этого. Почему же не сделал? Был древний закон – изгонять прокаженного из города, чтобы и живущие в городе сделались лучшими, и сам он не был предметом шуток и посмеяния для желающих оскорблять его, но чтобы, оставаясь вне города, он имел уединение завесою несчастья. Тому же должен был подвергнуться и этот царь после проказы; но он не подвергся, так как жители города боялись его по причине власти его, а жил тайно в своем доме. Это прогневало Бога и прекратило пророчества, как случилось и при Илии: слово Господне было редко в те дни, видения были не часты (1Цар.3:1). Но ты посмотри и здесь на человеколюбие Божие. Он не разрушил города и не погубил жителей, но как друзья поступают с равными им, оставаясь в молчании, когда имеют право укорять их в чем-нибудь, так и Бог поступил с народом, который достоин был большего наказания и мучения. Я, говорит Он, изгнал его из святилища, а вы не изгнали его из города; Я, связав его проказою, сделал его частным человеком, а вы и тогда не ободрились, но осужденного Мною не решились выгнать из города. Какой царь мог бы спокойно перенесть это, и не разрушил бы города до основания, видя, что тот, кому повелено переселиться за пределы, остается в городе? Но Бог не сделал этого, потому что Он – Бог, а не человек. Когда же царь умер, то с его жизнью Бог прекратил и гнев свой на них, отверз двери пророчества, и оно опять возвратилось к ним. Но ты из этого способа примирения усматривай человеколюбие Божие. Если кто станет исследовать дело по справедливости, то выходит, что ему тогда не следовало примиряться. Почему? Потому, что не их заслугою было изгнание Озии. Не они, взяв, изгнали его, но смерть, наступившая по закону природы, извергла его тогда из города. Но Бог не взыскателен к нам до такой степени, а желает только одного, – как бы примириться с нами. За все это будем благодарить Его и прославлять неизреченно Его человеколюбие, которого да окажемся достойными все мы, благодатию и щедротами Единородного Сына Его, Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА 6
О серафимах
1. Едва только мы переплыли море собеседования об Озии, едва переплыли не вследствие длинноты пути, но вследствие вашей плывущих вместе с нами, любознательности. Так и кормчий, имея спутников любознательных и желающих видеть чужие города, совершает путь не в один день, хотя бы расстояние было только на один день, но принужден бывает употреблять на это больше времени, подплывая к каждой пристани, позволяя заходить в каждый город, чтобы сколько-нибудь удовлетворить желанию плывущих вместе с ним. Тоже сделали и мы, плавая не около островов, показывая не берега, пристани и города, но добродетели мужей праведных и беспечность грешников, бесстыдство царя и дерзновение священника, гнев Божий и человеколюбие Его, из которых то и другое послужило к исправлению. Но так как наконец мы дошли до царского города, то уже не будем медлить, а устроив себя, как намеревающиеся войти в город, таким образом взойдем в горнюю столицу, Иерусалим, матерь всех нас, город свободный, где серафимы, где херувимы, где тысячи архангелов, где тысячи тысяч ангелов, где престол царский. Пусть же не присутствует здесь никто из непосвященных и нечестивых, – потому что мы намереваемся приступить к таинственным повествованиям, – никто из нечистых и недостойных слушать об этом; или лучше – пусть присутствует всякий, и непосвященный и нечестивый, только пусть оставить вне всякую нечистоту и порочность и таким образом входит сюда. Так и того человека, который имел нечистые одежды, отец жениха выгнал из брачного дома и священного чертога не за то, что он имел нечистые одежды, но за то, что вошел, имея их не сказал ему: почему ты не имеешь одежды брачной, но: как ты вошел сюда не в брачной одежде (Мф.22:12)? Ты стоял говорит, на распутиях, прося милостыни, и я не постыдился твоей бедности и не отвратился от твоего презренного состояния, но, избавив тебя от всякого унижения, ввел в священный чертог, удостоил царской вечери и оказал высшую честь тебе, достойному крайнего наказания; а ты и от благодеяний не сделался лучшим, но остался при обычном пороке, обесчестив брак, оскорбив и жениха; отойди же теперь и понеси должное наказание за такую бесчувственность. Так и каждый из нас пусть смотрит, чтобы не услышать таких же слов, и, оставив всякие помыслы, недостойные духовного учения, пусть таким образом участвует в священной трапезе. В год смерти царя Озии, говорит пророк, видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном. Как он видел, я не знаю; о том, что он видел, он сказал; а как видел, о том умолчал; я принимаю сказанное, но не любопытствую знать умолчанное; разумею открытое, но не исследую сокрытого; для того оно и сокрыто. Объяснение Писаний есть золотая ткань, основа ее – золото, нить ее – золото; не примешиваю тканей паутинных; знаю слабость моих мыслей. Не передвигай, говорит Премудрый, межи давней, которую провели отцы твои (Притч.22:28). Переставлять пределы не безопасно; и как мы переставим то, что назначил нам Бог? Ты хочешь знать, как пророк видел Бога? Будь и сам пророком. Но как, скажешь, это возможно для меня, имеющего жену и заботящегося о воспитании детей? Возможно, если захочешь, возлюбленный. И этот пророк имел жену и был отцом двоих детей, но ничто такое не было для него препятствием. Подлинно, брак не служит препятствием для шествия к небу. Если бы он был препятствием и жена была бы причиною наших бедствий, то Бог, вначале сотворив ее, не назвал бы ее помощницею. Я хотел сказать, что значит седение Божие. Бог не сидит, потому что это – положение тела, а Божество бестелесно.
