— Глупая ты, Санька! — рассердился Железняк. — Придёт время — полюбишь. А Кирилл не виноват, я в этом глубоко уверен.
— Я тоже. Ты вот что, про разговор наш никому не рассказывай… Глупая я, сама себя понять не могу. Я так тебе завидую! Придёшь сейчас, ляжешь и «Мексиканца» будешь читать. Иди!
Они попрощались. Железняк пошёл домой. Саня и её слова всё время не выходили у него из головы.
Когда он пришёл домой, был уже десятый час и Андрейка с Христиной собирались спать. Только Марина ещё сидела у стола над задачником, в техникуме задавали на дом много. Иван ужинал, а взгляд его невольно тянулся к тоненькой книжечке в твёрдой обложке. Видно, есть в ней что-то необычайное, если она так зачитана, если о ней так говорят.
— Хотите послушать, люди? — спросил он, ложась на диван и беря «Мексиканца».
Такое случалось не часто. Андрейка даже пискнул от радости. И спать можно будет попозже лечь, и интересную книжку послушать.
Сёстры примостились на кровати, Иван на диване, Андрейка в ногах у сестёр.
Молодой мексиканский юноша Ривера вошёл в комнату, взял каждого за сердце, и думать о чем-нибудь другом, кроме его судьбы, стало невозможно. Все они мыли вместе с ним полы и делали это для революции, все выходили вместе с ним на ринг против сильного, как буйвол, Дени, ненавидели судью — подлеца и мошенника, бились до последнего вздоха за победу, облегчённо вздыхали, когда судье ничего другого не оставалось, как поднять вверх победоносный кулак Риверы.
— «Революция могла продолжаться», — прочитал Иван последние слова рассказа и умолк. Ему показалось, что все уснули, такая стояла в комнате тишина. Но он увидел три пары карих, чёрных и голубых глаз, широко открытых и подёрнутых слезами. У него самого что-то царапало в горле, и дышать было трудно.
— И я таким, как Ривера, буду! — крикнул Андрейка.
Марина и Христина промолчали. Они не в силах были выразить свои чувства, но тоже хотели сделать что-то большое, героическое.
— А теперь будем спать, — сказал Иван сдавленным голосом. — Поздно!
Они легли, в комнатах стало темно. И сразу к Ивану пришло другое воспоминание. Ривера и Гурьянов в его представлении стали рядом. Ему неудержимо захотелось быть на них похожим, стать таким, чтобы никто и никогда не мог тебя победить.
— Ты спишь? — неожиданно прозвучал в комнате тихий голос Андрейки.
— Нет, не сплю, — отозвался Иван, — всё о Ривере думаю. Очень хочется быть на него похожим.
— И мне тоже, — тихо сказал Андрейка и неожиданно спросил: — Почему на свете так много подлых людей?
Иван помолчал. Он хорошо знал, что после разоблачения бабки Галчихи и всей шайки Андрейка много думает. Такое потрясение не могло пройти бесследно. После разговора в день возвращения из лагеря Андрейки Иван ни словом не напомнил о происшедшем, как будто намеренно давал брату время обо всём подумать, всё до конца осознать. И вот теперь, кажется, опять приходится вернуться к этому разговору.
— Подлых людей? — переспросил Иван. — О ком ты говоришь?
— О ком? Обо всех. Вот и бабка Галчиха, и Митька Кравчук, и судья, который старался засудить Риверу… Разве их мало? Я сам чуть не стал нечестным человеком… Я ведь вижу, ты мне ничего не говоришь, ты не наказал меня, а мне тогда легче было бы… Вот я и думаю, а может, все люди, которые рядом с нами на свете живут, — подлецы и воры?
— Нет, Андрейка, — твёрдо сказал Иван, — хороших людей на свете куда больше, чем подлых. Ты погляди вокруг себя и увидишь, сколько хороших людей рядом с тобой ходит. Но один подлый человек может столько зла сделать, что и сто друзей не исправят, значит, надо обязательно научиться понимать, где подлый, а где хороший человек.
— А как?
Этот вопрос казался Ивану совершенно ясным и не очень трудным. А когда его задал Андрейка, сразу ответить Иван не смог. Но он знал, ответить надо непременно, иначе ещё труднее будет мальчонке разобраться в своих сложных, уже не детских чувствах.
— Это не лёгкая штука, Андрейка, — медленно начал он, — и готового ответа на такой вопрос никто на свете тебе не даст, а вот кое-что посоветовать тебе я могу. Если встретится человек и ты не знаешь, хороший он или подлый, не спеши решать, потому что тут можно здорово ошибиться, а приглядись хорошенько, главное, спроси надёжных друзей. Один человек ошибается часто, а много людей тоже, бывает, ошибаются, но уже значительно реже… И ещё одно: суди о каждом человеке не по тому, что он говорит, а по тому, что делает. Это самое главное.
Иван произносил эти слова для Андрейки, но совершенно ясно понимал, как важны они и для него самого.
И вся сложность жизни необыкновенно отчётливо предстала перед ним и заставила ещё раз почувствовать ответственность за судьбу и душу младшего брата, который лежит сейчас в темноте с открытыми глазами и размышляет о своей жизни.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Они сидели в гостях у Максима Сергеевича, и перед каждым стояла рюмка водки. На тарелках в прозрачном золотом масле лежали серебристые селёдки. От блюда с рассыпчатой отварной картошкой шёл пар. Рядом розовели кружочки варёной колбасы. Нежно-жёлтое масло лежало в виде искусно сделанного цветка. Зелёные солёные огурцы словно просили, чтобы ими захрустели. Старый Половинка принимал дорогого гостя с Уралмаша, и Любовь Максимовна постаралась, чтобы гость, вернувшись домой, вспомнил добрым словом украинских хозяев.
За столом, кроме хозяина с дочерью, сидели трое: Сергей Комаров — уральский гость, Саша Бакай и Иван Железняк. Ужин только что начался, не было выпито ни одной рюмки, и разговор шёл вяло.
Сергей Комаров был когда-то учеником Половинки, лет пять назад его перевели на Уралмаш, а теперь он приехал вместе с целой бригадой проверять выполнение соцобязательств двух заводов и, конечно, не мог не навестить своего старого учителя. Он был ещё молодой, лет двадцати четырёх, очень солидный и серьёзный, говорил медленно, как будто думая над каждым словом. Значок спортсмена первого разряда виднелся на лацкане его хорошо сшитого пиджака, — Ивану очень любопытно было узнать, каким видом спорта занимается гость, но он не решался спросить об этом.
Разговор шёл о свежих красных помидорах, которые вот теперь, в январе месяце появились в калиновских магазинах. Любовь Максимовна намеренно подала их к столу не нарезанными, а целыми, — от тарелки с помидорами трудно было оторвать глаза.
— Чудеса! — говорил Комаров. — Нам бы на Урале ваш опыт перенять!
— Никаких чудес, — спокойно отвечал Половинка, — просто хорошо поставленное подсобное хозяйство Калиневского завода. Можете и сами оборудовать — все секреты передадим.
Он взял помидор, положил на тарелку, разрезал, посолил, поднял рюмку, гости тоже взялись за рюмки.
— Ну, Сергей, — провозгласил хозяин, — спасибо, что не забыл. Твоё здоровье, и дай бог тебе удачи!
— Спасибо, Максим Сергеевич! — Где-то в глубине души Комаров ещё побаивался своего старого учителя.
Зазвенели рюмки, Половинка выпил, Матюшина тоже, Железняк пригубил и поставил свою рюмку.
— Э, нет, — запротестовал Половинка, — так не годится.
— Правильно, — поддержал гость, — поднял рюмку, — значит, пей.
— Это я знаю, — ответил Иван, — но у меня завтра тренировка, и пить мне не следует.
— Тренировка? — переспросил Комаров, и ему показалось, что Иван намекает на несовместимость значка первого разряда с полной рюмкой. — Какая? Бокс?
— Да.
Любовь Максимовна метнула в сторону Ивана удивлённый взгляд и опустила глаза.
— Тогда, может быть, и не следует, — согласился Комаров. — Бокс штука серьёзная.
— А у тебя что за значок? — спросил Саша Бакай.
— Это дела давно минувших дней. Бегал… Сейчас перестал.
— Почему?
— Да неприятность с ногой вышла… Боже, какие красивые помидоры!
Он с аппетитом выпил свою рюмку, закусил. Некоторое время за столом слышался стук ножей и вилок.
— Великая тишина рубки, — сказал Саша Бакай, и все засмеялись.
Налили ещё по одной, выпили за старую дружбу. Иван опять только поднёс рюмку к губам.
— Железный характер, — засмеялся Комаров.
— О-о! Характера у нас хватает, — сказала Любовь Максимовна.
Железняк промолчал. Стол был накрыт в комнате Матюшиной, и ему пришлось сидеть как раз против симеизского фото хозяйки. Может быть, именно поэтому глаза юноши не отрывались от стола.
— Ну, теперь, Сергей, — объявил Половинка, — слово предоставляется тебе, рассказывай, как жил эти пять лет, чему учился, чего добился, где бывал и что видел.
— Честное слово, — медленно выговаривая слова, ответил Комаров, — нечего рассказывать. Обычная жизнь, как у каждого из нас,
— А всё-таки рассказывай.
— Рассказать могу. Приехал на Уралмаш, стал работать, увидал, что семи классов, чтобы стать хорошим сборщиком, мало, и пошёл в вечернюю школу рабочей молодёжи. Окончил в пятидесятом. Стал бригадиром. Сначала хорошо бегал. Но когда мне упал на ногу домкрат — бегать перестал. В позапрошлом году женился. Дочку зовут Галка, Галина. Жена в техникуме учится. Зарабатываю хорошо, не хуже ваших бригадиров. Недавно в Польшу ездил, на внешний монтаж, пресс один капризничал. Ну… правда, больше ничего вспомнить не могу. Обыкновенная жизнь.
