Нас трижды водили вокруг аналоя, и каждый шаг по деревянному полу отдавался гулким эхом в моей голове. Потом снимались венцы, мы целовали иконы, а батюшка все говорил и говорил, только я не до конца понимала смысл, воспринимая его речь как музыку слов. Возвышенную, красивую… Я даже не заметила, как вместо забранной священником свечи в моей руке оказался "свадебный букет". А в заключении был поцелуй, в преддверии которого сердце предательски екнуло и… упало, когда холодные губы жениха мимолетно коснулись моего лба.
"Как покойницу, — заключил рассудок, захлебываясь внезапно нахлынувшей обидой, она подействовала точно ковш с ледяной водой, и привела меня в нормальное состояние, вырвав из ватных объятий шока, — А на что я, собственно, надеялась, выходя замуж по причине вынужденных обстоятельств? Все верно, все так и должно…"
— Значит, венчание состоялось? — голос Арацельса, какой-то сухой и безжизненный, словно механический, вплелся в мои мысли, разогнав их как тараканов. Ну, надо же! Он еще и спрашивает. Зачем?
Отец Мефодий утвердительно кивнул, с любопытством посмотрев на крестника. С не меньшим любопытством на него уставился и Смерть, стоящий в паре шагов от нас. Даже темная бровь Райса, стойко молчавшего всю церемонию, вопросительно изогнулась, а красный глаз с вертикальным зрачком загадочно сверкнул в полумраке зала.
— По всем правилам? — уточнил блондин. Теперь уже и я взглянула в лицо супруга, спинным мозгом чуя подвох.
— Да, — ответил батюшка. — И что же тебя беспокоит, сын мой?
— Ничего, — губы мужчины чуть растянулись, и ощущение от его улыбки было самое, что ни на есть, неприятное. — Я бы хотел получить развод.
В церкви и так было тихо, но после этого заявления тишина стала поистине гробовая. Она, словно обухом, ударила по голове, временно выключив меня из реальности. Секунда, две, три… такой подлянки от своего "чудовища" я не ожидала.
— И какова причина такого решения? — священник первым очнулся от охватившего всех изумления.
— Не сошлись характерами, — устало проговорил Арацельс и возмущенно рыкнул, когда я швырнула в него цветочный горшок со всем содержимым.
Не глядя больше ни на кого, я метнулась к выходу. Сзади послышалась какая-то возня и не приемлемые для святого места проклятья. Строгий голос Мефодия, призывающий к порядку, и укоризненные реплики белокрылого, а еще смех… тихий и довольный смех Райса. Да пропади все пропадом! Доконали!
* * *
Двери испуганно скрипели, поддаваясь моему натиску, будто боялись встать на пути доведенной до предела женщины. Плевать, что на улице дикий мороз! Пофиг, что на мне летняя обувь и плащ, который без наведенных на него чар может согреть разве что ранней осенью. Мне уже все равно. Глаза щиплет от непролитых слез, тело сотрясает нервная дрожь, а кулаки с побелевшими костяшками продолжают сжиматься от злости и обиды. До хруста, до боли… Нет, я не буду плакать, не буду психовать. Не здесь, не сейчас. Может быть… за дверью? В темноте и холоде чужого края, там, где моих слез никто не увидит.
Он поймал меня на последней ступеньке скользкого крыльца, перехватил за талию и по инерции проехал дальше, соскочив на вытоптанный пятачок возле главного входа в церковь. Несколько шагов до полной остановки… Несколько шальных ударов сердца…
— Да что с тобой такое, Арррэ? — раздалось над ухом, в то время как его руки все крепче сжимали мое тело, не давая вырваться. А я пыталась. С упорством угодившего в капкан зверя. Извивалась, царапалась, стараясь разжать его объятия и освободиться от такого мучительно-приятного тепла. Чтоб не растаять в нем на манер Снегурочки. Пошло все к черту! Не хочу. — Что ты творрришшшь, идиотка?!
— Идиотка? — дернувшись еще раз, я попыталась ударить его ногой, но мягкая подошва — это не острый каблук. Толку мои агрессивные действия не возымели никакого. — Это я-то? Да пошел ты на три буквы, придурок! Лучше бы мне за Каму замуж выйти…
В шипении, долетевшем до меня, слышалась откровенная угроза. Его руки разжались так внезапно, что я едва не упала на снег. Ледяной воздух пробирал до костей, заползая в легкие вместе со сбивчивым дыханием. Я отступила и, обернувшись, взглянула на мужчину. Взбешенного мужчину.
Вот, скотина! Он еще смеет на меня злиться? Обозвав его сволочью и как-то еще, я, пользуясь неожиданной свободой, рванула в темноту, но не успела сделать и пары шагов, как прямо перед моим носом возникла огненная стена. Она взметнулась вверх из белой тропы с той же яростью, с которой за спиной прозвучали слова ее создателя:
— Замуж за того, кто обманом привел тебя в Карнаэл и втянул в эту историю? Дурррра!
Отшатнувшись от пламени, я зажмурилась и пару секунд просто стояла, стараясь утихомирить собственные эмоции. Прыгать сквозь огненную ловушку, сомкнувшуюся вокруг нас, не хотелось. Замерзать на улице в обнимку с собственными страданиями — тоже. А вот раскроить наглую морду одного блондина… очень даже! Я медленно повернулась к нему и зло процедила:
— Может, он и виноват во всем том, что ты сказал, но его намерения предельно ясны. И он, — я дернула головой, пытаясь избавиться от навязчивого локона, падающего на глаза, — никогда меня не унижал!
Раздался скрип открывающейся двери. Арацельс резко вскинул руку и сделал одно короткое движение, будто что-то бросил в ту сторону. Громкий стук и обиженное "Ай" сообщили нам, что дверь захлопнулась, припечатав по лбу (или еще куда) нежелательного свидетеля нашей "милой" беседы. То ли удар был убедительным, то ли тот, кто сюда шел, оказался на редкость тактичным и, оценив намек, решил не лезть на рожон… Короче говоря, новых попыток составить нам компанию те, кто остались в храме, больше не предпринимали.
— Хочешь сказать, что я тебя… — Хранитель запнулся, уставившись на меня с таким видом, будто произнести последнее слово для него представляло большую сложность.
— Унизил! — я же подобных проблем не испытывала, а потому со всей злостью и обидой, скопившейся на душе, выкрикнула то, что он до сих пор не соизволил повторить. — Ты при всех меня унизил! Я не прошу любви, да что там… я даже не претендую на симпатию. Но хоть каплю уважения ты можешь мне выделить, тварь бесчувственная! А?
Судя по тому, как ошарашенно он на меня смотрел… нет.
— Не понимаю…
После этого заявления я не сдержалась и взвыла, задрав подбородок вверх, так чтоб видеть перед собой не огонь и растерянную физиономию его хозяина, а черное небо в звездном серебре. Холодное, бесстрастное… Самое оно для успокоения сорвавшихся с катушек нервов. Налюбовавшись вдоволь, я перевела взгляд на собеседника.
