своими детьми, если они этого хотели. Женщины волей-неволей увековечивали местную речь. Девочки оставались необучаемыми в деревнях гораздо дольше, чем в бургах и городах, и этот факт почти не отражается в имеющейся статистике. Лишь в 1867 г. коммуны с населением более 500 душ были обязаны открывать школы для девочек (школы для мальчиков были введены в 1833 г.), и прошло некоторое время, прежде чем результаты этого закона стали ощутимыми. В любом случае, школы для девочек, как правило, содержались членами религиозных орденов, и их уровень оставался довольно низким вплоть до 1880-х годов. Не помогала девочкам и служба в армии, которая позволяла подтянуть французский язык и "цивилизацию". Отсюда следует, что школьные законы 1880-х гг. оказали самое широкое влияние на грамотность и школьное образование девочек, которые до этого сильно отставали**, а когда в 1890-х гг. результаты стали ощутимы, культурная роль женщины в семье неожиданно изменилась, а вместе с ней и отношение к школьному образованию и к использованию французского языка.
Прежде чем сделать французский язык национальным, необходимо было решить еще одну серьезную проблему: плохое знание учителем языка, на котором ему приходится преподавать. "Большинство учителей не знают французского языка", - говорилось в отчете за 1803 г. в Ардеше. Спустя полвека ситуация почти не улучшилась. Специальный летний курс повышения квалификации для учителей, проведенный в 1839 г. в Привасе, имел большой успех: по его окончании те, кто начинал с 60-80 ошибок на странице диктанта, при повторении упражнения делали всего 25-4о ошибок". На протяжении 1840-1850-х годов многие учителя по-прежнему испытывали трудности с правописанием и правильным построением предложений.
В течение первых двух третей века нормальные школы, расположенные к югу от линии Сен-Мало-Женева, сообщали о серьезных трудностях в обучении французскому языку начинающих учителей. В Салерсе (Канталь) "с большим трудом удавалось заставить учеников ... говорить по-французски вне класса". Даже некоторым преподавателям нормальной школы национальный язык казался неудобным, а ученики смеялись над ним.
Это было в 1836 году. К 1875 г., спустя примерно 4 года, нормальная школа переехала из Салерса в Орильяк, но "изучение французского языка по-прежнему оставалось самой большой проблемой из-за патуа". Через два года директор провел дополнительную проверку и обнаружил, что "для большинства наших учеников французский язык является почти иностранным". В Гарде инспектор сообщал из Нима в 1872 г.: "Использование языка патуа, происхождение учеников и относительно короткое время, которое они проводят в [нормальной] школе, делают преподавание на французском языке довольно трудным". В нормальной школе в Менде (Лозер) в 1872 г. студенты-учителя слабо владели французским языком, "в основном из-за недостаточных знаний по ad-mission". Десятилетие спустя каждый ученик школы по-прежнему говорил дома на лозерском наречии. Французский язык "сводится к чисто грамматическим упражнениям".
Ни студенты, ни преподаватели не читали достаточно, чтобы быть знакомыми с французской литературой, не говоря уже о ее преподавании. В Басс-Пиренеях мы слышим, что культурные люди знают французский язык (1874 г.). Но какой именно французский? Через год обычная школа в Лескаре сообщила о проблемах с языком, поскольку "даже те культурные люди, которые говорят на нем, говорят не очень хорошо, и это все, что слышали ученики, когда они его слышали". В Дордони в том же 1875 г. экзаменаторов на получение диплома учителя предупредили, чтобы каждый преподаватель "знал, по крайней мере, как правильно писать на своем языке". (В Ландах в 1876 г. студенты-учителя и их наставники овладевали языком лишь в общих чертах. "Многие мастера читают не лучше своих учеников", а при объяснении чтения обе стороны предлагали откровенные нелепости. В Авиньонской нормальной школе, также в 1876 г., "сам учитель плохо знает французский язык". В Перпиньяне в 1878 г. студенты-преподаватели плохо читали и понимали по-французски; они привыкли к каталонскому языку, и только большие усилия могли "познакомить их с французским". Примерно то же самое было в Пюи-де-Деме в 1877 году: "отвратительный местный акцент" и мешающий всем патуа. Отчеты за 1881 год содержат аналогичную критику. Учителя не очень хорошо владеют французским языком, потому что их недостаточно подготовили к работе с ним (Лот-и-Гаронна). Учителя неуверенно владеют французским языком, им не хватает основательной подготовки, чтобы использовать его самостоятельно (Басс-Пиренеи). Даже многие учителя обычных школ - местные жители, никогда не покидавшие пределов департамента; они сохраняют местный акцент и привычки и передают их своим ученикам. Словом, за редким исключением учителями становились простые крестьяне, надеявшиеся улучшить свое положение или же же желавшие избежать военной службы. Только в чрезвычайных обстоятельствах человек, рассчитывавший получить наследство, мог тратить свое время на занятие, которое до 1880-х годов не приносило ни прибыли, ни престижа. Отчеты, собранные в ходе правительственного обследования состояния начального образования в 1864 г., показывают, что ученики-учителя происходили из "рабочего класса" и семей мелких фермеров, заинтересованных в освобождении своих сыновей от военной службы (Дордонь, Эвр, Савойя); что они набирались из бедных семей сельской местности (Лот-и-Гаронна); что у них были дефекты произношения. В решении совета директоров нормальной школы Монпелье проблема сформулирована следующим образом: "В то время как богатство департамента... предлагает молодым людям, обладающим умом и небольшими деньгами, карьеру, гораздо более выгодную, чем начальное преподавание, которую они, собственно, и предпочитают; в то время как ученики нормальной школы набираются только среди бедных жителей горных районов на севере и западе департамента...". Уже в 1881 г. мы слышим, что в бедных районах набор проходил легко, а в богатых, где в семьях было мало детей, в нормальные школы отправляли только тех, кто был бесполезен в поле. Многие, наверное, с большой неохотой отправлялись в те места, которые мы можем с большой натяжкой назвать жалкими дырами, гораздо хуже казарм. "Жалкая, убогая и обшарпанная в материальном и моральном отношении дыра" - так в одном из отчетов в 1882 г. характеризовалась нормальная школа в Парфене (де-Севр). "Интеллектуально не существующая, удручающая по всем пунктам, она формирует или деформирует бедных молодых крестьян, чтобы они стали бедными старыми учителями".
А также, добавим мы, аколиты священника. "Начальное образование в правильном понимании - это братский союз пресвитерии и школы", - заявил ректор Денен на церемонии награждения в 1862 году. Насколько братский, могли узнать читатели романа Флобера "Бувар и Пекюше". "Учитель - не более чем мнемотехнический помощник священника", - жаловался Феликс Пеко, менее медоточивый, чем ректор. Однако к тому времени ситуация улучшилась с тех пор, когда первой обязанностью учителя было помогать священнику, петь все службы, раз в неделю подметать церковь, вытирать пыль и полировать украшения, следить за тем, чтобы звонили
