Внезапно высокий крест вырос у нее на пути. Она ударилась о него и отскочила.
– Чего ты теперь хочешь? – загрохотал крест громовым голосом, эхом прокатившимся по горам.
– Я хочу! – в отчаянии закричала она, – я хочу, чтобы тебя не было!
Ведь он стоял прямо на тропинке, мешая ей бежать.
И его не стало.
А она понеслась дальше и скоро очутилась внизу. Прямо по рельсам, ничего не соображая, она побежала на станцию. Из черного жерла тоннеля, весь в дыму и пламени, с грохотом вылетел поезд. Он подхватил ее и унес в своем чреве неведомо куда.
Гена долго стоял, оглушенный ее словами. Она хочет, чтобы его не было, – вот чего она хочет. Ее желания для него всегда были законом. Он всю жизнь стремился выполнять все ее желания – и это выполнит тоже. Она хочет, чтобы его не было, – и его не станет.
Гена понимал, что совершил величайшую подлость. И ни капли не жалел о содеянном. Она не будет с этим подонком – вот что главное! Он понял это сразу, как только взглянул на ее лицо там, у палатки. Он выполнил обещание себе и Маринке – и дальше жить было незачем. Своим поступком он заслужил презрение всего мира. Никто во всем мире не пожалеет о нем, разве только мама Света. Но у нее есть близнецы и Алексей – она быстро утешится. Им даже будет лучше, если его не станет. Снова сдадут квартиру жильцам – и деньги появятся.
Жить, ощущая всеобщую ненависть и, в первую очередь, той, что была для него смыслом жизни, – нет-нет, это гадко, это отвратительно!
– Хорошо, дорогая – сказал он вслух. – Все будет, как ты хочешь.
И, свернув с тропинки, побежал к морю. Быстро разделся и, уже не думая, что делает, достал из кармана рубашки авторучку с листком бумаги. Он написал несколько слов и сунул все это в кусты. А потом бросился в море – и поплыл.
Он плыл долго, очень долго, – больше часа. Небольшое облако на горизонте превратилось в огромную темную тучу, закрывшую собой все небо. Поднялся ветер, и высокие волны стали мешать ему плыть дальше. Наконец он выбился из сил. В последний раз взглянул на небо, сделал глубокий вдох, затем выдох, глотнул побольше воды – и погрузился с головой.
Он надеялся, что быстро утонет, – ведь ему совсем не хотелось жить. Но не тут-то было! – его пробкой выбросило на поверхность. Стараясь не дышать, он снова погрузился в темную воду, но его опять выбросило наверх. Так он несколько раз погружался и всплывал, пока до тошноты не наглотался горько-соленой воды. Легкие раздирала острая боль, шумело в ушах, слезы вперемежку с водяными брызгами заливали глаза.
Его молодое сильное тело никак не хотело умирать. И когда он почти перестал соображать, оно взяло дело спасения в свои руки – и стало вправлять ему мозги.
Вынырнув в очередной раз, Гена открыл глаза, огляделся – и ужаснулся увиденному. Что он здесь делает, один, среди этих чудовищных волн? Он должен быть сейчас дома с любящими его мамой, близнецами и Алексеем, – в своей теплой и уютной квартире, а не в этой ледяной воде. Как он мог так поступить с собой – со своей единственной жизнью? Только из-за того, что какая-то девушка с синими глазами велела ему не быть? Да кто ей дал право? Ему подарила жизнь мама Света, а отобрать ее может только Бог, только он один!
Так теперь думал Гена, барахтаясь меж высоченных волн. Он больше не был человеком Лены – он стал человеком Жизни. Только ей одной он был готов поклоняться до конца дней своих, только ей одной.
Теперь Лена внушала ему ужас, ассоциируясь с испытываемой им болью, холодом и тянущей вниз бездной. На свою беду он встретил ее – на свою погибель. Ведь это Лена обрекла его на страдания, захотела его смерти – за то, что он до смерти любил ее. Да отныне он будет обходить ее за три версты!
Совсем иначе он смотрел сейчас на содеянное им. Да, он сотворил подлость – и она прекрасна. Потому что подлость – это тоже часть Жизни, а прекрасней Жизни нет ничего. Все прекрасно, что есть Жизнь, и хорошее, и плохое – все!
Когда он спасется, – а он в этом не сомневался, – он будет любить Жизнь во всех ее проявлениях. Он будет целовать песок, на который упадет. Полный рот песка – как это чудесно! Он будет целовать деревья и траву.
Девушки! О, как он их будет любить, – всех вместе и каждую в отдельности. Ни одной не будет отказа. И чего он привязался к этой Лене с ее Димой? Да пусть она будет с ним ради бога, если им так хочется! Разве мало других девушек? Он вспомнил Настеньку Селезневу – как она всегда восхищенно трогала его мускулы на уроках физкультуры. О, Настенька, только бы мне выбраться отсюда, – будет все, как ты пожелаешь.
Но где же берег? Он быстро завертел головой, пытаясь определить, в какую сторону плыть, – но за высокими волнами ничего не было видно. Скоро Гена почувствовал, что слабеет.
«Главное, продержаться на воде, – думал он, – надо дождаться, когда волны утихнут. Может, тогда станет виден берег? Или выглянет солнце, и я смогу определиться, куда плыть».
Он попробовал лечь на спину, чтобы немного отдохнуть, но из этого ничего не вышло. Волны вертели его, как хотели. Он наглотался воды, и его стало тянуть вниз. Резкая боль свела икру правой ноги. Судорога! Он попробовал потереть ногу – и сразу погрузился с головой. Вынырнув, он с трудом откашлялся и снова взглянул на небо. И смертный страх сковал ему душу.
Огромный черный столб, сужающийся книзу, спускался с неба прямо над ним. Смерч!
Это конец! – мелькнула мысль. И вся его короткая жизнь понеслась перед ним от этих последних мгновений назад к далекому детству. Скоро он снова стал маленьким мальчиком, которого обидели жестокие люди и которому было очень страшно.
– Ма-ама! – закричал он и заплакал. – Возьми меня! Мамочка, я боюсь!
Но мама была далеко и не слышала сына. Грохот волн и рев бури заглушили слабый вопль маленького человека в широком бушующем море.
Чудовищная боль раздирала ему грудь, тело сотрясал мучительный озноб. Перед его угасающим взором вращались огненные круги, раскалывались миры, вспыхивали и гасли тысячи солнц. Он уже не был человеком – он превратился в существо о четырех конечностях с хоботом, все тянувшимся и тянувшимся вверх за очередным глотком сладкого воздуха. Но с каждым разом глоток становился все меньше и меньше.
Наконец, высокая волна накрыла его, прервав доступ живительного газа, – и существо с раскинутыми конечностями стало медленно опускаться в морскую пучину. А Гена в это время с немыслимой скоростью летел по длинному-длинному тоннелю навстречу незнакомому свету. И когда он достиг края тоннеля и вылетел в тот свет, на этом свете Гены Гнилицкого не стало.
Глава 34. Исполнение желаний
Увидев лицо Лены в прорези палатки, Дима едва не сошел с ума. Как она тут оказалась? – ведь она же должна приехать завтра. Но, заметив рядом торжествующую физиономию Гены, он все понял. Кубарем скатившись с Маши, он запрыгал на одной ноге, стараясь попасть в штанину, – но никак не попадал. Наконец, брюки треснули – и его нога провалилась в дыру.
– Ну, чего ты схватился? – лениво промолвила Маша, наблюдая за его прыжками. – Куда она денется? Давай, кончай.
– Ду-у-ура! – бешено заорал Дима. – Заткнись!
– Гля, он еще обзывается! – обиделась она. – Сам навязался на мою голову, козел вонючий. Да пошел ты, знаешь, куда.
Она сказала куда и стала одеваться. А Дима, наконец, натянул разодранные брюки и, вылетев из палатки, заметался, не зная, куда бежать. Наконец, сообразив, заскочил в палатку, переоделся, схватил кошелек и понесся на станцию.
Там никого, конечно, не было. Но торговавшие неподалеку бабки подтвердили, что похожая девушка села в один из встречных поездов, одновременно подошедших к станции. Только в какой, они не заметили – народу выходило и садилось много.
Куда же она могла поехать? Скорее всего, домой. Вряд ли – в обратную сторону. Поезда ходят только до Адлера, – решил Дима, беря билет на ближайший поезд. Он приедет домой, найдет ее и все объяснит. Она должна понять – ну не маленькая же она, в конце концов. А потом он разыщет Гнилого и… Он никак не мог придумать, что сотворит с ним. Так и не выбрав самую ужасную месть, отложил это на потом.
Всю обратную дорогу Дима простоял у окна, мысленно подгоняя поезд. Не ел, не пил и всю ночь не сомкнул глаз. Прямо с вокзала он помчался к Лене. Ее мама оказалась дома.
– Где Лена? – закричал он, с трудом переводя дыхание. – Она не возвращалась?
– Лена позавчера уехала в лагерь, – удивилась Ольга. – Получила твою телеграмму и сразу уехала.
– Какую телеграмму? Я не давал никакой телеграммы.
– Как не давал? А это что?
– Это Гнилой! – догадался Дима, прочтя телеграмму. – Он выманил ее! Он все пронюхал! О, собака! Я убью его, гада, задушу своими руками! Пусть он мне только попадется!
И, закрыв лицо ладонями, он тяжело зарыдал.
Глядя на него, Ольга поняла, что на этот раз приключилось что-то очень серьезное, – и оно вновь связано с неугомонным Геной и ее дочерью. Гена в очередной раз что-то отколол такое, из-за чего Дима принесся из лагеря сам не свой и так безутешно плачет.
