Дабы избежать худшего, во 2-м тайме великого бразильца нужно было аккуратно, но надежно «закрыть». Вопрос лишь стоял – кем? Кто в принципе мог бы из полевых игроков нейтрализовать этого кудесника футбола? Решение Морозова стало однозначным. Обратившись к оставшемуся в запасе Хурцилаве, главный тренер распорядился:
– Муртаз, переодевайся!
Надо было видеть, как при этих словах Муртаз изменился в лице. Все же не надо забывать, что тогда защитнику было всего 22 года. Опыта выступления за сборную – с гулькин нос. А тут еще Николай Петрович Старостин, стараясь, с одной стороны, успокоить новобранца, с другой – еще более задачу усложнил, напутствуя его следующими словами:
– Не волнуйся! Будь верен своему стилю! Однако с Пеле постарайся обходиться аккуратнее: иначе местные болельщики потом прибьют!
Так что вы думаете? Остававшиеся до конца матча полчаса Муртаз провел блестяще. Пеле уже не угрожал нашим воротам. Хотя, напомню, обладал сумасшедшей стартовой скоростью. Лучшие защитники мира в один голос признавались: почти невозможно было уловить момент получения им мяча и, стало быть, предугадать, куда он двинется. Неслучайно кадры спортивной хроники тех лет сохранили нам одну и ту же, раз за разом повторяющуюся картинку: на реактивной скорости Пеле обыгрывает нескольких персонально опекающих его стопперов и вырывается на оперативный простор.
Заметьте: несколько! А тут один, да еще новобранец с труднопроизносимой фамилией, которая никому ничего не говорит. Ничего, после игры запомнили, заговорили о нем! Потому что вольготная жизнь у Пеле в нашей штрафной площадке сильно осложнилась. Причем без «грязи» в отборе. Я, во всяком случае, припомню лишь одно нарушение со стороны Хурцилавы. Когда, не успев перехватить мяч у «короля», он чуть-чуть подставил бедро. Перелетев через него, Пеле рухнул на траву. Возмущенный стадион взревел.
– Переполненный стотысячник «Маракана» потребовал наказания?
– А что же вы хотите: согласно отчетам, трибуны заполнили 132 000 (!) болельщиков. И все посчитали, что Муртаз крайне неуважительно отнесся к их кумиру. Неуютная, замечу, ситуация возникла. Однако, к чести нашего защитника, замечу, что сам ее создал – сам и разрядил: подбежал к бразильцу, извинился, помог подняться. В итоге – оба друг друга дружески похлопали по плечу, после чего трибуны не просто сменили гнев на милость, но даже взорвались аплодисментами…
– А как судья отреагировал?
– Как положено! Он вынес защитнику предупреждение. Хотя здесь будет уместно заметить: ни на поле, ни в жизни Муртаз грубостью не отличался. Скорее, наоборот, – благодаря жизнерадостной, общительной натуре стремительно вошел в коллектив сборной. Любил шутить, состязаться в остроумии – иногда, чего греха таить, плосковатом…
– Значит, владел русским языком?
– Поначалу как-то не очень. Что, впрочем, барьера с русскоговорящими товарищами по команде не создавало. Все – отмечу еще раз – приняли его единодушно. Во-первых, потому, что сразу увидели в нем Игрока. Во-вторых, ребятам пришелся по душе его открытый, веселый нрав: Муртаз мог в автобусе запеть грузинскую песенку или такое «отмочить». Словом, не давал соскучиться….
Даже став старожилом команды, Муртаз своего легкого, открытого характера не изменил. Продолжал шутить, не щадя порой даже близких ему футбольных друзей. Например, мог вдруг начать не самым удачным образом подтрунивать над Валерием Зыковым – московским динамовцем и, между прочим, большим его приятелем. Того несколько раз вызывали на сборы в главную команду. Однако когда дело доходило до участия в матчах, то даже в заявку не включали.
Муртаз без малейшего желания его обидеть, тем не менее, почему-то нашел в данном факте подходящий для подшучивания предмет. И каждый раз встречал Зыкова в расположении сборной одной и той же фразой:
– Ну, что сюда приехал? Потренироваться?
Надо было плохо знать добродушного, готового за товарища все отдать Муртаза, чтобы всерьез, с обидой принимать его подначки. Никто и не обижался. Все видели и знали, что в тяжелых ситуациях, наиболее ответственных встречах Хурцилава, ставший вскоре в сборной капитаном, проявлял себя самым лучшим образом. По этому поводу могу привести массу примеров.
Первое, что приходит на память, его игра в знаменитом ответном московском матче с венграми за выход в полуфинал первенства Европы-1968. В Будапеште наша, тогда руководимая Якушиным команда проиграла – 0:2. Чтобы пройти дальше, нашим, как минимум, надо было дома эти мячи у очень сильной сборной Венгрии отыграть. И ведь отыграли! В чем огромная заслуга принадлежит Хурцилаве, который не только прекрасно справился с обязанностями защитника, но и вовремя, со штрафного, метров с двадцати пяти заколотил в ворота соперника исключительный по красоте гол.
Так что совсем не зря четыре года спустя Муртаза, который к тому времени заслуженно занял в отечественном футболе место лидера и пользовался огромным авторитетом у ребят, тренер Пономарев пригласил для срочного усиления олимпийской сборной.
Во время товарищеской встречи против сборной ФРГ на Олимпийском стадионе в Мюнхене, приуроченной к его открытию, вторым центральным защитником прекрасно играл столичный спартаковец Николай Абрамов (1950–2005). Между прочим, когда мы совершали турне по Южной Америке, хозяева местных клубов, восхищаясь мастерством Абрамова, обращались к нам с просьбами продать его.
Однако в памятном матче против немцев он, нарушая игровую дисциплину, покидал «свою» зону. Тем самым оставляя Муртаза на растерзание беспощадным трио – Нетцер, Мюллер и Беккенбауэр. В перерыве Хурцилава пытался вразумить партнера: «Ты что делаешь? Стой на своем месте! Ведь подставляешь меня!» И Абрамов, талантливый игрок, досрочно ушедший из футбола после жутких нарушений спортивного режима, с опозданием, но прислушался к капитану. Что не помогло: во 2-м тайме Мюллер заколотил «покер» – аж четыре мяча!
Со стороны казалось, что травмы обходили Хурцилаву стороной. Отнюдь. Просто на большинство из них он не обращал внимания. А если даже и случалось что-то серьезное, обычно говорил мне: «А-а, ладно, пройдет…» Степень игровой надежности у Муртаза была исключительно высока. Я с трудом припоминаю случаи, когда, имея в защите Хурцилаву, наша команда уж особенно проваливалась. Исключением, пожалуй, послужил тот матч с командой ФРГ на олимпийском стадионе в Мюнхене.
Тогда роковую роль сыграло мало зависящее от Хурцилавы и его товарищей обстоятельство. В отсутствие приболевшего Пономарева обязанности главного тренера выполнял Гуляев. Дирижировал он игрой – не бог весть как. Да и хозяева терзали нашу оборону нещадно. Тем не менее, в 1-м тайме счет 0:0 ребята сохранили. Во 2-м дело, может, так и обошлось бы. Но тут в ситуацию встряли «высшие силы» в лице руководителя советской делегации – председателя Спорткомитета Павлова. В перерыве он наведался в раздевалку и заявил Гуляеву:
– Ну, чего вы? Хозяева прижали нас, как зайцев. А надо и самим атаковать! Давайте-ка, покажите себя! А то смотреть неудобно!
Не думаю, что с Пономаревым такой бы «номер» выгорел. А вот Николай Алексеевич, видно, мысленно «взял под козырек». И поторопился «внести коррективы», роковым образом призвав:
– Все, ребята! Открываемся и атакуем!
Сказано – исполнено! Ребята побежали вперед. Открылись. И «привезли» себе, напомню, четыре «сухих» мяча. Один из них немцы забили после того, как напарник Хурцилавы – армейский защитник Юрий Истомин выложил пас на ногу… Герда Мюллера. Один из лучших тогда в мире бомбардиров, наверное, уважать себя перестал, если бы, выскочив один на один с Рудаковым, не занес в ворота прямо-таки поднесенный ему «на блюдечке» мяч.
Смотреть в этот момент на Хурцилаву было просто больно. В бессильном отчаянии он подбежал к Истомину и, размахивая руками, крикнул:
– Юра! Ну, тебе-то что мы плохого сделали?
Такого – трагичного и одновременно смешного – в футболе нашем, словно в театре, мне за мой долгий век спортивного врача пришлось наблюдать сплошь и рядом. Но если только о смешном, то в рассматриваемые нами годы самым, пожалуй, забавным в межличностном общении игроков сборной были диалоги между Хурцилавой и Левоном Иштояном – «звездой» ереванского «Арарата».
Они дружили. На сборах и выездных матчах селились в одной комнате. И продуктивно общались. Порой между ними разыгрывались комичные сценки. И тогда на базе ребята заходились в гомерическом хохоте. Однажды в их присутствии оба взялись обучать друг друга своему родному языку. Хурцилава лез из кожи вон, чтобы научить собеседника говорить по-грузински, а Иштоян пытался что-то втолковать визави из Тбилиси по-армянски. У первого получалось немного получше: он даже запомнил обращение «ахпер джан!», что по-армянски означает «дорогой брат!». Второй выглядел несколько заторможенным. Недовольный таким ходом учебного процесса Муртаз периодически срывался. Но, стараясь не выглядеть неучтивым, почти ласково начинал:
