— Аня, — просто сказал профессор.
Игорь коснулся губами Аниной руки. Профессор, глядя сбоку, отметил изящный изгиб ее кисти и то легкое замешательство, с которым она протягивала руку молодому человеку.
— Неужели я поставил вам тройку? — спросил профессор.
— Тройку, — скорбно подтвердил молодой человек.
— Так сразу? — весело вмешалась в разговор Аня. — Наверное, не знали, как зовут собаку Одиссея?
— Нет, что вы. Про собаку я знал. На нашем курсе все знали про собаку. Но, кроме собаки, там было много всяких греков. И профессор про всех их слышал. Вот вы, например, помните, как Одиссея закадрила какая-то нимфа с необитаемого острова? Семь лет, что ли он у нее просидел… Я бы и года не выдержал, будь она хоть трижды нимфа. Только профессор пожелал знать, как звали эту красотку. А вы знаете, как ее звали?
Ему явно доставляло удовольствие задавать ей вопросы.
— Кажется… знаю. Калипсо?
— Совершенно верно, — улыбнулся Аргус.
— Но это еще не все, — вспоминал Игорь. — У острова было какое-то чудное название. Он мне потом месяц снился, этот остров. Название какое-то нерусское. Помните?
Нет, острова она, к сожалению, не припоминала. Аня развела руками.
— Огигия, — вновь улыбнулся профессор.
— Вот я же вам говорил! — обрадовался молодой человек. — Совершенно варварское название. И за это — тройку…
— Но вы же говорили, что благодарны профессору, — напомнила Аня. — За что же? Благодарите.
— Да-да. Спасибо, профессор. И знаете за что? Кроме тройки, вы сказали мне еще одну вещь. Кажется, не очень приятную, но это я тогда так думал. Вы сказали, что у меня не филологический склад мышления. И что мне стоит подумать о том, чтобы менять профессию. Помните?
— Кажется… довольно туманно, — смутился Аргус. — Боюсь, что… я не одному вам такое говорил. Вы уж простите за откровенность. Может быть, я ошибался.
— Нет-нет, не ошибались, — с жаром заговорил молодой человек. — Я это уже тогда понял. И в отличие от других, стал раздумывать: какой же, в таком случае, у меня склад мышления? Думал-думал и понял: деловой. Я и занялся бизнесом. Начал с того, что загнал медный кабель, нормально загнал. Потом… Ну, это не интересно. Важен результат. А он тот — что теперь я сижу на своем месте.
И он повернулся в кресле, чтобы все полюбовались его идеальной фигурой. И как он сидит на своем месте. Его мальчишеская улыбка подкупала.
— Перед нами, как мы понимаем преуспевающий бизнесмен, — сдержанно улыбнулась Аня. — Причем бизнесмен, интересующийся театром.
— Кто это вам сказал? — Как бы даже обиженно возразил Игорь. — Только делом… ну и, может быть, маленькими радостями жизни.
— Но вы же тут?
— Где? В храме искусства? Тоже по делу. Видите ли, «Поп-театр» знают, о нем говорят, пишут в газетах. Таким надо помогать, если хочешь, чтобы о тебе тоже говорили и писали в газетах.
— Иначе говоря, вы — спонсор? — уточнила Аня.
— Есть еще какое-то слово, — улыбнулся Игорь. — Был там древний грек, который всем помогал. Бывает же: помнил, помнил, и вдруг вылетело из памяти. Эскулап, что ли? Да, профессор?
Похоже, он забавлялся, но его манера не причиняла обиды.
— Меценат. Римлянин.
— Да-да, там же были еще и римляне, — резвился Игорь. — Кое-что помню, Юлиан Петрович, поверьте, хоть и не гуманитарий. Вот и «Антигона», кажется, там присутствовала.
— Мы так хотели посмотреть. И опоздали. Из-за меня, — пожаловалась Аня.
— Не обязательно смотреть. Большинство ходит в театр не для того, чтобы смотреть, а чтобы потом говорить У вас есть шанс поговорить и об «Антигоне» и о «Поп-театре». Только сразу предупреждаю: не со мной. Видите того благообразного джентльмена с короткой стрижкой за моим столиком. Он уже поглядывает в нашу сторону, побаивается чтобы не увели его… мецената. Его меценат — я, как вы уже догадались. Плачу аренду за его мастерскую. Давайте его успокоим, а? А то вот он опять смотрит. Словом, я вас приглашаю за наш столик. А, Юлиан Петрович? Обмоем мою тройку, благодаря которой я стал тем, кто я есть.
Профессор колебался.
— Ну же, — настаивал Игорь. — Не бойтесь моего соседа. Он художник из «Поп-театра», сценограф. Не кусается. Ручной. Не пьет. Я, понимаете ли, потягиваю коньяк, а он — минеральную. Мне скучно в одиночку. Впрочем, для вас главное — искусство, я понимаю. Он вас заговорит, я обещаю.
— Как вы, Аня? — почти сдался профессор.
— Я думаю, что это было бы интересно, — осторожно сказала она.
— Решение принято, — весело констатировал Игорь. — Он подвел новых знакомых к своему столику и всех представил. Художника звали Савелием. Отчества он не назвал, не любил, видимо, когда его называли по отчеству.
— Мои знакомые мечтают побеседовать про театр, — объявил Игорь. — Я организовал им эту возможность. Не возражаешь, Савелий? Установка следующая: они смертельно хотели посмотреть «Антигону», но не смогли. Хотят услышать о ней, о «Поп-театре» и, конечно же, о тебе. Естественно, они много о тебе наслышаны. Но хотят увидеть живьем. Можете начинать интеллектуальный разговор. Но прежде я хотел бы решить один деловой вопрос. Я ведь не театрал, а делец. Дело — прежде всего. Проблему я сформулировал бы так: что будем пить?
Никто не знал.
— Значит, «Наполеон» — заключил меценат. — Тут он настоящий. Не подкрашенный спирт.
— Я не пью, — отозвался Савелий.
— Уже знаем. Тебе — минералка.
— Боюсь, что коньяк после шампанского… — заговорила Аня.
— Ясно. Тогда шампанское. Тоже французское, розовое, у них, кажется, есть. Вам? — он обратился к профессору.
— Тоже шампанское?
— Да, но…
— Оставьте, Юлиан Петрович, — сердечно сказал Игорь, видя как профессор потянулся за бумажником. — Следующий раз угощение за вами. Сегодня — за мной. В благодарность за ваше участие в моей судьбе.
И он быстро направился к стойке будить задремавшего огромного бармена.
Непросто было завязать интеллектуальную беседу, как рекомендовал Игорь. Сначала никто не знал, о чем говорить. Савелий задумчиво, мелкими глотками отпивал минералку.
— Я не подозревала, что вы художник, — начала Аня. — Художники… они, по-моему, все с бородами.
— Это стереотип, — ответил Савелий. — Мы в «Поп-театре» разрушаем стереотипы.
— В духе постмодернизма? — поинтересовался профессор. Он плохо воспринимал авангардное искусство.
— Ваша Антигона, наверное, одета в джинсы и свитер? — предположила Аня.
— В тунику, — ответил художник. — Это и есть разрушение стереотипа. Вы ожидали увидеть джинсовую Антигону из авангардистского театра? Это и есть ваш стереотип. Он заслоняет ваше «я» от искусства. Мы исходим из того, что не искусство идет к человеку, а ваше «я» — к искусству. В итоге вы получаете не то, чего как будто ожидаете, а то, что ждете на самом деле. Но для этого надо разрушить…
— Стереотип, — догадалась Аня.
— Да. В глубине души вам ведь не хотелось, чтобы Антигона бегала по сцене в джинсах. Или, что еще хуже — совсем без всего?
— Нет, — покраснела Аня. — Лучше в тунике.
— Разрушаю очередной стереотип, — вмешался в разговор вернувшийся Игорь. — Розовое шампанское у них — подделка. Но вот «Абрау-Дюрсо» — настоящее. Признайтесь, что в глубине души вы мечтали выпить «Абрау-Дюрсо»?
Они именно об этом мечтали. И через минуту бармен принес две бутылки в ведерке со льдом. «Абрау-Дюрсо» мало чем уступало розовому из Франции, решили они. По крайней мере, развязало языки. Все говорили о «Поп-театре» и об «Антигоне» — даже профессор, который поначалу чувствовал себя несколько скованно. В конце концов заскучал Игорь и запретил всем говорить так долго о театре.
— Не забывайте, что у меня несколько иной склад мышления, — напомнил он.
Тогда Савелий заговорил о живописи — как в ней разрушать стереотипы.
— Лучше бы пригласил к себе в мастерскую и показал, — посоветовал Игорь.
— Безусловно, приглашу, — пообещал Савелий.
— Правильно сделаешь. Я вам советую сходить. Я ничего не понимаю в живописи, но у него там чудно. Полотна с голыми… простите… с обнаженной натурой. А теперь предлагаю покурить. Кто за?
Профессор и Савелий не курили. Оставалась Аня. Она секунду была в замешательстве, не зная, говорить ли о том, что курит. Небольшой жизненный опыт подсказывал ей, что не стоит долго скрывать вещи, о которых рано или поздно станет известно. Поэтому она подняла руку — «за».
Но, едва Игорь извлек пачку сигарет, бармен, казалось бы, мирно дремавший за стойкой, вскинул голову и выразительно посмотрел на них. С человеком таких внушительных размеров спорить не стоило. Это Игорь понял и отнесся к ситуации по-философски.
— Тут курить не принято, — заметил он. — Обычаи следует уважать. Я знаю место, где можно. Тут, в театре, близко. Разрешите, я на минуту уведу даму? — он повернулся к профессору.
