— Спасибо за совет. Но я уже кончаю. Скоро буду переходить к выводам.
— Каким же, скажи на милость?
— Собираюсь выяснить, чего же мне все-таки не хватает. Того, что так нравится женщинам в мужчинах. Может быть, оно все же появится. Во всяком случае, я не теряю надежды.
— Завидую твоему оптимизму, — желчно сказала она. — Но не разделяю его.
— Может быть, не все такого же мнения.
— Не все — это кто? — насторожилась она.
— Секрет.
Последовал второй взрыв.
— Перестань паясничать! С каких это пор с тобой невозможно обсуждать серьезные вещи?
— Я слишком долго думал только про серьезные вещи. Захотелось поговорить о несерьезном. Ты ведь не станешь мне запрещать? Тем более, что ты, как я понял, подаешь на развод.
— Да, подаю, и не вздумай меня отговаривать, — и она бросила трубку.
Профессор вовсе не собирался отговаривать Юлию, а вот немножко позлить — да. Ее раздражение его забавляло. Теперь, когда все разом рухнуло — и карьера, и семья, он мог себе позволить фривольное обращение с тем, что она называла «серьезными вещами». Странно, но этот новый стиль был каким-то образом связан с появлением студентки с каштановыми волосами и отчаянно-нахальной улыбкой.
Он опять начал неторопливый подъем по стремянке, чтобы достать немецкий словарь. Но, по-видимому, в этот вечер ему не суждено было добраться до верха стеллажа. Вновь на середине подъема его остановил телефонный звонок.
Уже не глаза. И не волосы. Оказалось, что он может узнать ее и по голосу.
— Юлиан Петрович, это я, Аня. Добрый вечер. Юлиан Петрович, мне есть чем вас порадовать. Подруга достала два билета на «Антигону».
— Прошу прощения, по, кажется, разговор шел об одном билете?
— Второй для меня, — растерянно произнесла она.
— Это значит, что мы идем вместе? — уточнил профессор.
— Но ведь я тоже мечтала посмотреть «Антигону» в «Поп-театре»… — проговорила она жалобно.
— То есть мы все-таки идем вместе?
— Да, — жалобно сказала она. — Но если вы против…
Юлиан Петрович умолк. В лучшие свои времена он вежливо отклонил бы предложение или даже сделал бы это не очень вежливо, прочитав строгую нотацию. Но теперь он как-то не решался прекратить странную игру, в которую втягивался. По крайней мере, ему все еще казалось, что он в любой момент будет способен выйти из нее. Что же, думал он, ничего плохого не будет, если он посетит театр в компании привлекательной девушки. В конце концов, после сегодняшнего разговора с женой он чувствовал себя вполне свободным человеком. По крайней мере, свободным настолько чтобы выбирать себе спутницу для посещения театра. Не одному же ему, в самом деле, идти?
Только одна деталь продолжала смущать его.
— Скажите, — начал он, мучительно подыскивая словесную форму, в которую облек бы свое сомнение, — вам действительно будет со мной интересно? Во-первых, я ученый сухарь и не знаю, как развлекать молодых девушек. Во-вторых, я просто стар.
— Вы ошибаетесь, профессор, — с готовностью заговорила она, как будто только и ожидала подобного заявления. — Вы нисколько не стары. Кроме того, сообщаю вам, что я тоже не восемнадцатилетняя девочка, если вас беспокоит мой возраст. Я несколько старше. Словом, мы вполне можем вместе посмотреть «Антигону». А развлекать меня вовсе и не нужно. Я думаю, что мне с вами никогда не будет скучно. Мне ведь никогда не было скучно на ваших лекциях, Юлиан Петрович. Вы можете и теперь говорить со мной на любую тему, и мне не будет скучно. Даже о гекзаметрах и пентаметрах.
Он молчал.
— Я понимаю, — быстро заговорила она. — Но я ведь ни на что не претендую. Если… если ваша жена возражает, я…
Он усмехнулся:
— Жена не возражает.
Они условились, что встретятся у входа в театр за пятнадцать минут до начала спектакля.
Положив трубку, профессор испытывал странное чувство. Если бы два-три года назад кто-нибудь намекнул ему, что он будет решать такие проблемы, он рассмеялся бы приняв это за шутку. Ему приходилось в шутливой форме принимать заигрывания развязных студенток или резко обрывать их — в зависимости от настроения. Но это было не то. Впрочем, и в этом он не был уверен, так как совсем недавно имел возможность убедиться, как плохо он разбирается в своих учениках. Подающий надежды молодой ученый Нина Денисова… Неужели и этой что-то от него нужно, кроме… Кроме чего? Он окончательно запутался.
Решив, что «Антигона» что-нибудь прояснит в этом ребусе, он подошел к бару Немецкий словарь так и остался стоять на верхней полке стеллажа.
Глава 10
Она перебирала свой небогатый гардероб добрых полтора часа, время от времени принимаясь трезвонить Марине, спрашивая совета. Наконец, в самый последний момент выбрала темно-зеленое, с блестками платье, с двумя боковыми разрезами. В уши она продела сережки в виде двух серебряных листочков — ей шло серебро.
Оставался последний штрих — несколько мазков беличьей кисточкой, которой она наносила румяна. Но самого последнего штриха нанести не удалось. Зазвенел звонок. На этот раз не телефонный, а в дверь.
Она не успела захлопнуть ее перед самым носом у Олега. Он ввалился в квартиру, на этот раз пьяный, как свинья. С трудом управляясь с собственным языком, он приветствовал ее:
— Здравствуй… крошка. Т-ты к-как будто не рада?
— Сейчас же убирайся, — она старалась сохранить самообладание. — Я ухожу.
— Ка-ак же так, Ань, — Олег покачнулся и с трудом сохранил равновесие, ухватившись рукой за дверной косяк. — Ты же са-ама н-назначила на сегодня встречу.
Только теперь она вспомнила позавчерашнюю беседу по телефону. Подумать только, сколько изменилось за это время!.. От последних событий, от неожиданного успеха она совершенно потеряла голову и напрочь забыла про обещание, данное Олегу. Впрочем, разве это было обещание?
Она с болезненным любопытством вглядывалась в пьяную одутловатую физиономию своего «бывшего». Баранье выражение глаз, тонкие усики, когда-то приводившие ее в восторг, теперь вызывали только отвращение. Кроме того, в подпитии он имел обыкновение брызгать слюной.
Она содрогнулась от омерзения.
— Не прикидывайся идиотом, — резко сказала она. — Надо было позвонить. Ни о какой встрече мы не договаривались. И вообще, не будет больше никаких встреч.
Он изумленно хлопал белесыми ресницами.
— Ань, ты что, д-деловая стала? Т-ты куда собираешься?
— Не твое дело.
— П-понимаю. К люб-люб-бовнику. Не пущу!
И он сделал вялую попытку перекрыть ей дорогу. Одной рукой он по-прежнему держался за косяк, стараясь сохранить равновесие, другая блуждала в воздухе.
Она зло рассмеялась.
— По какому это праву ты не будешь меня пускать? Следил бы за своей Светочкой. Она что, еще не вернулась, что ли?
— К-к-кто? С-света? П-приехала. Но… ты знаешь… она не допускает… м-меня к себе… П-психанула, знаешь…
— И поэтому ты здесь?
— Д-да, и п-поэтому… Она… понимаешь… словом… она ревнует.
— К кому же, интересно?
Ей это было мало интересно, просто она искала способ выставить его из квартиры и самой как можно быстрее выскользнуть. Долго разговаривать с ним не стоило. Насколько она его знала, пьяный он был весьма неприятен, назойлив, хотя в целом безобиден. Но, кто знает, каков он теперь? Что, если Светка повлияла на него в худшую сторону?
— П-понимаешь… она к тебе… ревнует…
От неожиданности она едва не уронила косметичку.
— Д-да… к тебе, — он обрадовался произведенному эффекту. — Она, п-понимаешь, думает, что ты м-меня у нее хочешь увести. Назад. И ревнует тоже. А мне, п-понимаешь, обидно, что она з-зазря ревнует. Лучше бы… не зазря. Д-давай, а? Сделаем… чтобы не н-напрасно ревновала… К-как раньше, а?
Его рука, бесцельно блуждавшая в пространстве, вдруг наткнулась на ее ключицу и с неожиданной цепкостью впилась в нее. Светка, определенно, плохо на него повлияла. Он облапал Аню, как медведь, и не собирался выпускать. Она с отвращением почувствовала, как у него все напряглось. Изо всех сил упершись ему в грудь, она с отчаянием думала, как выйти из положения. Его рука набрела на пуговички у нее на спине и стала неожиданно точной. В этот момент ее взгляд скользнул по настенным часам. С ужасом она обнаружила, как мало осталось времени до начала спектакля.
Она ударила его острой коленкой в пах. Не очень сильно ударила, и все же хватило. Она увидела, как его лицо сморщилось от боли и стало как у готового расплакаться ребенка. Жалко мальчика. Но себя еще больше жаль.
Он сразу отвалился от нее, как насосавшаяся пиявка. Постанывая от боли, хватаясь руками за низ живота. Он проговорил:
— Ань, н-ну за что же так жес-токо?..
— А ты — не жестоко? — парировала она, накручивая телефонный диск. Услышав ответ, заговорила в трубку:
