В день рождения я всегда прятался от многочисленных поздравлений. Прятался, естественно, не дома или в обкоме, там бы все равно нашли, а ехал в какой-нибудь отдаленный район и встречался с людьми на фермах, на полях, в общем, где найти меня было невозможно. Не люблю я этих традиционных дней рождения, когда сидишь за столом, а тебе в глаза говорят о том, какой ты замечательный. Как-то неуютно себя чувствуешь. А уезжая подальше от города, помогая людям, что-то тут же решая на ходу, я получал гораздо больше удовлетворения, поскольку день прошел с пользой. И таким образом сам делал себе подарок.
Постоянно пытался придумывать какие-то встречи, ярмарки, мероприятия, праздники, чтобы жители ощущали свое единение с городом, чтобы у людей появлялось чувство гордости за свой родной Свердловск, Нижний Тагил, другие города области.
Анатолий Карпов в своей книге "А завтра - дальше в бой", после победы над Корчным, ненавязчиво, но справедливо кольнул Свердловскую область, написав, что даже такие большие регионы, как наш, не имеют шахматных клубов. Тогда я с ним созвонился и сказал: давайте назначим месяц, число, вы приедете, и к этому времени в Свердловске будет шахматный клуб. Мы договорились. Ну, и началась работа. Освободили старый дом, капитально отремонтировали, пристроили к нему просторный зал с другими помещениями, и получился приличный шахматный клуб. Послал А. Карпову телеграмму, что такого-то числа жду его. Приехал он не один, а с космонавтом Севастьяновым, председателем шахматной федерации страны. Народу собралось много, натянули ленточку, я говорю Анатолию Карпову: "Режьте - это вы инициатор". Потом праздник продолжился в шахматном зале. Перед этим я нашим местным шахматистам посоветовал написать цитату из его книги на листе ватмана, слово в слово, - о том, что в Свердловской области нет шахматного клуба. И, когда он выступил, ему подносят этот большой лист, предлагают разорвать на клочки и, мало того, просят дать слово, что в следующей редакции книги эту фразу он исправит, - и не будет больше лежать такое позорное пятно на области. Он с удовольствием разорвал ватманский лист под ликующие возгласы всех присутствующих. Потом я его проводил до границы Свердловской области, и он поехал в свой родной Златоуст.
Личные занятия спортом я не прекращал. Естественно, уже ни за какую команду не выступал, но организовал из членов бюро обкома волейбольную команду. Очень скоро без волейбола жизнь Свердловского обкома партии было трудно представить. Играли два раза в неделю - в среду с полвосьмого до десяти-одиннадцати вечера и по воскресеньям. В командах участвовали целыми семьями, например, хорошо играли Неля Жетенева и Лида Петрова - жены секретарей обкома Баталии проходили очень темпераментно, я бы сказал, в них было больше азарта, чем самой игры. Но тем не менее это было интересно и полезно для разрядки, для сброса накопившегося напряжения. Другими видами спорта я перестал заниматься. Ну, кроме зарядки, это само собой.
С самого начала работы стал проводить регулярные встречи с различными категориями трудящихся. Или это были директора школ, учителя, или, например, тысяча работников здравоохранения, или полторы тысячи студентов, или пятьдесят пионервожатых, или мастера, или директора предприятий, главные инженеры, секретари райкомов партии, молодые партийные работники, или, наоборот, со стажем, с опытом, председатели райисполкомов, творческая интеллигенция, обществоведы, ученые и т. д. В застойный для страны период такие встречи были скорее исключением, чем правилом. В ту эпоху было принято на всякие подозрительные вопросы не отвечать, а если и проводить встречи и конференции, то по поводу великого писателя, маршала, четырежды Героя и прочее, прочее.
В это время Брежнев страной не занимался или, скажем так, все меньше и меньше занимался. Его примеру следовали другие секретари ЦК, так получилось, что мы работали практически самостоятельно. Получали какие-то указания, постановления ЦК, но это только для галочки, для отчетов. Когда едешь в Москву пробивать вопрос, который не имеешь права решать в области, например, по строительству того или иного объекта, или по продуктам питания, или по фондам и т. д., то, конечно, заходишь в ЦК к работнику, курирующему область, - завсектором Павлу Васильевичу Симонову, - но и все. Кстати, прекрасный человек, он вел линию как бы невмешательства в дела нашей партийной организации и одновременно был в курсе всех наших дел, знал, что происходит, какие проблемы и т. д. Иногда позвонит, иногда полушутливо пожурит: отношения были хорошими.
В самом начале моей работы в должности первого он дал мне замечательный и запоминающийся урок. В городе проходила выставка агитплаката, я пошел на ее открытие, и, когда мы заходили в зал, нас сфотографировали. Потом эта фотография появилась в областной партийной газете "Уральский рабочий". На следующий день позвонил Симонов и начал воспитывать. А воспитывать он умел - вроде и не повышая голоса, но уж поиздевался надо мной всласть. Ах, говорит, как хорошо вы получились на фотографии, ну просто очень хорошо, вы вообще у нас такой фотогеничный, и теперь ведь вся область будет знать, что вы так хорошо на фотографии выходите, ну и в таком духе. Умел он глубоко задеть за живое, вроде и не говоря каких-то резких слов. В общем, урок он мне тогда очень хороший преподал, я его на всю жизнь запомнил. И я следил, чтобы больше в областной газете мои фотографии не появлялись.
Но такие люди в ЦК - исключение. Обычно туда я заходил только для порядка. К Разумову, может быть, один-два раза, больше для того, чтобы он каких-нибудь неприятностей не наделал. К секретарям ЦК заходил тоже из чувства вежливости. Реальные вопросы надо было решать в Совете Министров. С министрами отношения сложились неплохие, с Председателем Совмина Тихоновым тоже нормальные, деловые. Рыжкова я знал по Свердловску, мы были знакомы, когда он работал генеральным директором Уралмаша. Затем он перешел в министерство, потом в Госплан, в Центральный Комитет. Когда Николая Ивановича назначили Председателем Совмина, я старался нашим старым знакомством не злоупотреблять.
Вот пример из жизни руководства страны того периода. Нам надо было "пробить" вопрос о строительстве метро: все-таки уже миллион двести тысяч населения в Свердловске, а для этого нужно было решение Политбюро. Поэтому решил пойти к Брежневу. Созвонился. "Ну, давай приезжай", - говорит. Я, зная стиль его работы в тот период, подготовил на его имя записку, чтобы ему оставалось только наложить резолюцию. Зашел, переговорили буквально пять-семь минут - это был четверг, обычно последний день его работы на неделе; как правило, в пятницу он выезжал в свое Завидово и там проводил пятницу, субботу и воскресенье. Поэтому он торопился в четверг все дела закончить побыстрее. Резолюции он сам сочинить уже не мог. Говорит мне: "Давай диктуй, что мне писать". Я, естественно, диктую: "Ознакомить членов Политбюро, подготовить проект постановления Политбюро о строительстве метро в Свердловске". Он написал то, что я ему сказал, расписался, дает мне бумагу. Но, зная, что даже при этом документы потом где-то терялись, пропадали, я ему говорю: "Нет, вы пригласите помощника". Он приглашает помощника, и я говорю: "Дайте ему поручение, чтобы он, во-первых, зарегистрировал документ, а во-вторых, официально оформил ваше поручение: "Разослать членам Политбюро"". Он тоже молча все это сделал, помощник забрал бумаги, мы попрощались, и скоро Свердловск получил решение Политбюро о строительстве метро.
Пример этот показателен. Брежнев, по-моему, в последний период жизни вообще не понимал, что он делал, подписывал, произносил. Вся власть была в руках его окружения. Он и этот документ о свердловском метро подписал, не задумываясь над смыслом того, что я диктовал. Ну, хорошо, в результате этого было сделано доброе дело. А сколько проходимцев, нечестных людей, в конце концов, просто преступников, окружав-ших-его, использовали Брежнева для своих грязных дел? Сколько он тихо и бессмысленно начертал резолюций, которые принесли обогащение одним и беды, страдания другим. Страшно представить!..
Никогда - ни друзья, ни родственники, ни близкие или дальние знакомые - никто даже не пытался прийти ко мне, первому секретарю обкома, с просьбой помочь в каком-то личном деле. Сейчас хорошо известно, каких масштабов в годы застоя достигли протекционизм, коррупция, разлагавшие буквально всю систему власти. Мнение первого секретаря - - закон, и вряд ли кто посмеет не исполнить его просьбу или поручение. И этой властью пользовались нечистоплотные партийные работники и их окружение бесконтрольно. Зная мой характер, ко мне с таковыми прошениями не обращались. Даже трудно представить, что бы я сделал, как бы отреагировал на подобную просьбу.
Да, власть первого практически безгранична. И ощущение власти опьяняет. Но когда пользуешься этой властью только с одной целью, чтобы людям стало жить лучше, выясняется, что этой власти недостаточно: чтобы область хорошо, по-человечески накормить, чтобы всем нормальные квартиры дать... Ее хватает только на то, чтобы кого-то на хорошее место устроить, кому-то прекрасную квартиру выделить и подобными благами одарить свое окружение. Так и происходило, да и сейчас происходит: несколько десятков людей живут как при коммунизме, а народ доходит до последней черты.
