первым кто ее поцеловал, ― она мне отчего-то стала очень часто попадаться на глаза. Затем я, по пришествию какого-то времени в разговоре с Наташей неожиданно узнал, что Людмила хочет и готова меня у нее отбить. Я тогда с братьями над всем этим посмеялся. А, зря. Так вести себя с девушками нельзя. Та же Наташа могла все ей доложить. Иначе, отчего в нужный момент, когда я вдруг стал задумываться: а не жениться ли мне на Людмиле, ее рядом со мной не оказалось? Нашла себе парня в Ростове.
В отличие от своих сверстников я взрослел очень медленно: ни шел, ни в какое сравнение, например, с парнем ― Мишкой Ножиком, жившим на другом краю нашей улицы ― у кладбища. Он часто попадался мне на глаза, так как проходил мимо окон моего дома: ухаживал за дочкой конюха Сергея Буравца. На вид Мишка ― мужик-мужиком. Из-за любимой, а может по другой какой-то причине он забросил школу. Помог этому парню определиться мой отец. Он взял его однажды к себе в подпаски, заключив с его родительницей ― одной, тяжело поднимавшей сына, и директором школы соглашение, устроившее все стороны и в первую очередь администрацию Щурово. Михаил, был приставлен к делу, а еще продолжил обучение в вечерней школе, поднакопив денег, парень сыграл шумную свадьбу. Затем молодые, достигнув совершеннолетия, пошли в ЗАГС и расписались.
Я на свадьбе не присутствовал, хотя и был приглашен, так как следовать примеру Мишки Ножика и жениться в шестнадцать лет был не готов. Для меня это было нереально, я хотел получить среднее образование: ― учился на тот момент в Щуровской средней школе ― в девятом классе. Не мог я жениться и в двадцать лет, вернувшись из армии: горел желанием пойти в институт, и даже в двадцать пять лет как это сделал мой отец, демобилизовавшись из армии. Не так давно, я, копаясь в старых родительских бумагах, нашел документ о регистрации брака своего отца и матери. Мне стало интересно, сопоставив с имеющейся у меня с супругой корочкой, я заметил ощутимую разницу в возрасте. Оно и понятно. Я почувствовал себя мужиком лишь только в тридцать лет. И то это морально, а физически ко мне еще долго даже с женой под ручку, например, в магазинах продавцы обращались: «Мальчик, тебе чего надо?» ― жена над этим часто подсмеивалась и, шутя, говорила мне: «Ах, ты, мой мальчик».
Таких парней, как я, тогда было раз-два, и обчелся. Мои родители, да и их знакомые, проявляя участие, торопливо подыскивали мне пару и стремились, во что бы то ни стало оженить. Я помню, мать сватала мне одну из разведенных женщин с двумя детьми. Та работала в Щурове в больнице врачом. Отец тоже как-то подталкивал меня и не кому-нибудь, а к дочке директора школы ― намного старше меня. Женщина имела квартиру в Москве. Все эти претендентки мне в жены были неплохи собой, но не вгоняли меня в дрожь. Ни одну из них я не мог назвать зазнобой. А еще не был готов жениться. То-то сейчас! Кто бы мог подумать, что такое возможно. Молодежь ― парни ― защитники родины взрослеют еще медленнее. Они лишь только годам к тридцати пяти-сорока подумывают о женитьбе. И это бы еще ничего, можно и на «молодухе» жениться, однако не тут-то было, не те уже стали и девушки. Они очень разборчивы и если готовы выйти замуж и завести ребенка, то это тогда, когда этого делать уже нежелательно в силу физиологических изменений, происходящих в них самих. «Селявы», как говорят французы. Люди очень сильно изменились, не те стали. Порой мне довольно трудно сравнить наше поколение и поколение наших дедов, отцов, а особенно молодое ― детей и внуков: на разных языках мы говорим, не тот словарный набор ― много заморского ― не русского ― чужие мы. Не оттого ли я в муках ищу хоть малейшие стороны соприкосновения. Они обязательно должны быть, обязательно, нужно только «занырнуть глубже» в прошлое.
3
Писатель ― это человек несогласный с существующим положением дел, он готов переделать жизнь ― свою, своих родных, близких, друзей и даже чужих людей до не узнаваемости, а порой, чем черт не шутит, замахивается и на все мироустройство, хотя бы в своих книгах.
У меня не раз поднималась рука при работе над «текстом» изменить жизнь Александра, но я не стал этого делать, так как до сих пор не могу понять, отчего он пошел с Надеждой «под венец». Как такое могло случиться? Не иначе это был неконтролируемый всплеск гормонов. Наверное, зря мы ― я и Федор свели его с этой девушкой.
У меня не было тогда желания приезжать на майские праздники в Щурово. Федор тоже оказался дома случайно. Возможно, жизнь у Александра была бы другой? Хотя, размышляя на эту тему, я прихожу к мысли, что существенно ничего бы не поменялось! Друзей, у Александра посидеть с рюмкой за столом всегда хватало. Женился бы наш брат на Надежде и без нашего братского участия.
Мы в семье внешне пусть разные: я и Александр ― черноволосые, Федор и сестра Анна ― со светлыми шевелюрами (наш дед Иван Павлович ― был светлым, другой дед ― его родной брат тоже Иван Павлович ― черным), в одном похожи ― мы упертые, при том без исключения ― все до одного. Для нас главное подобно волку или же собаке из Щуровского Сучьего болота за что-то уцепиться, и вот оно это уже наше, ни за что не отдадим.
И мы не отдаем, менять задуманное, тем более, если оно уже определено ― написано Писателем ― не мной ― с большой буквы ― в книге жизни, не в характере у нас.
Брат Федор не раз мне говорил и по сей день при встречах не устает, твердит, что все накановано и изменить кардинально ничего невозможно. И я с ним порой соглашаюсь, так как, разбирая свою жизнь по дням, даже ― часам, не раз многому удивлялся в цепочке шагов, предшествующих тому или же другому большому серьезному событию. Не протиснуться, как бы ты не щемился. И если мы что-то и выбираем, то это что-то незначительно.
Мы богаты «задним умом», мы лишь можем анализировать и придумывать, как нужно было поступить. Но, что толку от этого? Может,
