— А ты бы какую предпочел, которая тебя будет того-самого?..
Бессознательно наблюдая за действиями медиков, слушая их треп, Вадим заметил, как сестра выбросила в воронку утилизатора использованный одноразовый шприц. Тот было заскользил к горловине, чтобы провалиться внутрь, однако остановился, словно прилип к чему-то. Он был одинок на белой, слегка надколотой, эмалевой поверхности… Только недавно, несколько минут назад, там виднелся другой шприц, непривычного вида, — отстраненно вспомнил Вострецов. Вспомнил — и тут же забыл… В самом деле, до шприца ли тут, когда человек вдруг умер!
…Из больницы они выходили вместе с Леваневичем. Семен Яковлевич всячески старался уклониться от подобной совместной прогулки, однако Вострецов, желая узнать точку зрения кардиолога о происшедшем, настаивал, и врачу пришлось покориться. Они проследовали через просторный вестибюль, вышли на улицу. Широкие дорожки, удобные подъезды, деревца, газоны… Больница была построена не так давно, и все тут отвечало современным требованиям. Hичто не говорило о том, что совсем недавно внутри для одного из пациентов все это в одночасье перестало иметь значение. Впрочем, кто знает, может, не только для Штихельмахера, может, еще кто-то в эти же минуты приказал всем оставшимся долго жить?
…Вышли на улицу. День уже клонился к вечеру, хотя солнце стояло еще довольно высоко. Из-за просторной зеленой лужайки горячими лучами оно било прямо в глаза. Вдоль длинного частокола невысокого забора больницы гудело широкое шоссе. За ним виднелись большой парк и просторный пруд, на плотине которого в рядок сидели мальчишки с удочками. Жизнь продолжалась…
Спутники повернули и пошли по тротуару в направлении ближайшей станции метро. Можно было несколько остановок проехать в автобусе или троллейбусе, но они пошли пешком: Вадим — чтобы можно было без помех поговорить, Леваневич — потому, что понимал, что следователь будет настаивать именно на пешей прогулке.
Залитые предзакатным солнцем лужайка и лесопарк остались справа. Слева тянулись больничные аллеи.
— Красиво, — задумчиво проговорил Вострецов. — Даже не верится, что мы в черте такой махины, как Москва.
— Красиво, — рассеянно отозвался Леваневич. — В самом деле, не верится.
Вадим Сергеевич приписал его рассеянность происшествию с Штихельмахером.
— Скажите, Семен Яковлевич, как вы можете прокомментировать то, что сегодня произошло? Только с учетом того, что говорите с полным профаном по части кардиологии…
Леваневич к такому вопросу был готов. Потому откликнулся сразу, хотя говорил размеренно, тщательно следя за своей речью.
— Ну, если попытаться обрисовать ситуацию как можно более доходчиво… Сердце — это совершенно уникальный орган…
Каждый кулик… подумал Вадим. В самом деле, что еще мог сказать кардиолог? Расхваливать работу гинеколога или проктолога?
— А разве есть у человека орган неуникальный? — тем не менее обронил Вострецов.
— Да-да, вы правы, все уникальны, — согласился врач. — Но сердце все-таки стоит особняком. Судите сами: человеческое сердце — это мышечный орган весом немногим более трехсот граммов. В течение всей жизни у него не бывает отдыха, в среднем за время жизни организма оно сокращается более двух с половиной миллиардов раз. Энергии одного такого сокращения достаточно, чтобы груз весом четыреста граммов поднять на высоту метра. Ну а за человеческую жизнь оно поднимает железнодорожный состав на высоту Монблана.
Несмотря на только происшедшую на его глазах трагедию, Вострецов слушал этот экскурс с искренним интересом. И теперь не удержался от восклицания:
— Ого!
— Вот вам и "ого"… — даже несмотря на волнение, Леваневич почувствовал, что ему этот искренний возглас приятен. — Естественно, как и любой, даже самый совершенный механизм, пусть и биомеханизм, сердце постепенно изнашивается. Любой стресс, нервные переживания, неправильное питание, курение, болезни, избыточный вес, спиртное, наркотики, экология, чрезмерные физические нагрузки, а также отсутствие стрессов и физических нагрузок, нерегулярная сексуальная жизнь… Короче говоря, так или иначе, но у многих людей сердце изнашивается быстрее, чем весь организм в целом. Тогда оно начинает давать сбои — в этом случае мы говорим о миокардите, ишемической болезни, стенокардии или даже инфаркте… Ну и так далее. Вообще смертность от сердечно-сосудистых болезней занимает второе место и составляет почти тридцать процентов от всех смертей… Скажем, в Штатах от различных сердечных болезней страдает, по разным оценкам, от восьмидесяти до ста тридцати миллионов человек… Знаете, боль в груди при инфаркте называют "криком голодного сердца о помощи". И если уж оно начало кричать, тут его лучше дополнительно не беспокоить.
Вадим понял, на что намекнул кардилог, пожал плечами.
— Но ведь я не успел у него даже ничего спросить… — начал он.
— Кто его знает… Может, непосредственной причиной сердечного приступа послужило уже то, что Штихельмахер узнал, что его собираются допрашивать, — перебил его Леваневич, стараясь направить течение мыслей следователя о причинах смерти пациента в более удобное для него русло. — Разволновался человек…
Они подошли к круглой площади с зеленой клумбой посередине и остановились перед «зеброй» перехода, дожидаясь разрешающего сигнала светофора. До метро оставалось совсем немного, ну а в вагоне следователь так или иначе, будет вынужден прекратить свои дурацкие расспросы, — рассуждал Леваневич. Скорее бы уже дойти…
— А из-за чего он вообще к вам попал? С каким диагнозом? — Вострецов решил перевести разговор с абстрактной темы к вещам более приземленным.
Семен Яковлевич оглянулся на него с неподдельным удивлением.
— А вы что же, не знаете?
— Не-ет…
Врач усмехнулся — за все время впервые с откровенной насмешкой.
— Ну вы даете, право слово!.. Хорошо же вы работаете, граждане сыщики!..
Это были последние слова, которые он успел произнести.
На бешенной скорости со стороны моста-путепровода на тротуар вылетел старенький "жигуленок"-"троечка". Он буквально врезался в группу стоявших у перекрестка пешеходов. Кто-то успел среагировать и, сбивая других, отпрянул в сторону; кому-то это не удалось… Высокая яркая коляска с сеткой с продуктами между колесами, отброшенная побитым ржавчиной бампером, кувыркаясь, прокатилась по тротуару и завалилась на проезжую часть, прямо под колеса набитого пассажирами автобуса-"гармошки". Сухонькая старушка с испитым лицом споткнулась о собственную сумку-тележку и рухнула на раскатывавшиеся и разбивавшиеся пустые пивные бутылки…
Но главный удар бампера «жигуленка» пришелся на врача-кардиолога Семена Яковлевича Леваневича. Он успел только хрипло вскрикнуть, после чего опрокинулся на спину, и автомобиль, подпрыгивая, прошелся по его груди обоими правыми колесами. После этого «жигуль», подрезав какую-то шарахнувшуюся от него иномарку, влился в поток машин и, свернув по кольцу в сторону станции метро, исчез из вида.
Все это произошло в одно мгновение. Налетевшая на людей машина уже исчезла, и лишь тогда раздался душераздирающий крик женщины, на глазах которой под тяжелой тушей автобуса исчезла коляска с ее ребенком. Ей вторил хрип залитой кровью старушки…
Вострецов, который в последнее мгновение успел отпрыгнуть едва ли не из-под колес машины, наклонился к Леваневичу. И даже он, далекий от медицины человек, понял, что помочь пострадавшему уже невозможно. Тот лежал, глядя широко раскрытыми глазами в глубокое синее небо. Куда-то туда, в эту неведомую даль, по темному коридору сейчас мчалась его ошеломленная случившимся душа.
Рядом лежал раскрывшийся от удара кейс Семена Яковлевича. Из него вывалился обычный набор предметов, которые могут оказаться у мужчины — телефонный блокнот, сложенный полиэтиленовый пакет, какая-то книга, газеты, шариковая ручка… Валялся в пыли и небрежно свернутый медицинский халат, из кармана которого выскользнул какой-то предмет. Вострецов с недоумением уставился на него. Это был шприц-тюбик, точно такой же, какой он видел в утилизаторе в палате столь странно умершего Штихельмахера. Вадим протянул руку и схватил предмет. Шприц-тюбик оказался использованным.
Следователь еще не знал, что к чему в этой истории. Он интуитивно понял, что сейчас у него в руке какая-то очень важная, вероятно, даже ключевая деталь, с помощью которой можно будет хоть что-то в этом деле расставить по местам.
…В это время двое молодых парней быстро, и при этом стараясь не привлекать внимания прохожих, шли мимо рынка от брошенной машины к тоннелю, по которому можно было либо пройти на другую сторону железнодорожной ветки, либо попасть на станцию метро.
— Вспомнил, — неожиданно сказал один из них, сказал негромко и озабоченно, словно про себя.
