Возле комнаты в углу второго этажа отец поставил его на ноги. Это помещение никогда не открывали. Дети много раз пытались пробраться туда, надеясь разгадать отцовские тайны, но замок не поддавался ни одной шпильке, на окнах стояли решётки, а изнутри их закрывали плотные гардины.
Отец снял со шнура на шее увесистый ключ и со скрипом отпер проржавевший замок. Дохнуло затхлостью и скопившейся за много лет пылью. Николас чихнул. Отец подтолкнул его вперёд и, затворив дверь, принялся зажигать свечи в серебряном канделябре.
На стене справа висел портрет важного господина. Его волосы были заплетены в пучок на затылке, как у Белого Палача. Взгляд синих глаз пристально следил за гостями. На поясе висел меч в богатых ножнах.
Такой же меч покоился на соседней стене. Какой изящный прямой клинок! Опущенные вниз дужки крестовины украшал четырёхлистный клевер, сверкал коричневый камушек в навершии. Николас потянул к оружию ладонь, но тут увидел уродливую тень. Рядом висела косматая голова бурого чудища с кабаньими бивнями. Мальчик испуганно отпрянул.
Отец уселся в кресло за столом и устроил сына у себя на коленях.
– Знаешь, кто это? – спросил он, указывая на портрет.
Николас пригляделся внимательней. Теперь взгляд мужчины казался таким же печальным, какой был у отца, когда тот услышал о провале охоты.
– Знаменитый полководец?
– Да, твой дед. Гэвин Комри, его ещё называли Утренним Всадником. Это его кабинет. Он часто засиживался здесь до рассвета с бумагами и книгам.
Николас облизал пересохшие губы. Никогда бы не подумал, что дед был кем-то настолько важным. Казалось, его предки всегда жили затворниками в глуши Озёрного края и лишь изредка выбирались в ближайший городок на ярмарку.
– Раньше наш род состоял в ордене Сумеречников. Они все обладали необычными способностями и защищали людей от демонов, которых ты рисуешь в своих альбомах.
– Так они… Сумеречники были хорошими? – с трудом осознавал Николас.
– Они были героями. Но орден пал, когда пришли единоверцы со своими цепными псами – Лучезарными. Твой дед был последним Архимагистром. Именно он объявил капитуляцию и роспуск.
– Зачем? – ужаснулся Николас.
Теперь взгляд человека на портрете казался ему жестоким.
– Хотел, чтобы как можно больше Сумеречников спаслось от преследования. Он пожертвовал ради этого жизнью.
– Его сожгли на костре?
– Да. Он покаялся в том, чего не совершал, и взошёл на эшафот с развязанными руками. Многие до сих пор не простили его за это.
Отец шумно выдохнул. Видно, слова давались ему с трудом. Он мерно раскачивался на стуле, гладя сына по волосам.
– В детстве у меня тоже был дар, но я его потерял. Надорвался.
– Как?
– Из-за моего старшего брата. Кевин… он провалил своё посвящение, как ты сегодня. Не нашёл оленя.
– Так дядя Кевин был плохой?
– Нет, что ты! Не слушай вредного старика. Твой дядя был очень добрым, по-настоящему светлым, весёлым человеком. Его все любили: я, отец, друзья. Моя мать, твоя бабушка, умерла очень рано, и брат заменил мне обоих родителей. Отец ведь был очень занят по службе и хорошо, если приезжал домой раз в год. Он нашёл для брата другого наставника. В шестнадцать лет Кевина отправили проходить испытание, чтобы тот стал Сумеречником. В пустыне Балез Рухез на границе с Гундигардом он должен был убить саблезубого мелькариса.
Это так далеко к югу от Авалора! Должно быть, дядя Кевин объехал весь мир.
– Но в схватке с демоном он потерял обе ноги, – продолжил рассказывать отец. – Целители ордена вернули его к жизни и доставили домой. Он очень переживал, что превратился в калеку и Сумеречником уже быть не сможет. Отцу пришлось уехать из-за кризиса в ордене. Я старался подбодрить брата из последних сил. Когда никого из взрослых не оказалось рядом, он попросил меня принести кинжал с волнистым лезвием – подарок отца на его совершеннолетие. Я не знал, что он задумал и исполнил просьбу…
Отец снова прервался, дыша очень часто.
– Брат заколол себя у меня на глазах. Я всё смотрел на его истекающее кровью, холодеющее тело и не мог пошевелиться. Чувство вины сковывало меня по рукам и ногам, страх и скорбь глодали душу. Я свалился в беспамятстве и очнулся, только когда вернулся отец. Он отнёс меня в спальню и обещал больше никогда не бросать одного.
Живот скручивало по мере того, как Николас представлял себя на месте отца. Эдвард, конечно, противный, но такой участи он брату никогда не желал. Как бы отвратительно он себя чувствовал, если бы не смог его спасти! Как будто измазал руки братской кровью!
– Что-то сломалось внутри меня – мой дар, – продолжал рассказывать отец. – Поэтому я тоже не стал Сумеречником. Когда Эдвард родился обычным, я подумал, что силы оставили нашу семью, но с твоим появлением на свет ко мне будто вернулся мой отец. У тебя его глаза. Все, кто его знал, замечают это.
Николас снова посмотрел на картину. Теперь ему казалось, что он видит своё отражение. Неужели он станет таким же мрачным, полным горечи и разочарований в старости? Хотя вряд ли до неё доживёт.
– Я тоже останусь без ног? – спросил Николас после затянувшейся паузы.
– Что? Нет, конечно. Орден распустили, на испытания никого не отправляют, – смутился отец. – Не переживай, я что-нибудь придумаю. Может, напишу норикийцам. У них есть убежище для Сумеречников – Компания «Норн». Там тебя всему обучат, даже фехтованию. Хочешь жить не в этом захолустье, а в золотых дворцах Дюарля? Будешь компаньоном и защитником их мальчика-мессии. Говорят, он с Эдвардом одногодка.
Отец добродушно подмигнул, пытаясь успокоить сына после горьких откровений.
Да, Николас мечтал повидать мир, но семью бросать не хотел, даже Эдварда. А уж отца… нет, Николас не променял бы его ни на кого другого, лишь бы тот верил и гордился им.
Тишину нарушил громкий стук. Отец с сыном встали и поспешили в прихожую. Все домочадцы уже спали, полуночничали только они вдвоём.
Дверь отворилась. На пороге в лунном сиянии вырисовался силуэт Гвидиона. Николас удивлённо выглянул из-за спины отца.
– Не думал, что увижу вас снова, – вскинул брови Даррен.
– Отчего же? Твой сын прошёл посвящение, и теперь видеться мы будем часто. Собирай вещи, Николас, завтра на рассвете я отведу тебя в нашу общину.
Отец просиял. Николас поражённо оттопырил губу и никак не мог решить, хорошо это или не очень.
***
Родители поднялись рано, помогая ему собраться в дорогу. В заплечный мешок, что был едва ли не больше самого Николаса, мама уложила сменное бельё, тёплую одежду, обувь. Лишнее брать с собой запретили, но мальчик умыкнул новый альбом и угольные стержни.
На рассвете Николас вместе с отцом вышли за ограду. Мама с Лизи остались наблюдать с крыльца и махали руками, с трудом скрывая слёзы. Эдвард, как всегда, надулся и выходить из дома не пожелал.
На краю буковой рощи ждал Гвидион.
– Слушайся наставника, не шали и не забывай о нас, – напутствовал отец, склонившись к макушке сына.
– Я не подведу. Ты веришь? – Николас оттопырил мизинец левой руки.
Отец подцепил его палец своим и улыбнулся.
– Мы будем скучать! – кричал он на прощание.
Николас вместе с Гвидионом ступили на лесную тропу. Из болотистых низин выползал туман, укутывая землю полупрозрачной дымкой. Утро выдалось зябким несмотря на то, что лето ещё не закончилось. Николас плотнее запахивался в плащ, торопливо вышагивая к северу, навстречу диким Каледонским горам. Вскоре он отыскал подходящую по росту палку и стал опираться на неё, как наставник – на посох. Лямка от тяжёлого мешка жгла плечо.
Николас поправил её и спросил:
– Когда начнутся занятия?
– Уже начались, – охотно ответил Гвидион. – Как только я пришёл в ваш дом. Скажи-ка, что ты уже понял?
– Что надо уважать и доверять своему учителю? – вспоминая, как мыл его ноги, ответил Николас. – Это не сложно.
– Великие откровения скрываются за простыми вещами. Запомни это. Если ты не доверяешь своему наставнику, то он не сможет тебя обучить, как бы вы вместе ни старались.
