– Всё? Ты с ума сошел! И куда я потом со всем этим барахлом?
Он выразительно закатывал глаза – реакция терпеливого брата на тупость любимой младшей сестренки.
– Кто сказал, что ты придешь за куртками? Ты придешь на фабрику и получишь 30 % комиссионных за то, что помогла им сбыть залежавшийся товар.
Страх ли перед возможными осложнениями или природная Ноннина леность, но все эти изящные комбинации, увы, остались нереализованными. Впрочем, одной переменой в жизни она была обязана своему юному дружку, но об этом чуть позже. С Викой она могла откровенничать на любую тему. Видимо, чувствовала себя в безопасности за возрастным барьером. Это были такие длинные монологи или, скорее, исповеди. Если бы ее Светка, не говоря уже о Митрохине, подслушала их разговоры, она бы не поверила своим ушам.
– Кто к месту и не к месту поминает «первую древнейшую профессию»? Правильно: мужчины. Это к тому, что мы продаемся. Такая живность с птицефермы. Куры, гусыни. А они, значит, покупатели. Хороший товар, почему не купить! Хотя дома у него уже есть одна курица… или гусыня. Но эта лучше. Не обязательно жирнее, но чем-то лучше. Потом окажется, что ничем. Деньги на ветер. Ну ничего, в другой раз возьмет индюшку. А спросить его – зачем? Один скажет: для разнообразия. Другой: никогда не пробовал. Третий: хороший человек посоветовал. Ты меня слушаешь? Я тебе скажу, зачем мы ему нужны. Чтобы проверить, мужчина он или только прикидывается. А проверить давно пора, потому что дома ему пятый год говорят: баба! И тогда он приходит ко мне, и я делаю все, чтобы он почувствовал себя мужчиной. И он уходит с гордо поднятым… ну, ты меня понимаешь. И за это он готов платить любые деньги. Он не меня покупает, он надежду покупает. Что с ним все в порядке. Что он человек. А может, бог. Что ты смеешься? Пока мужчина приходит к женщине, он бессмертен.
Вике можно было наболтать с три короба и забыть. Наверняка и он забывал весь этот бред через две минуты. Хотя добросовестно выслушивал. Окажись на его месте Катерина, между прочим – его ровесница, она назвала бы мать ненормальной. Просто Нонне в голову бы не пришло обсуждать с ней такие вещи! А Вика – это… Вика. Он не осуждал, не обсуждал. Во всем, что она ни делала, он видел свою логику. Ее логику, ибо на все смотрел ее глазами. Он понял, почему она пошла на панель, – чтобы раздать долги. А потом Катерину с двойками надо было перевести в девятый класс. А летом маме удалили катаракту. Даже про косматого зверя он тоже понял. Но что-то его не устраивало. Иначе зачем было подыскивать ей другие варианты? И такой вариант в конце концов нашелся. Помог случай.
Оборотистый Жора устроил ей выгодную ходку. Дача на Рублевке. Кинозал, джакузи, светомузыка. Два интеллигентных мальчика. Четыреста баксов. На деле вышло не так эффектно. Насчет светомузыки не обманули, но мальчиков оказалось не двое, а трое, и употребляли они ее с изобретательностью, доказывавшей если не их начитанность, то насмотренность уж точно. Под утро ее выбросили в незнакомом месте, с кровотечением и мелочью в кошельке. Когда после нескольких тщетных попыток она, наконец, дозвонилась до Жоры, голос у него звучал как у мыши, оставившей в мышеловке перебитую лапку.
Тогда-то Вика и отправил ее домой – с обещанием не появляться в переходе. Нонна свое обещание сдержала, но когда быстро выяснилось, что ничего другого она не умеет, да и не очень-то желает, снова выручила подруга. Клиенты на дому! Света выразила это изящнее: не всем сражаться на передовой, должен же кто-то и в тылу потрудиться. Преимущества: своя территория, кругом люди. И заработком делиться ни с кем не надо. Вика молча выслушал эти доводы и покивал в знак согласия. На следующий день примчалась Светка с профессиональным фотографом. Зачем фотограф? Ты сначала разденься, а после вопросы задавай. Нащелкали ее «с видом на море и обратно» и укатили. Так Ноннины прелести, переведенные в сантиметры и килограммы, и ранимая душа, завещанная небесным Раком, попали в московские элитные службы знакомств (полистать фотоальбом – 100 р., телефон модели – 200 р.).
Нонна сразу поставила у себя определитель, чтобы отсекать маньяков и подростков. Опыт по этой части у нее был. На следующем этапе она постаралась сузить круг претендентов – остались те, кто к любви относился серьезно, то есть не выходил за рамки оговоренных услуг и честно платил по прейскуранту. О выходе на связь было сказано предельно жестко («только до 15.00»), но у маньяков и подростков пик сексуальной активности приходится на темное время суток, поэтому на ночь телефон отключался.
Бдительность Катерины, кажется, удалось усыпить, а вот с матерью, которая жила в соседнем доме и могла нагрянуть в любую минуту, предстоял трудный разговор. Готовясь к нему, Нонна ожидала чего угодно – крика, хамства. Но Вера Анисимовна выслушала исповедь дочери с неподдельным вниманием, по ходу задавала толковые вопросы и лишь изредка сокрушенно крутила головой, недовольная тем, что ее так долго держали в неведении.
– А ты думал! – прервала она рассказ дочери, возмущенная поведением какого-то клиента. – За удовольствие, милок, надо платить!
Вера Анисимовна с ее деревенским прошлым о любом предмете высказывалась с грубоватой прямотой:
– Вскочил петух на курицу: «Люблю до гроба!» Соскочил: «Да не тебя, зазноба!»
Отныне Нонна должна была отзвонить матери и, специально для гостя, произнести дежурное: «Мама, у меня Альберт (Святослав, Роман, Кирилл), с работы, я к тебе попозже заскочу». Береженого бог бережет. Если у тебя, друг ситный, топорик за пазухой припрятан, так ты эти мысли брось, на крючке ты у нас, месяц ясный, и имя ты назвал липовое, какой из тебя Альберт (Святослав, Роман, Кирилл), но телефончик мы на всякий случай засекли, так что далеко, голуба, ты все равно не уйдешь.
А еще Нонна должна была отдавать матери все деньги. Целее будут, оно так, но в случае чего выбить их назад было не легче, чем в кассе взаимопомощи. Стыдно сказать, когда к ней однажды без звонка нагрянул Вика, давно мечтавший поглядеть, как она живет, в доме только и нашлось, что засахаренное вишневое варенье и не первой свежести бублик.
Но от угощения он отказался. Таким она его никогда не видела. Холодные рысьи глаза. Желваки играют. Вразвалочку прошел в комнату, откинулся в кресле, закурил. Такой мачо. Под его молчаливым взглядом Нонна почувствовала себя довольно неуютно.
– Это происходит здесь? – он кивнул на широкую тахту.
– А где ж еще, – удивилась она вопросу.
– И кто раздевается первый?
– Почему ты спрашиваешь?
– Может, я поглядеть хочу.
– Стоило за этим ехать через весь город!
– Стоило.
Она решила, что он шутит, но он сидел нога на ногу и, судя по всему, ждал продолжения. И тут Нонна по-настоящему разозлилась. Ты хочешь стриптиз? Я покажу тебе стриптиз! Она включила кассетник, что-то зажигательное, и стала медленно раздеваться под музыку. Она видела, как он на нее смотрит, и неожиданно злость уступила место чему-то другому. Это была ее стихия: цирковой манеж, дерзкий маленький львенок и она, укротительница, единственная и неповторимая. Ей не раз приходилось устраивать подобный спектакль, но в тот день она превзошла себя.
– Всё? – спросила она, стоя перед ним в чем мать родила.
И он не выдержал, отвернулся.
– А теперь иди.
– Искупай меня, – пробормотал он.
Ей показалось, что она ослышалась.
– Что ты сказал?
– Ты меня не искупаешь?
Она расхохоталась:
– Вика, какой же ты еще ребенок!
Нонна накинула халат и повела его в ванную. Он сделался смирный как овечка. Тело у него было щуплое, все в шрамах, старых и совсем свежих. Ей хотелось спросить, откуда эти знаки доблести, но она не спросила. Нонна думала о том, что она моет ангела, вернувшегося с поля битвы, еще недавно мужественного и воинственного, а сейчас такого нежного и беззащитного. Она осторожно водила мягкой губкой, боясь сделать ему больно. Он покорно стоял под душем и так же покорно дал себя вытереть (промокнуть!) большим китайским полотенцем.
– Жаль, что ты не девочка, – сказала Нонна. – Катерину я до сих пор купаю.
Больше он ей визиты не наносил.
На Катеринин день рождения, в феврале, Нонна решила подарить ей плейер. Четырнадцать лет. Девушка на выданье! Когда она заикнулась о сумме, Вера Анисимовна даже слушать ее не стала. Еще чего выдумала, совсем девку избаловали. Нонна попробовала выбить кредит с боем и в ответ получила кукиш – хороший, жирный, с наманикюренным ногтем. МВФ, да и только! С Митрохиным тоже вышел облом, а Светка, палочка-выручалочка, как нарочно усвистала на юг.
Оставалось одно – переход. Как она и предполагала, на ее месте у колонны кантовалась фифа в меховом жакете из песца и брючках из лайкры от Миу Миу. На этой территории ей было делать нечего. Вика, пользовавшийся в этот день успехом, выслушал ее рассеянно и велел прийти завтра. Она пришла, скорее по инерции, и опять он был занят. Оскорбленная таким приемом, Нонна круто развернулась, но ее окликнули.
