В следующий раз будете пить свекольный сок, угостите за компанию».
Добило Тёму наследство. Всю жизнь папа с чистым сердцем писал во всех анкетах: «Родственников за границей не имею». Ну какие родственники? У Федора Степановича Козлова? А вот такие. И не где-нибудь, а в ЮАР. Ближе Тёмы у мистера Козлофф никого на белом свете не нашлось. А денег алмазных после него осталось немерено, хоть обратно в землю закапывай. Тёма им так в Инюрколлегии и сказал: пускай закапывают. Нашли козлов! С нас радиоактивных отходов хватает.
Весело, да? А его первое редакционное задание? Сделать материал о «ночных бабочках». Верняк! Бухгалтерия, правда, поскупилась, пятьсот рублей и ни копейки больше, но для площади трех вокзалов и этого много. В конце дня заходит Тёма к главному. «Ну что, Артемон, готов?» – «В каком смысле?» – «У мужчины при себе должны быть две вещи – ручка и презерватив». Вовремя напомнил. Ручку-то он и забыл.
Приезжает на точку. Трех минут не прошло: «Девочку надо?» Тёма даже удивился. «Как это вы догадались?» – «Нос красный». – «Да? Вроде только из метро». Приводит она его в кафе на Ярославском вокзале и через стеклянную дверь показывает. А там уж полный сбор – кто в курточке на «рыбьем меху», а кто и в беличьей шубке. Сидят, чаи гоняют. Он на рыжую показывает – вот эта. Подбородок тяжеловатый, а так – глаза живые и фигурка вроде ничего. Провожатая переговорила с рыженькой и объявляет ему: «С этой не получится». – «Почему?» – «Мама не велит». – «А чего ж она здесь делает?» – «Праздники отмечает». – «Какие праздники?» – «Известно какие… женские. Пойдем, кофе мне купишь».
Сел Тёма за свободный столик, сводня приводит девушку. «Это Настя. Нравится?» А у нее переднего зуба нет и белил на лице больше, чем на складе лакокрасочных материалов. «Ну…» – «Тогда гони шестьсот и забирай это сокровище». – «Мне только пятьсот дали». – «Если только пятьсот, значит, только стоя». Она толкнула Тёму в бок – ты пошутил, я пошутила – и заказала бутерброды, с ветчиной и с сыром. Все это время щербатая Настя молчала, отчаянно борясь со сном. «Я ее не довезу», – сказал Тёма и начал подниматься, но его снова посадили. «Довезешь. Я помогу». В нем боролись отвращение и врожденное чувство долга. «Ты не смотри, что она смурная. Глаза боятся, а руки делают».
Победило чувство долга. После того как деньги были пересчитаны, они подхватили Настену с двух сторон и вывели под ноябрьский снежок. Он шел и думал: «Золотая рыбка, драная кошка… легко мне все достается. Смирись, Тёма. Бывает хуже». Вдруг какой-то тип схватил Настю за локоть. «Ты куда, красавица?» – «Она с ним», – кивнула на Тёму сводня. «Сначала пусть со мной рассчитается». – «А в чем дело?» – он потянул к себе законную добычу, но тип, чье лицо напоминало дешевый кремовый торт, держал ее цепко. «За ней числится должок». – «А в другой раз вы с ней не можете разобраться?» – «В другой раз? Я ее вторую неделю не могу отловить!» – «Послушайте…» – «Нет, это ты послушай», – тип интимно приобнял за плечи своего нового дружка, и Тёма, вывернув шею, успел увидеть, как шерочка с машерочкой уходят под ручку.
Тёма завелся. Денег, хоть и казенных, жалко, да и самолюбие задето. А этот, сладенький, повис на нем, все оборачиваются, и ухо горячим языком вылизывает. Кое-как Тёма от него отлепился, а девицы уже вон где, возле Ленинградского! Он бегом за ними. Встречающих и провожающих, как фигуры на шахматных клетках, интеллигентно так передвигает. Догнал. «Ты, Настя, далеко?» Она сразу в крик: «Милиция! Помогите!» Голос как у осипшего на плацу ротного, и сна ни в одном глазу. А рядом сводня, как ветер в трубе, подвывает. «В чем дело? – как из-под земли вырос перед Тёмой сержант милиции. – Ваши документы!» – «Да вот», – начал, было, он объяснять, да быстро осекся. Рябой сержант долго изучал редакционное удостоверение – ровно столько, сколько требовалось двум профурсеткам, чтобы скрыться в здании вокзала. «С проституцией боретесь? – вдумчиво покивал головой сержант, возвращая документ. – Это правильно. Будем вместе бороться». И взял под козырек.
Тёма снова бросился в погоню и очутился на платформе – это был сквозной проход. Теперь их ищи-свищи. Улетели бабочки! Он шел в метро, как в детстве, грея руки в карманах, и довольно ухмылялся. Материал – пальчики оближешь. Он радовался, как ребенок. Да разве в материале дело! В кои-то веки пасьянс не сошелся. Может, еще не все потеряно?
Крохи
Мокрая, теплая слизь. Пахнет псиной. Лежать в этом противно. Опять во сне пустил слюну. Как маленький, ей-богу. Переворачивая подушку, Федор со страхом всматривается в незнакомое лицо с бесстыдно раздвинутыми губами. Проснется и начнет приставать, сопровождая это голубиным воркованием и неуместными шуточками. А кончится, как всегда, истерикой. Февральская безнадега. Подвывает ветер, тихо сходя с ума среди сугробов и желтых фонарей. Надо встать и одеться в темноте, пока жена не проснулась.
– Ты куда?
– Спи.
– Разве у тебя в субботу есть процедуры?
Федор, обиженно сопя, застегивает брюки. В туалете он придирчивым взглядом провожает вялую струю. Ему не нравится цвет его утренней мочи. Вчера была светлее. Тихо закипая, он ждет, когда из крана наконец пойдет теплая вода. Обязательно надо поддеть! Тоже мне… маркиза де Помпадур. Он возвращается в спальню, отработанным движением подцепляет оттопыренными большими пальцами упругие подтяжки. Двойной шлепок заставляет его приосаниться. Ритуал венчает английский твидовый пиджак, предмет особой гордости.
– Когда профессор Нетреба поднимет твой боевой дух, – не унимается Галина, – мы отметим это событие вселенской оргией!
Насмотрелась фильмов из красивой жизни. На твои мяса, вываливающиеся из прозрачного пеньюара, только клопам бросаться! Федор проверяет наличие бумажника и вдруг замечает что-то белеющее на спинке стула. Ну конечно, приготовленные с вечера кальсоны! Все-таки забыл! Как говорил профессор? «Простатит – растение южное, теплолюбивое». По большому счету следовало бы выполнить врачебное предписание, тем более есть время в запасе, но раздеваться под насмешливым присмотром супружницы, а потом, не попадая в темноте ногой в штанину, натягивать при ней исподники… нет, мужское самолюбие превыше здоровья!
Хлопает входная дверь. Галина зажигает ночник и корявыми пальцами набирает привычный номер. Разбудила. Голос в трубке мятый, несвежий. Ничего, сейчас взбодрится.
– Извини, что так рано. Он ушел на свои процедуры! В субботу, ну да, я сама удивилась. Это нам подарок ко дню Советской армии, так что расчехляй пушку!
Стосвечовая лампочка без абажура полоснула глазное яблоко. Смурной небритый мужчина с неуместным именем Аркадий, человек отзывчивый, то есть в меру пьющий, а в данную минуту ослабленный тяжелым сном, кладет трубку на рычаг и коротким словом выражает простую гамму чувств. Медленно и осторожно, чтобы не взболтать несочетаемые жидкости, он свешивает с кровати ноги в шерстяных носках и с удивлением обнаруживает перед собой довольно крупного пса неизвестной породы. Поскольку собаки в доме отродясь не бывало, остается предположить, что ее забыл кто-то из вчерашних гостей, случай в принципе возможный, хотя, согласитесь, нерядовой. Для очистки совести Аркадий производит несколько однообразных манипуляций, как бы протирая запотевшее ветровое стекло. Пес делает стойку и выжидающе поводит своим влажным носом. Тогда Аркадий, дабы не забивать себе голову всякой ерундой, шлепает в узлик и долго стоит под контрастным душем, пока не осознает: а) что приятельский пес, ввиду непредвиденной отлучки хозяина, живет у него уже вторую неделю, б) что прежде, чем залезть в ванну, не худо бы раздеться, и в) что у него нет никакого желания покрывать эту кобылу с шестого этажа, но, видать, не отвертеться.
Василий Захарович Нетреба, полковник медслужбы, консультант-сексопатолог высшей квалификации, брезгливо морщится при виде пятна на рукаве некогда белого халата. Он слишком хорошо знает природу этих пятен. Вы угадали, Василий Захарович не любит свою работу. Только не говорите, что вас с детства привлекает красная сыпь в чужой промежности! У Василия Захаровича большая семья – жена, теща с тестем, дети, внуки, кто там еще? – и всем надо швырнуть кусок, притом что одна аренда этой кое-как отремонтированной квартиры, именуемой офисом, съедает половину прибыли, а потом начинается – взятки, поборы, налоги. И оборудование, между прочим, импортное. У Нетребы есть хрустальная мечта: купить «тайм-шер» (это когда апартаменты принадлежат нескольким пайщикам, и каждый там живет «от и до», – на круг, уверял его пациент, поживший на Западе, выходит очень даже по-божески) и путешествовать… Майами, Феникс, Альберкуке, Санта-Фе. А может, сразу закатиться в Могадишо или какую-нибудь Тегусигальпу! Солнце, пальмы, сахарный песочек под ногами. В ресторанах румба или что у них там. Девочки опять же.
