И все-таки Каспару нравилась Фелиция, хоть он и не завидовал ее подчиненным!
Для начала голодный консультант по матримониальным вопросам попросил Фелицию описать своего избранника. Глухой номер! Великовозрастный доктор наук под пятой у старухи матери. Один брак она ему разрушила… давным-давно. Но сыночек, похоже, был очень привязан к родительнице и обиды не держал.
– У Володьи, коньешно, были женьщины, – соглашалась Фелиция с банальной логикой. – И жена… Но почему бы не дать человьеку шанс?
– Не нужно выходить замуж, чтобы дать человеку шанс. Это делают совсем не для этого, – парировал Каспар, походя дивясь собственной неэмпирической мудрости. Сам-то он для себя пока не выяснил истинной формулы брака. Но кто не знает, что в некоторых делах дилетанту легче достичь успеха, чем среднему профи.
Фелиции не подходил ее «Володья». В этом Каспар убедился окончательно, когда увидел его воочию. Он попросил пригласить женишка на сеанс из любопытства, сказав, что иначе клиническая – «простите за выражение!» – картина будет неполной. Будущий «господин Браун» оказался типичным мятущимся интеллектуалом, которому приходится подрабатывать на чуждой торговой стезе. Растерянный Владимир. Совсем не тиран! Но была в нем скрытая пружинка, давно заржавевшая и неиспользуемая – однако… разрушенный храм все храм, как говорится. Привлекательный тип для студенток гуманитарных факультетов. А немке нужна была жесткая руководящая рука. Вместо Амалии. Ведь не зря же та заняла свой многолетний деспотичный трон в Фелицином миропорядке! Окажись непоколебимая подруга мужчиной – и судьба ее нерешительной товарки давно бы обернулась семейной идиллией. То есть абсолютной монархией, потому что это суть одно. Но судьба на то и судьба, что любит рокировки. Памятуя про обиду Фаныча, Каспар очень бережно подводил подопечную к своему вердикту. Резину он тянул вовсе не ради наживы, как полагал внезапно нагрянувший в его жилище обтесанный гольфстримами Игорь Бекетов. Тот только знал потешаться над школьным дружком, что ловит рыбку в кошельках прижимистых иностранок. Хотя сам ловил свою «голландскую селедочку» там же. Но поступал, как ему думалось, честнее.
– Вот ты, пацан, даешь! Поехали со мной к голлашкам! Ты так долго не протянешь. Таких, как твоя Фелиция, не найдешь больше, сам знаешь. Богатеек надо по-другому трясти. Они мизинец-то оттопыривают, а любят на самом деле ураган и беспредел в постели. А ты мутотой какой-то занимаешься, ей-богу!
На самом деле Бек не слишком торопился на капиталистический берег. Тем более что Каспар познакомил его с белозерской библиотекаршей, и у них закрутилось. Не очень-то у него, видно, шел пропагандируемый «ураган» за бугром. А здесь Бек обрел крышу над головой и занялся мелкой спекуляцией. Торговлей то есть. Как все.
– У нас здоровый шахер-махер, а у тебя что?! – будил он Каспара после ночного бдения в ларьке.
Сам того не зная, Игорек следовал завещаниям Белозерского. Значит, связь времен не прерывалась… Бек даже повадками напоминал своего предшественника – так же точно знал, что и как нужно делать, поучал, провоцировал, но сам ни-ни. Учил плавать, не намокая. Только с деньгами у него лучше получалось. И авантюры затевались простые и понятные народу: купил немного дешевле, продал немного дороже. Никакой зауми. Чай, не профессор. Но мог огорошить неожиданной фразой. Типа:
– Иорданки пахнут жасмином…
Есть своя поэзия в мелких торговцах. Недаром неискушенные за границей восторгаются укромными лавочками всякой всячины. А свои лавочники – они, по Пушкину, милы, когда уже в прошлом.
Каспар жил в общаге. Еще ему была неожиданно вверена под присмотр квартира уехавшей в Тибет знакомой, тихой художницы, старшекурсницы, которая в результате мимолетного знакомства почему-то прониклась доверием к младшему собрату по альма-матер. Барышня, по-видимому, не слишком усердствовала в учебе, уделяя больше внимания совсем не программному изобразительному искусству. Каспару был близок такой подход – он и сам не по профилю! А еще девушка не хотела, чтобы приходила ее мама и выкидывала дочкины холсты – родительница считала, что на этом занятии далеко не уедешь… И потому художница-оппозиционерка предпочла вверить своих комнатных питомцев – фиалки и прочую флору – малознакомому, но с виду незлодейскому человеку. А мама и вообще не в курсе, что дочь отправляется к монахам. Если и узнает, то в квартиру без разрешения не сунется. Такие вот строгости!
Все же временно расположиться на временно доставшейся жилплощади Каспар не решился. Зато приспособился тут хранить книжное наследство покойного Учителя. Кстати, о цветах. Мистически бессмысленная манера – оставлять следить за ними незнакомцев. Во-первых, они их польют неправильно. Во-вторых, цветы наделены свойством испытывать симпатию и антипатию к пришлым нянькам. Чтобы договориться с капризной пальмой, Каспар потратил два месяца, в течение которых она упрямо и стервозно пускала мелкие листья, которые быстро желтели и сохли по краям. Но потом смилостивилась. И какие к ней лично могут быть претензии: растения, как люди, недоверчивы к чужакам. Каспар это понимал и не обижался. Ему в наследство достались легкая рука – от Авроры – и легкое сердце – от Сашеньки. О чем он никогда не говорил вслух, чтобы не сглазить. Даже когда такие, как Фаныч и Му-Му, обзывали его профаном и недоучкой. Конечно, он профан и недоучка. Просто ему дана травматическая интуиция, свойственная пережившим детскую трагедию. У народов Севера подобные способности и навыки передаются по наследству – от шамана к потомству. А у других народов – по-разному. Легкость – не потому, что с жиру бесишься, а потому, что уже в пропасти побывал. От невесомости падения… Каспар пытался объяснить это Бекетову. Тот отнесся с уважением в память об Авроре, но усомнился в практической пользе такого дара. «Ну и ладно, – подумал Каспар, – я ведь не на рынке!»
Еще как на рынке! – тараторили вывески и ценники. Но к этому пан Ярошевский относился спокойно: все в природе уравновешивается, в конце концов. И ему предначертаны заработки по делам его… А как иначе, ведь каждый день сам о себе позаботится. Все же и он не избежал отрыжки детских заблуждений о гарантиях по «выслуге лет» – если не о квартирах, дачах, машинах, скипетре и мантии, то о хлебе насущном.
Глава 7
Некоторые особенности немецкого порно
Из правил Сашеньки: «Если настаивают, чтобы ты что-то сделал быстро, – ни в коем случае не делай этого. Но если не настаивают – тогда делай как можно быстрей!»
Настал день объясниться с Фелицией.
– Я могу высказать сразу свои выводы. А могу подводить к ним постепенно. Вам как больше нравится? – спросил Каспар, когда вместе с фрау Браун выходил с рождественской мессы из кирхи.
Такая преамбула обычно не сулит ничего хорошего, и Фелиция поправила воротник так, словно перекрестилась. Она колебалась. Ей не хотелось нарушать снежную благодать вечера. Ничто так не укрепляет веру в лучший исход, как святая ночь. Каспар понимал. Более того, испытывал тот же торжественный трепет. Все же наполовину он поляк, и генетические вибрации притягивали его к предновогодней версии Рождества. Впрочем, плевать он хотел на конфессиональные и календарные тонкости: Иисус родился, и празднуем сколько хотим! Он с удовольствием принял приглашение на мессу. У Фелициного жениха заболела мама, посему он не смог составить компанию своей немецкой невесте. Каспар, правда, подозревал, что причина в какой-нибудь гуманитарной студентке. Или в сотруднице оазиса Святой Моники. У Фелиции в штате числились одни молодые негодяки, как она их называла…
– Ну говорите же! – вдруг приказала насупившаяся лютеранка.
– Вам нужен мужчина, который своим авторитетом заместит Амалию. Тогда вы будете удовлетворены. А с Владимиром вы продолжаете вашу игру в «да, но…». Ссылаясь на Амалию, вы не позволяете себе из страха или по другим причинам…
– Да ньет никакой игры для мьеня! Я должна быть замуж! – топнула Фелиция ножкой по скрипучему снегу и расплакалась.
Это был долгий вечер. Фрау, конечно, давно поняла, к чему клонит ее несмышленый терапевт. Потому что она не дура и все сама понимает. Да, одного тирана можно только заменить другим! Но неужели это все, что может сказать «глупый малчик»?! Каспар выдержал напор немки достойно. С необходимой долей сочувствия, – но не перебарщивая. Иначе он проиграл бы. Он теперь вместо Амалии – в роли виноватого за неудавшуюся Фелицину жизнь. Только на подругу нельзя топать ножкой, а на него можно. И это главный и единственный прогресс. Нарыв прорывается – щепки летят. Затронули и тему Володиных измен – таких простительных и нечастых, что, право, они в пределах нормы…
– Да разве в них дело! Чем бы дитя ни тешилось, как говорят у нас в России. Но вы не будете счастливы. Вы прогоните его, как Гюнтера, потому что он не победит Амалию!
