Внезапно безопасные бритвы, горчичники, конфеты с ликером, носки, зубная паста, термометры, шнурки для ботинок исчезали вместе со всем планированием. Можете вы представить себе, что на одной шестой части суши, от Балтики до Аляски, из всех магазинов сразу могут исчезнуть шнурки от ботинок?
Однажды исчезли сиденья от унитазов. Нельзя сказыть, что отсутствие этих сидений создавало великую проблему, однако, добавляло некоторые неудобства в и без того трудную жизнь. Наша квартира как раз терпела такое неудобство – наш унитаз не имел сиденья уже третий месяц.
Советская Власть наконец вселила долгожданную новую соседку в нашу квартиру. Раньше она танцевала в театре, но сейчас ей было сорок лет, и она вышла на пенсию. Обычно она проводила часы на нашей кухне – одетая в грязный халат, она горбилась перед зеркалом со свечой в руках. Над пламенем этой свечи она расплавляла в ложке воск и делала из него свои искусственные зубы. Потом она начинала примерять их на себе. Позже я видел фильмы Хитчкока, и я думаю, он бы хорошо заплатил за эти кадры – она, в ее желтом халате, сидит в полутемной кухне, перед зеркалом, со свечой в руке. Пламя свечи пляшет в зеркале, и белые зубы странной формы то появляются, то исчезают здесь и там в ее широко раскрытом рту.
У нее был муж – у этой женщины. Он был на шестнадцать лет моложе, чем она, и работал водопроводчиком в каком-то военном институте – первое легкое дуновение Военно-Промышленного Комплекса в моей жизни. Этот человек не жил с ней, но часто приходил к ней в гости. Иногда она разрешала ему войти в ее комнату, но чаще – нет, и тогда он плакал на лестнице за нашей дверью. Я видел его там несколько раз.
Он был тщедушный человечек с маленькими усиками и напоминал Чарли Чаплина. В отличие от Чарли Чаплина он всегда выглядел опрятно, и я никогда не видел его пьяным.
Однажды был день рождения нашей соседки, и он принес большой пакет, перевязанный голубой лентой. Он сказал, что это – его подарок на ее день рождения. На наших глазах она разорвала обертку, и мы увидели новое сиденье от унитаза.
Сначала отставная балерина не знала, как ей реагировать – благодарить своего мужа за подарок, или спустить его с лестницы. В конце концов она решила остаться довольной этим подарком.
Хотели бы мы знать, где он украл это сиденье. Самое вероятное – в институте, где он работал, разрабатывали специальные сиденья для генералов и планировали, сколько таких сидений надо выпустить к двадцать первому веку. Во всяком случае, сиденье подошло хорошо.
Мы все вместе отпраздновали день рождения нашей соседки, водопроводчик поднял тост за ее здоровье, который начинался словами «Мы, люди науки…», и на эту ночь она разрешила ему остаться в ее комнате.
В те дни электричество часто отключалось и мы приспособились к темноте. На следующее утро моя мама рано встала, чтобы наощупь побежать по нашему длинному коридору в туалет, и первая вещь, на которую она там наткнулась, были чьи-то теплые ноги, свисающие над унитазом.
Жизнь приучила мою маму к решительным, мужественным поступкам. Она не впала в истерику, метаясь с криками туда и сюда. Вместо этого она ринулась на кухню, схватила там самый большой нож и перерезала веревку – пока ноги теплые, там имелась какая-то надежда.
Труп рухнул вниз, в темноту, и, конечно, это мертвое тело сломало новое сиденье от унитаза – последний подарок водопроводчика на день рождения его любимой женщины.
Мне было одиннадцать. Вся жизнь этого человека, включая обстоятельства его смерти и сломанное сиденье от унитаза как памятник на его могиле, казались мне самой смехотворной вещью, которую я когда-нибудь видел.
Рыба на свадьбу
– Если не Вы, кто тогда? – моя мама спросила этого профессора, рассказав нашу историю в десятый раз.
Это было одно из тех дурацких происшествий, которые вечно приключались со мной. Рядом с нашим домом располагался рыбный магазин с огромным аквариумом, где плавали большие рыбы. Я ходил туда смотреть этих рыб и уже знал некоторых из них в лицо. Там никогда не было покупателей. У людей не было денег, поэтому в магазинах было много товаров, как только люди стали зарабатывать деньги, товары исчезли. Я уже рассказывал об этом.
Моя мама и я стояли около этого аквариума, выбирая рыбу, которую мы хотели купить. Нам была нужна хорошая рыба для свадебного стола, потому что Николай, наконец, покинул госпиталь, где он провел три месяца в полной неподвижности, и завтра он был должен жениться на моей тете.
– Эту, пожалуйста! – сказала моя мама и указала на самую большую рыбу, которую я любил больше других. Продавец подвел под рыбу сачок, поймал ее, взвесил, положил в бумажный пакет и протянул пакет мне – «Держи!»
Я взял пакет. Рыба высовывалась из него. Я жалел рыбу, но стеснялся этого, поэтому я начал валять дурака, показывая всем – как я люблю ее. «Осторожнее!» – предупредила меня моя мама, но это было слишком поздно – рыба порезала мне шею своими плавниками. Кровь брызнула, пачкая мой воротник. Я вскрикнул от боли.
Рана была не глубокой, но обширной, она все время кровоточила, не желая заживать, моя бабушка вычерпывала гной из нее ложкой. Я жаловался, что кто-то сидит внутри меня, стараясь вырваться наружу, и мы ходили от врача к врачу….
– Уже два месяца? – недоверчиво спросил профессор. – Вы уверены?
Наш участковый врач пожал плечами.
– В конце концов, это – шея. За два месяца такая штука или заживает, или… – профессор замолчал. Потом он дал нашему врачу несколько советов и сказал моей маме:
– Я думаю, что Вашему сыну следует лечь в больницу. Немедленно!
– Не бойся, молодой человек, – он повернулся ко мне. – Может быть, когда-нибудь мы отрежем тебе руку, но голову – никогда!
– Большое спасибо Вам за Вашу доброту, – сказала моя мама…
Должно быть, несколько человек умерло в этой больничной кровати до меня, потому что этот кто-то томился и ворочался внутри меня еще отчаяннее, чем раньше. Я боялся его и хотел, чтобы этот профессор отрезал мне голову – пусть этот огромный, глухой и слепой кто-то вырвется из меня, наконец, и для меня начнется новое, лучшее бытие, которое не обязательно называется «Жизнь».
Отмененный полет
Я часто встречал его в нашем дворе. Про него говорили, что он был родственник поэта, который был убит Советской Властью. Собственно говоря, Советская Власть убивала этого поэта всю его жизнь, пока он, наконец, не сошел с ума во время обычного перегона из лагеря в лагерь. Там был глубокий снег на дороге, и он едва тащился, потому что другие заключенные, естественно, отбирали у него всю еду, которая выдавалась ему. Он стал отставать, но конвой имел инструкцию не расходовать патроны по всяким пустячным случаям вроде этого, поэтому вместо расстрела какой-то солдат заколол его штыком и оставил валяться на дороге. Может быть, это – всего лишь легенда. Во всяком случае, никто не знает – как он умер и где его могила лежит. Он был великий поэт, и я хотел бы знать – почему всегда больше солдат, чем великих поэтов среди нас.
Ему было лет двадцать пять, этому человеку, которого я часто встречал в нашем дворе, и он всегда смеялся. В то время взрослые редко даже улыбались, а он был похож на солнечный зайчик – такой же яркий и шустрый. Однажды я видел, как здоровенный пьяный мужик три раза пытался ударить его, но каждый раз он уворачивался, смеясь, как обычно. Потом он сделал что-то, и этот пьяница рухнул на колени, стоная. Я часто дрался в те дни и сам знал несколько хороших приемов, но все равно я не мог понять – что он мог сделать, чтобы такой здоровый дядька застонал от боли.
Это был холодный день, и луна сияла в небе. Я стоял около нашей парадной, ожидая мою маму. Рыба порезала мне шею своими плавниками три месяца назад, и я только что вышел из больницы. Моя рана зажила и больше не болела, но я все равно плохо себя чувствовал, делаясь все слабее и слабее. Весь тот день я провел в кровати, но к вечеру я почувствовал себя лучше и вышел прогуляться и встретить мою маму после работы. Я знал, что она должна была вернуться часа через два.
Не было боли, но слабость, но грусть скорого прощания томили меня, и я смотрел на луну. Луна была близко, и я снова почувствовал, что я – одуванчик и скоро полечу к ней.
Этот человек, родственник поэта, как всегда торопился и проскочил мимо меня. Вдруг он остановился, как будто что-то ударило его, посмотрел на меня и подошел ко мне.
– Парень, – он спросил, – в чем дело? Что случилось?
– Ничего, – я ответил.
Он поглядел на меня снова и встряхнул головой, как будто не веря своим глазам.
– Пойдем со мной!
– Я не могу, – я сказал. Мне нравился этот человек, и я пошел бы с ним куда угодно. – Я жду мою маму.
Он спросил меня, когда она придет, и после моего ответа успокоил меня, что мы успеем, все будет окей. Мы побежали вместе и прибежали в соседний дом. Он спустился в подвал, вынимая какие-то ключи из кармана. «Подожди минутку!» – крикнул он и скрылся за дверью.
