Надо было быть профессиональным разведчиком или ученым, к тому же иметь сильную склонность к экстриму, чтобы решиться путешествовать по Средней Азии в середине XIX в. Туризм в Европе уже входил в моду, но ни одному европейскому обывателю не могло прийти в голову отправиться в туристическую прогулку в те края. «Необходимо отметить, – пишет В.А. Ромодин, автор предисловия к новейшему изданию книги А. Вамбери «Путешествие по Средней Азии», – что в Западной Европе и России накануне путешествия А. Вамбери ходили страшные, отпугивающие слухи о Средней Азии. В мировой прессе еще не улеглись страсти вокруг казни в Бухаре двух англичан, Стоддарта и Конолли. Насильственная смерть окружала имена этих британских эмиссаров ореолом «христианских мучеников»[42].
Кроме названных выше британских «туристов» в Бухаре приблизительно в то же время обезглавили еще одного английского «туриста» – Муркрофта, так что безопасности ради «турист» Вамбери путешествовал под видом оборванного турецкого «дервиша» Решида, благо прекрасно знал турецкий, персидский и арабский языки. Кстати, его предшественником, тоже решившимся на опасный маскарад, был барон П.И. Демезон[43], тюрколог и преподаватель тюркских языков. Турист Демезон совершил в 1834 г. путешествие в Бухару под именем татарского муллы Джафара. Если бы русского и венгерского ученых разоблачили, их ждала бы жестокая казнь.
Арминий Вамбери стартовал из Тегерана, в то время достаточно цивилизованного (по восточным меркам) города. Он попросил принять его в компанию дервишей-паломников, побывавших до того в Мекке, которые с караваном отправились в Хиву и Бухару. Новые компаньоны новоиспеченного пилигрима честно предупредили: «…дороги в Туркестане не так удобны и безопасны, как в Персии и Турции, на наших дорогах часто неделями не бывает ни крова, ни хлеба, ни питьевой воды, к тому же приходится опасаться, что ты будешь заживо погребен песчаными бурями»[44]. И Вамбери примкнул к очень большому и вооруженному каравану, потому что только большой караван (много верблюдов, много людей) имел шанс дойти до цели.
В пути Вамбери узнал, как туркмены, главным образом, да и не только они, захватывают людей и делают их невольниками: «Представьте себе чувства перса, пусть даже последнего бедняка, когда его во время ночного налета вырывают из родного семейства и доставляют сюда (Гёмюш-Тепе. – Е. Г.), зачастую еще и израненного. Взамен его одежды ему дают старые лохмотья, прикрывающие только определенные части тела, и, обремененный тяжелыми цепями, растирающими лодыжки, причиняющими чудовищную боль при каждом шаге, должен провести первые дни, а бывает, и недели своей жизни в плену, получая самую скудную пищу. Во избежание попытки к побегу на ночь ему надевают на шею караборга, железное кольцо, прикрепленное цепью к большому столбу, так что бряцание цепью выдает его малейшее движение. Его муки кончаются лишь тогда, когда его выкупают родные или если его отправляют на продажу в Хиву или Бухару»[45].
Туркмены захватывали в плен, продавали в рабство, грабили не только неверных (христиан), еретиков (персов-шиитов), но и любого, у кого было хоть какое-то достояние: «.он (кокандский мулла. – Е. Г.) доверился показному религиозному рвению, и, когда он однажды отошел на несколько шагов от каравана, на него напали два туркмена и похитили все его деньги, все его добро., так он и вернулся к каравану: полуголый и ошеломленный случившимся»[46]. Вамбери пытался урезонить одного из грабителей, объяснить постыдность его поступка, тот ничего не мог понять: «Если у вас (в Турции. – Е. Г.) не разрешен грабеж, то чем же тогда живут люди?»[47] Эти люди не знали другого способа существования.
Вамбери ехал на своем верблюде в составе очень большого каравана, но о полной безопасности не могло быть и речи: «До сих пор было неизвестно, по которой из трех дорог пойдет наш караван. Утаивание плана здесь, где в любую минуту можно ожидать нападения, было крайне необходимо… Керванбаши сказал мне. чтобы мы по возможности избегали громко говорить и кричать днем и ночью, что отныне каждый должен печь хлеб до захода солнца, так как здесь нельзя ночью разжигать огонь, чтобы не выдать врагу местонахождение»[48]. Очень похоже на передвижение туристов по гостеприимной стране.
Наконец наш «турист» добирается до Хивы и попадает в общество местных мудрецов: «Не меньше мучили меня ученые мужи, а именно улемы города Хивы. Эти господа, всему на свете предпочитавшие Турцию и Константинополь, хотели от меня, как главного представителя турецко-исламской учености, услышать разъяснения многих меселе (религиозных вопросов). Упрямые узбеки в своих огромных тюрбанах вгоняли меня в пот, когда начинали беседу о предписаниях, как надо мыть руки, ноги, лоб и затылок, как по заповедям религии надо сидеть, ходить, лежать, спать и т. д. Султан (Турции. – Е. Г.) (как признанный преемник Мухаммеда) и его приближенные считаются в Хиве образцом в исполнении всех этих важных законов»[49]. Типичный научный симпозиум.
Удалось автору повидать государя: «Хан носит такую же тяжелую баранью шапку, такие же неуклюжие сапоги с холщовыми портянками в несколько локтей длины, такие же ситцевые или шелковые халаты на вате, как и его подданные; он так же страшно потеет в этом сибирском наряде при гнетущей июльской жаре, как и они. В целом участь правителя Хорезма столь же малозавидна, сколь и остальных восточных правителей. В стране, где в порядке вещей грабеж и убийства, анархия и беззаконие, личность правителя из-за панического страха внушает что угодно, только не любовь»[50].
Вамбери оказался свидетелем обыденных сцен, и сегодня поражающих небывалой жестокостью. Воины хана Хивы захватили туркменских разбойников, уничтоживших хивинский караван. Хан вынес свой приговор: «Их уже разделили на две группы: на тех, кто не достиг 40 лет и кого еще можно было продать в рабство или подарить, и тех, кто по положению или по возрасту считался аксакалом (седобородым) или предводителем рода и кто должен был понести наказание, объявленное ханом. В то время как нескольких пленных уводили на виселицу или на плаху, я увидел совсем рядом, что восемь стариков по знаку палача легли на землю лицом кверху. Им связали руки и ноги, и палач выкалывал всем подряд оба глаза, становясь каждому коленом на грудь и после каждой операции вытирая окровавленный нож о белую бороду ослепленного старца. Какая это жестокая сцена, когда после ужасного акта жертвы, освобожденные от веревок, хотели встать, ощупью помогая себе руками! Некоторые стукались головой, многие бессильно падали на землю, испуская глухие стоны: воспоминание об этом, пока я жив, будет приводить меня в дрожь. В Хиве, как и по всей Средней Азии, не знают, в чем состоит жестокость; такое действие считается совершенно естественным, потому что не противоречит обычаям, законам, религии»[51]. И это не выдумка, а свидетельство очевидца.
Наконец «турист» добирается до Бухары: «Нищета улиц и домов намного превосходит бедность, скрывающуюся за самыми жалкими жилищами персидских городов, а пыль по колено в «благородной» Бухаре произвела на меня совсем неблагородное впечатление»[52].
Вамбери разглядел суть знаменитой набожности Бухары и ее жителей:
«В Бухаре важна прежде всего внешняя форма. В каждом городе есть свой раис (блюститель веры), который, проходя по улицам и площадям со своим дере (плеть-четыреххвостка), проверяет знание религии и отправляет невежд, будь то даже 60-летние старцы, на 1 – 14 дней в школу, а в час молитвы гонит всех в мечеть. Учится ли старик в школе или спит там, молятся ли люди в мечетях или думают о делах, это никого не касается..
Малейшее проявление радости и веселья изгоняется отовсюду… Шпионы эмира проникают даже в святилище семьи, и горе тому, кто обвиняется в проступках против религии или авторитета эмира.
Ввоз предметов роскоши и прочих дорогих товаров запрещен, так же как пышность домов и одежд»[53].
Как и в Хиве, наш «турист» нашел в Бухаре невольничий рынок: «Согласно предписаниям религии, только неверных можно продавать в рабство. Однако лицемерная Бухара не считается с этим, и кроме персов-шиитов, объявленных неверными, в рабство обращают многих суннитских единоверцев, избиениями и пытками вынуждая их выдавать себя за шиитов»[54].
Если официальная Хива и Бухара у Вамбери оставили самое неблагоприятное впечатление, то «дети степей» (нетуркмены) пришлись ему по душе: «Здесь, в Чичакту, я в последний раз видел узбекских кочевников и откровенно признаюсь, что с большим сожалением простился с этими честными, простодушными людьми»[55].
