ничего ответственнее и ничего более героического и страдальческого, чем путь свободы. Бердяев предвидел и развитие событий после революции и пророчески предсказал: «Всякий путь необходимости и принуждения — путь более легкий, менее трагический и менее героический. Вот почему человечество, в своих исторических путях, постоянно сбивается на соблазн подмены путей свободы путями принуждения...» Соблазн этот в прошлом породил историческую инквизицию, в настоящем — религию социализма с ее ЧК, ГПУ, НКВД, результаты совершенно очевидны, все происходящее в СССР основано на подмене путей свободы путями принуждения, на снятии с человека бремени трагической свободы... Разве Бердяев не предсказал нынешнюю драму истории построения социализма с ее двадцатилетней борьбой начала свободы и начала принуждения и постоянным переходом от одного начала к другому... Беда нашего времени в том, что проблема индивидуальной человеческой судьбы осталась неразрешима в пределах истории, в пределах истории оказался неразрешим трагический конфликт судьбы индивидуальной с судьбой мировой, с судьбой всего человечества... Какой же это социализм-коммунизм, если он уничтожает тех, кто провозгласил Октябрьский переворот Великой Социалистической Революцией? За эти двадцать лет на территории бывшей Российской империи возникло нечто другое, что лишь условно, следуя догматическим постулатам марксистско-ленинской теории, можно назвать социалистическим государством... Троцкий, друг Ленина, блестящий литератор, теоретик, вождь революционного пролетариата, без жалости и сожаления уничтожавший дворянство, купечество, священников ради достижения высоких социалистических целей, объявлен врагом народа, врагом Российского государства. Теоретически и практически был повержен Сталиным, сначала сослан, а потом и выброшен из России. Но не успокоился, начал борьбу за власть в России, собирая вокруг своего имени и своих идей единомышленников, верных партийных друзей... И таким образом в России ожили идеи троцкизма, идеи реванша в борьбе за власть... Возник трагический конфликт судьбы индивидуальной с судьбой Российского государства, с судьбой всего человечества. И столкнулись разные силы, и олицетворяющий государство победил. В трагедии неизбежен катарсис. Расстреляны Зиновьев, Каменев и многие их подельники. Приговорены к высшей мере наказания Пятаков, Карл Радек, Серебряков, Сокольников и другие их подельники по «антисовететскому троцкистскому центру», шпионившие в пользу Троцкого, который ради достижения власти в России готов был отдать Германии Украину, а Японии — Дальний Восток... Арестованы связанные с осужденными нерасторжимыми узами Бухарин, Рыков, Ягода и многие другие... А вслед за Ягодой — Авербах, Киршон, Вишневский, Афиногенов, столько лет травившие его как писателя, как человека, как гражданина. Неужели пришла судьба и для них? «Отрадно думать, что есть Немезида и для таких людей», — не раз говорила Елена Сергеевна в надежде на справедливое распределение благ среди людей и карающий меч против тех, кто преступает закон и заслуживает кары. Отрадно думать, что карающий меч Немезиды неотвратимо достанет всех палачей России, распинавшей ее во время переворота и гражданской войны... Сколько русских офицеров, дворян, богатых предпринимателей погубил Зиновьев во время своего царствования в Петрограде... А сколько русских людей погубил Ягода? А Бухарин дал теоретическое обоснование этого «красного террора». Немезида — справедливо негодующая...
В доме Булгаковых часто бывали гости, собирались, обсуждали злободневное: кто-то вернулся из ссылки, кого-то взяли, кого-то освободили, кто-то уехал за границу на какой-нибудь Конгресс, кто-то рассказал о встрече Ромен Роллана с Горьким, Сталиным... Так что Булгаковы получали разную информацию о жизни страны, о театральной и литературной жизни. И много читали, газеты, журналы, книги... Рассказывали, что на Всемирной выставке в Париже доминировала монументальная композиция «Рабочий и колхозница». А пытаясь понять сегодняшние процессы, ожесточение общества против врагов народа, самые информированные возвращались к событиям трехгодичной давности — к убийству Кирова и последовавшим за этим закрытым процессам.
— Сталин любил Кирова и очень переживал его гибель, — рассказывал один из друзей Булгаковых, имевший связи с Кремлем. — У него стояли слезы на глазах, когда он прощался с Кировым. И все самые близкие и самые высокие правители и вожди с напряжением и опаской оглядывались кругом: все ли проверены, все ли свои, только бы все закончилось благополучно. Сталин поднимается на ступеньки гроба, лицо его выражает глубокую скорбь, всхлипывают женщины, всхлипывают мужчины, весь зал рыдает, картина раздирает душу, Сталин наклоняется и целует лоб мертвого Кирова. Также горько заплакав, прощается Серго Орджоникидзе... Сталин очень страдал, рассказывали его близкие. Павел Аллилуев был у него на даче в первые дни после смерти Кирова. И когда они сидели вдвоем в столовой, Сталин подпер голову рукой и сказал: «Осиротел я совсем». После смерти жены, Надежды Аллилуевой, Киров был самый близкий ему человек, который сумел подойти к Сталину сердечно, просто и дать ему недостающий уют, дать ему тепло человеческого общения. И после гибели Кирова Сталин ожесточился...
4
Дни мелькали один за другим. Газеты приносили победные реляции с трудового фронта... Введен в строй Харьковский станкостроительный завод, Камский целлюлозно-бумажный комбинат, Мурманский рыбный комбинат, начато строительство Соликамского магниевого завода... О своих достижениях рапортовали наркоматы железнодорожного транспорта, торговли, оборонной промышленности... Входили в строй сотни больших и малых производственных предприятий... «Жить стало лучше, жить стало веселей», лозунг вождя, брошенный в массы год тому назад, воплощался в жизнь. Мощно, ускоренными темпами, поднималась Россия, страна под названием «СССР». С каждым днем возрастала экономическая и оборонная мощь страны, укреплялось социалистическое народовластие, провозглашены и Конституцией закреплены основные демократические права и свободы советских людей: свобода совести, слова, печати, собраний и митингов, неприкосновенность личности, жилища, тайна переписки. Но почему ж в таком случае он так беспощадно расправляется со своими бывшими товарищами и соратниками, вместе с ним делавшими эту Великую Октябрьскую революцию. Почему? Да, Булгаков знал, что Сталин любил Кирова, и убийство дорогого человека могло ожесточить его сердце. Но со всех сторон посыпались вопросы как на Западе, так и внутри страны, и главный среди них: «почему руководители страны не провели публичное судопроизводство над преступниками-террористами, убийцами Кирова?» — «Да, мы поторопились... Может быть, мы тут действительно руководились чувством вспыхнувшей в нас ненависти к террористам-преступникам, — передавали слова Сталина во время его беседы с Ромэн Ролланом. — Киров был прекрасный человек. Убийцы Кирова совершили величайшее преступление. Это обстоятельство повлияло на нас. Сто человек, которых мы расстреляли, с точки зрения юридической не имели отношения к убийству. Но они были присланы из Польши, Германии, Финляндии нашими врагами, все они были вооружены и им было дано задание совершать террористические акты против руководителей СССР. Эти сто человек и не думали отрицать своих намерений, и мы расстреляли этих господ, чтобы другим неповадно было замышлять против нас террористические акты. Мы только предупредили это злодеяние. Такова уж логика власти. Власть в
