Вот скажите, за каким псом, уважаемые граждане народные судьи, этот, с позволения сказать, провокатор, Ваське Семечкину в окошко рожи корчил? А так же совершенно не исключено, что, со слов Васьки, он еще и плевался и выражался по матушке!
Таким образом, тонкая душевная конституция Васьки не выдержала и он, конечно, сгоряча дал маху, зафинтивши этот злосчастный кирпич в окно Скудозубову. Причем, граждане народные судьи, прошу учесть тот факт, что Васька специально в морду Скудозубова не целился, что таким образом исключает намеки некоторых присутствующих на злой умысел со стороны Васьки причинить физический вред гражданину Скудозубову. А то, что Скудозубов, увлекшись своими провокациями, не успел свою рожу от окна убрать, то, что ж – тут, как говорится, граждане народные судьи, бог шельму-то и пометил.
Теперича, граждане народные судьи, гражданин Скудозубов, по словам очевидцев, вовсе не провоцировал Ваську Семечкина, а выражал, якобы, свое недовольство по поводу того, что Васька кидал в окно Скудозубова мелкие камешки и криком зазывал на свидание его супругу, гражданку Скудозубову.
Так вот, граждане народные судьи, поскольку присутствующий тут якобы потерпевший говорить опосля кирпича определенно не может, то позвольте усомнится в этих высказываниях очевидцев, которые, конечно, люди случайные и сутью вопроса не владеют.
Во-первых, в окошко было совершенно не ясно с какой целью гражданин Скудозубов корчил рожи, плевался и выражался по матушке. Может, конечно, и выражал недовольство, как это могло показаться случайному прохожему со стороны, но мы беремся утверждать, что именно провоцировал! Ибо, во-вторых, Васька Семечкин не мог зазывать на свидание супруги гражданина Скудозубова по той простой причине, что гражданка Скудозубова уже с месяц как преставилась по старости лет, о чем Васька, безусловно, знал.
Вот и скажите, граждане народные судьи, с чего бы Ваське, даже и слегка не трезвому, зазывать на свидание покойницу, к тому же еще и кремированную, о чем имеется соответствующая справка? Правильно! Незачем! Следовательно, никого Васька Семечкин, ни на какие свидания не зазывал, а всего лишь пел песню о несчастной любви, каковую эти, так называемые, случайные свидетели и приняли за сомнительные зазывания. И поскольку мы не можем выяснить у гражданина Скудозубова, по причине отсутствия зубов, что думал именно он, то мы предлагаем принять это версию за основную.
Посему действия самого гражданина Скудозубова охарактеризовать как провокационные, повлекшие за собой акт членовредительства. То есть, граждане народные судьи, можно сказать, что этот мерзавец Скудозубов как бы сам бросил себе в окно кирпич и успел застать его на подлете.
Таким образом, совершенно определенно видится, что Васька Семечкин в этом весьма неординарном деле и есть самый натуральный потерпевший. Посему Ваську Семечкина необходимо, безусловно, отпустить на все четыре стороны, а с гражданина Скудозубова спросить по всей строгости нашего сурового, но справедливого Советского закона.
Спасибо за внимание. Я закончил.
Вещий сон
Дмитрию Олеговичу приснилось, будто бы он крадется по темному дремучему лесу с большим сачком, на вроде того, каким ловят бабочек, только размером побольше и вместо марли холщовый мешок.
И вот, Дмитрий Олегович крадется среди деревьев, и при этом старается издавать как можно меньше шума. Но это у него мало получается, так как ноги каждый раз норовят наступить на лягушек, которые либо начинают истерично квакать, либо взрываются под ногой со звуком ружейного выстрела. И совершенно естественно, что производимый гвалт и грохот никак не могут способствовать удачной охоте Дмитрия Олеговича.
Но Дмитрий Олегович не унывает, а лишь тихонько чертыхаясь, продолжает красться с сачком наперевес, высматривая добычу.
Поскольку это был всего лишь сон, то и добыча, на которую охотился Дмитрий Олегович, была не вполне себе обычная – Дмитрий Олегович охотился на еловые шишки.
Нет, разумеется, он не собирался их есть – хоть это был и сон, но даже во сне Дмитрий Олегович оставался, насколько это возможно, благоразумным человеком. Шишки ему нужны были для самовара. Просто в отличие от реального мира, в мире сна шишки обладали прескверным характером и тремя маленькими кривенькими ножками, с помощью которых они довольно резво удирали от охотника, строя ему на ходу довольно оскорбительные рожи.
Так что, как видите, задача у Дмитрия Олеговича была не из легких. Поэтому в какой-то момент он чертовски устал от взрывающихся лягушек и убегающих шишек, и прилег передохнуть под елку. Во всяком случае, ему так показалось, что эта была елка. Но поскольку во сне нельзя быть ни в чем уверенным, то и елка на деле оказалась вовсе не елкой, а хитроумно замаскировавшейся шишкой.
И как только Дмитрий Олегович закимарил, эта шишка как следует опершись на две ноги, скривила умопомрачительную рожу и, что было сил, прихлопнула Дмитрия Олеговича третьей ногой.
Дмитрий Олегович издал невнятное «ква» и, лопнув во сне, умер наяву. Но не из-за сна, а от того, что ему на голову упала пудовая гиря, которую он зачем-то хранил на книжной полке, висевшей над изголовьем кровати.
История, конечно, глупая, но один вывод из нее вынести все же можно: быть раздавленным во сне шишкой – это к пудовой гире.
Вздрогнул
Первый раз Иван Гершевич вздрогнул, когда за окном что-то ухнуло и заорало котом.
Второй раз, когда он запивал «первый раз» хорошей стопкой водки.
Третий раз Иван Гершевич вздрогнул, когда позвонили в дверь.
Четвертый, когда он запивал «третий раз».
На пятый, когда Иван Гершевич решил не делать паузу после четвертого вздрагивания.
В шестой раз он вздрогнул от того, что в дверь снова позвонили, и при этом зазвонил телефон.
Так что Ивану Гершевичу пришлось вздрогнуть и седьмой раз, поминая шестое вздрагивание.
Ну, а восьмой раз Иван Гершевич вздрогнул уже по собственному почину.
Сердчишко не выдержало таких нервов.
Да и шутка ли?
Страшное видение
Было как-то Петру Евгеньевичу, пока тот восседал в уборной, размышляя над глобальными проблемами человечества, видение, будто явился ему покойный Павел Фомич, в одном исподнем и слегка потрепанного вида, как, в общем-то, и полагается покойнику.
Явился, и стоит теперь перед Петром Евгеньевичем, потрясая своей огромной бородой и грозя кривым желтым пальцем, и о чем-то беззвучно вещает. При этом взгляд у Павла Фомича настолько грозен, что Петр Евгеньевич невольно подумал, что случись такому видению привидеться в ином месте, то до уборной он, пожалуй, ни за что не добежал бы.
И вот, значит, бледный Петр Евгеньевич скучно сидит, а зеленоватый Павел Фомич беззвучно вещает. А о чем – совершенно неясно, так как Петр Евгеньевич по губам читать отродясь не умел. А Павел Фомич видит, что тот ни черта не понимает, и оттого еще сильнее сверкает грозным взглядом и отчаянно жестикулирует. Наконец, ему надоело такое недопонимание, и он топнул ногой, хлопнул в ладоши и взрывом разлетелся в воздухе, опалив Петру Евгеньевичу брови.
С тех самых пор, после того как Петра Евгеньевича выписали из больницы, он ходил в уборную только при открытых дверях, имея при себе огнетушитель, резиновую шапочку и железную кочергу.
Правда, Павел Фомич более ему не являлся.
Видный жених
– Тут ведь как? – Клюшкин откусил плавник у селедки и задумчиво его разжевал. – Если, скажем, вы решитесь, то нам вообще в жизни счастья не видать. А с другой стороны, если вы откажетесь, то и в этом случае ничего хорошего ждать не приходится.
Мария Сергеевна со страхом смотрела, как Клюшкин откусил у селедки голову, и когда тот принялся ее разжевывать, содрогнулась от отвращения.
– А вы не стройте из себя королеву тут! – Клюшкин тыкнул в сторону Марии Сергеевны грязным жирным пальцем, – Видали мы таких королев! Вот давеча, была одна… Да вы ее знаете – Серафима Петровна! Так вот тоже строила из себя невесть что! И что теперь? Где она? А нигде – другим теперь рожи корчит! Будет знать, как перед таким видным мужчиной выкобениваться…
Клюшкин долго отрыгнул перегаром с селедочным запахом, после чего обтер руки об рваную тельняшку, почесал грязным пальцем волосатое пузо, сквозь дыру на пупке, и, чему-то усмехнувшись, зачадил недельным окурком.
– Так что, как видите, я с вами предельно откровенен, Мария Сергеевна. Жених я, конечно, видный и на зависть, но характер у меня, сами понимаете, не сахар. Так что…
Клюшкин затушил об стол окурок, задумчиво почесал селедочным хребтом голову, отправил этот хребет в рот и, слюняво жуя, посмотрел на трепещущую Марию Сергеевну:
– Так что, либо решайтесь, но тогда и меня принимайте таким, какой я есть, хоть это и не принесет нам обоим счастья. Или не решайтесь и проваливайте к чертовой бабушке. Но в этом случае хуже всего будет вам, когда осознаете, какого драгоценного человека вы навсегда прохлопали!
