Безнадежные ситуации обычно пробуждают величие, в казалось бы, обычных людях, и в час нужды удалившийся от дел полководец пришел, чтобы спасти империю. Его звали Феодосий, и хотя ему было лишь немного за тридцать, он уже обладал обширной военной подготовкой. Рожденный в Испании в военной семье, он уже в молодости приобрел первый опыт, усмирив восстание в Британии и проведя кампанию в области нижнего Дуная. Ко времени поражения под Адрианополем во всей империи не нашлось бы лучшего военачальника, и западный император Грациан возвел его в ранг императора, поручив ему восстановить порядок в восточной части империи.
Задача эта была практически невыполнимой, и не было недостатка в людях, твердящих ему об этом — но Феодосий приступил к делу с удивительной энергией и целеустремленностью. Чтобы возместить потерю почти двадцати тысяч ветеранов, он начал широкомасштабную мобилизацию, забирая на военную службу всех годных мужчин — даже тех, что наносили себе увечья в надежде избежать этого. Когда и этих мер оказалось недостаточно, чтобы набрать необходимое число людей, он прибег к опасному прецеденту привлечения к военной службе готов-перебежчиков, усилив ряды армии варварскими войсками. Риск оправдался, и в 382 году, после долгих суровых сражений, Феодосий вынудил готов подписать мирный договор с Римской империей. Подтвердив предыдущую договоренность, Феодосий позволил готам селиться на римских землях в обмен на то, что они предоставят римской армии двадцать тысяч людей. Это продолжило неоднозначную практику, согласно которой на территории империи селился независимый народ — но Феодосий мог поздравить себя с тем, что ему удалось предотвратить крушение Востока и одновременно решить проблему нехватки людей в армии. Разумеется, некоторые возражали против подобной «варваризации» армии, вслух высказывая опасения в том, что такая сильная германская составляющая в войсках станет еще большей угрозой, чем та, которой удалось избежать, но в свете политических реалий их голоса были едва слышны. В конце концов, иммигранты всегда были источником силы для империи, и некоторые из ее величайших императоров происходили с таких разнообразных территорий, как Африка или Британия. Даже Испания, родная земля Феодосия, когда-то считалась варварской — а теперь она была столь же римской, как и Италия Августа.
Люди утешали себя таким образом, но у этих варваров не было причин становиться римлянами, и они так никогда и не стали ими. Готы, присоединившиеся к имперской армии, служили под началом своих собственных командиров, говорили на своем языке и придерживались своих собственных обычаев. У них не было причин вливаться в общество, так что они остались нероманизированными, на положении полуавтономной группы в пределах империи. Спустя поколение они полностью подчинят себе правительство и ввергнут Европу в жуткий хаос Темных веков. Хотя в то время Феодосий не мог этого знать, он подписал смертный приговор Западной Римской империи.
Классическая империя превратилась в средневековую Европу не только под давлением варваров. В дополнение к соглашению с готами 382 год ознаменовал начало окончательной победы христианства в империи. Весьма характерно, что все началось с ужасной болезни. Отправившись в Фессалоники, Феодосий заболел настолько серьезно, что приближенные опасались за его жизнь. Как и все христианские императоры, он откладывал свое крещение, надеясь смыть все свои грехи в последний момент и чистым предстать перед небесным судией. Был вызван местный епископ, и после торопливой церемонии умирающий император был крещен. К огромному изумлению окружающих, император полностью оправился от болезни, и ко времени, когда он достиг Константинополя, он стал совершенно другим человеком. Как некрещеный христианин, Феодосий мог позволить себе не прислушиваться к голосу совести, поскольку мог рассчитывать на крещение в последний момент, которое смыло бы с него все дурное, совершенное им. Теперь он был полноправным членом церкви, но все же не ставил себя выше духовной власти епископов. Больше он не мог высокомерно отдать приказ казнить невинных или игнорировать ересь, которая разрывала церковь. Его священным долгом было возродить и мирскую, и церковную власть. Пренебречь чем-то одним означало подвергнуть свою душу опасности.
Почти каждый император после Константина — даже Юлиан, пусть и на свой лад — поддерживал ересь Ария, и эта имперская опека только способствовала разногласиям внутри церкви. Намереваясь раз и навсегда положить этому конец, Феодосий созвал великий церковный собор в Константинополе и предложил явным образом осудить арианство. После некоторых размышлений епископы так и поступили, однозначно подтвердив тем самым решение Никейского собора и дав Феодосию официальное разрешение выступить против ереси. Император принялся за дело с решительностью, какой никогда не проявлял Константин. Ариан вынудили покинуть их церкви, и без имперской поддержки их конгрегации скоро исчезли. Во всей империи только готы упрямо оставались арианами, но хотя вскоре они и подчинили себе Запад, они никогда не предпринимали серьезных попыток обратить своих христианских подданных. После шестидесяти мучительных лет борьбы спорам с арианами наконец пришел конец.
Дела с церковью были улажены, и Феодосия убедили погасить догорающие угольки язычества. Хотя оно глубоко укоренилось в империи, для большинства жителей язычество давно уже сводилось к набору освященных веками традиций без какого-либо значимого религиозного наполнения. Но поскольку храмы представляли собой общественную собственность, они продолжали содержаться на общественные средства, и тот неудобный факт, что христианский император финансирует языческие ритуалы, ужасал истового советника императора, епископа Амвросия Медиоланского.
Уже не в первый раз епископ пытался заручиться поддержкой императора, чтобы искоренить последние следы древней религии. Несколькими годами ранее епископ убедил императора Грациана в том, что не пристало христианскому императору носить титул Pontifex Maximus — главного жреца государственной религии, — побудив Грациана явиться в римский Сенат и публично заявить, что он отказывается от этого титула.[28] К несчастью для Амвросия, Грациан вскоре был убит, и недовольные сенаторы постарались возродить свою религию, посадив на трон язычника. Феодосий вскоре устранил этого человека, объединив империю под своим руководством — но этот случай убедил епископа, что язычество является опасной силой, которую необходимо немедленно устранить. В то время довольно снисходительный Феодосий не обращал внимания на его громогласные проповеди, но столкновение между ними было неизбежно.
Все началось, когда одного из военачальников Феодосия убили во время мятежа в Фессалониках. Чтобы наказать город, разъяренный император запер семь тысяч горожан на ипподроме и расправился с ними. Услышав эти новости, Амвросий глубоко опечалился и отправился во дворец, дабы сказать Феодосию, что вне зависимости от причины вызванного недовольства христианский император не должен убивать невинных людей. Когда Феодосий, полностью уверенный в своем праве поступать таким образом, не обратил на него внимания, Амвросий усилил давление, запретив императору причащаться или входить в церковь до тех пор, пока тот не раскается. После нескольких месяцев без причастия, что угрожало его душе, Феодосий сдался. Одетый во власяницу, посыпая голову пеплом, он публично принес извинения и подчинился епископу. В отличие от времен абсолютной власти Диоклетиана как языческого правителя, теперь стало очевидно, что есть пределы, которые не может преступить христианский император — даже назначенный богом. В первой схватке между церковью и государством победа осталось за церковью.[29]
Феодосий был должным образом наказан и занял более жесткую позицию против последних остатков язычества. Олимпийские игры, проводившиеся в честь богов последнюю тысячу лет, были отменены, а Дельфийский оракул официально запрещен. Вечный огонь в храме Весты на римском Форуме был погашен и девственные весталки распущены, заставив негодующих горожан ожидать ужасных последствий и небесной кары. Впрочем, такие протесты были теперь редкими. Несмотря на то, что большую часть столетия язычество еще подавало признаки жизни, оно уже очевидно отжило свое.[30] Христиане торжествовали, и завершающий удар был нанесен в 391 году, когда Феодосий сделал его единственной религией в Римской империи.
Несмотря на историческую важность своих действий, Феодосий никоим образом не был революционером. Сделав христианство государственной религией, он всего лишь поставил точку в изменениях, начатых еще на Мильвийском мосту. Христианство настолько переплелось с римским образом жизни, что и для варваров, и для римлян «быть христианином» и «быть римлянином» по существу означало одно и то же. Христианские богословы восприняли интеллектуальные традиции классического прошлого и присвоили их. Климент Александрийский описал церковь проистекающей из двух рек — библейской веры и греческой философии, а Тертуллиан остроумно заметил: «Seneca saepe noster» — «Сенека часто наш», то есть один из нас.
