Где-то в районе гаража глухо доносится жалобное «мяу».
— Темя, зови его громче, — первая оживает Маша, улыбаясь.
— Кис-кис, — отзывается Артем, а ему в ответ снова протяжное мяуканье.
— В гараж, — командую я. Отпираю железную дверь, врубаю свет. Рыжая сволочь, весь в пыли и паутине, бежит к нам. Довольный, трется о ноги. Артем поднимает грязного кота, прижимая к себе.
— Вот как он мог сюда попасть, если гараж закрыт? — с претензией заявляет мне Маша.
Догадываюсь я, как.
— Кота вымыть, накормить. Артема уложить спать. После зайдешь ко мне, — холодно сообщаю ей.
Выходим, запираю гараж. Маша с Артемом убегают в дом. Прикуриваю еще сигарету, трясу головой, пытаясь протрезветь.
Не думаю, что теща позвала меня за тем, чтобы найти кота. Наша Маша еще что-то сотворила.
И мне надо отчитать ее на трезвую голову. А еще избавиться от тотального раздражения.
Размахиваюсь, вколачивая кулак в спинку лавочки.
Не помогает. Даже боли почти не чувствую.
Прохожу домой. Теща ожидает меня в гостиной. Злая, как фурия, лицо идет красными пятнами. Но меня давно не пугает ее строгий взгляд. Раньше вообще не переваривал эту женщину. Терпел редкие встречи ради супруги. И то каждая наша встреча заканчивалась неприятным послевкусием. Раиса Алексеевна тоже меня не переваривала. По ее мнению, Елена должна была выйти замуж за академика, не меньше. А я – быдло.
После смерти Лены впустил тещу в свой дом, отодвинув границы. Она тоже болезненно переживала уход дочери. Попала в кардиологию. Я открыл для нее дверь моего дома больше ради Артема. И она делает много для него. И всё вроде правильно и на пользу. Но...
Хотя кто я такой, чтобы ее судить. Я сам ходячий труп.
— Пройдёмте в кабинет, — указываю ей на дверь.
Заходим, сажусь в рабочее кресло, складываю руки на стол. Вопросительно вскидываю брови.
— Ты пьян? — пренебрежительно морщится.
— Да, я пьян. Вы позвали меня для того, чтобы... — не договариваю. — Что произошло?
— Ты должен уволить Марию прямо сейчас. Я останусь на пару дней здесь, возьму больничный. Мы найдем новую няню, — четко, даже в повелительной форме сообщает мне она.
— А причины будут? Основания? — выходит агрессивно. Ей не нравится Маша. С первого взгляда не понравилась. Но мне плевать. Главное, что Мария нравится моему сыну.
— Оснований предостаточно. Кроме того, что невоспитанная хамка много на себя берёт, она накормила ребёнка шоколадом. А я запретила ей это делать! Она показывает ему неприемлемые мультфильмы с насилием. Она нарушает режим. Она притащила в дом кота, не спросив разрешения. Она нагрубила мне и смела дать свои оценки относительно воспитания ребёнка. Да вот она только что при тебе таскала ребёнка ночью по двору, хотя я запретила!
С каждым новым фактом женщина повышает голос.
— Артём берёт с неё плохой пример, он уже не слушает меня. В общем, уволь её немедленно, пока она не угробила нам ребёнка! — требует.
Прикрываю глаза, откидываясь на спинку кресла. Дышу глубже.
Маша…
Мария сама большой непосредственный ребёнок. Но в ней есть инстинкт, который отвечает за благополучие моего сына. Я многое видел на камерах. И все её мелкие косяки перекрывает то, что эта девочка – первый человек, к которому потянулся Артём.
Да, я совершил ошибку, приняв её на работу. Если завтра наша Маша вильнёт хвостом и уйдёт, у Артёма появится новая травма.
И это, сука, раздражает.
Но сейчас я не готов своими руками взять и снова отнять у ребёнка близкого человека. У него и так никого нет. Мать умерла, отец отторгает, бабка – Гитлер в юбке.
— Нет, — категорически отвечаю я, открывая глаза. Давлю на тещу тяжёлым взглядом, чтобы окончательно дать понять, что не нужно рыть под девочку – не сработает. Если она действительно совершит что-то критичное, я сам от неё избавлюсь. Но без участия тещи.
— Что значит «нет»? — распахивает глаза в недоумении.
— Я поговорю с ней. Но она останется с Артёмом. Я её нанимал и сам буду решать.
— Роберт… — теряет слова, смотря на меня, как на сумасшедшего.
— Я всё сказал. Пока я единственный родитель Артёма, и только я решаю, как лучше для него. Вам спасибо за помощь, советы и информацию. Вызову вам такси, — сообщаю, набирая номер.
— Если моё слово ничего не значит для тебя, то ноги моей в этом доме не будет! — соскакивает с места. — Или я, или она!
— Не драматизируете, — снова прикрываю глаза. — Не хотите навещать внука – ваше право. Уговаривать не стану. Такси будет через семь минут.
Заканчиваю разговор.
Теща уходит. А я дышу, кажется, даже начинаю немного трезветь. Голова пульсирует. Дышу.
Когда теща уезжает, не прощаюсь. Просто запираю ворота, снова прикуривая сигарету. Я много курю последнее время. Хотя бросил после рождения Артёма.
Но жизнь, сука, такова...
Это саморазрушение.
И я даже не пытаюсь ему сопротивляться. Курение – очень долгий способ самоубийства. Но всё равно отбирает годы жизни, и я с удовольствием её сокращаю.
Поднимаюсь наверх. Маша ещё читает сказку Артёму. Иду в душ. Долго стою под прохладными струями воды, пытаясь выгнать остатки опьянения. Хреново. Ломает. Обычно похмелье настигает с утра. Но нормально нажраться и потрахаться мне не дали. И хочется за это кого-то наказать.
Выхожу из душа, скидываю полотенце, стук в дверь. Быстро натягиваю штаны, открываю. Маша. Замирает, кажется, прекращает дышать, бегая глазами по моему обнажённому торсу.
— Ой, простите, я не вовремя, — мямлит, пытаясь сбежать.
Нет, девочка, ты не уйдёшь от ответа. Уволить я тебя не уволю. Но по заднице ты получишь.
И не только за косяки с Артёмом.
Глава 11
Мария
Роберт Станиславович всегда суровый. Такой типаж, что никогда не поймёшь, в каком он настроении. Всегда на одной холодной ноте. Но сегодня в его взгляде и интонации есть что-то такое... тяжёлое и пугающее. Мне хочется грохнуться в обморок и избежать этого разговора. Перепалка с ведьмой – это так, цветочки. А вот сейчас меня будут отчитывать по-настоящему.
Натыкаюсь глазами на обнажённый торс мужчины и на секунды выпадаю из реальности. Его татуировки – как отдельный вид искусства, их хочется изучать кончиками пальцев. Сглатываю, резко отводя взгляд.
— Ой, простите, я не вовремя, — пищу и разворачиваюсь, чтобы сбежать в комнату.
— Стоять! — раздаётся низкий, немного хриплый голос мне в спину. Останавливаюсь, разворачиваюсь.
«Маша, ты же большая девочка. Вот и отвечай за свои поступки, как взрослая», — уговариваю себя.
Глубоко вздыхаю, покорно жду своей участи.
— Спускайся вниз, — указывает мне глазами на лестницу. Покорно проскальзываю мимо мужчины, иду вниз. Он за мной. Я буквально чувствую, как дышит мне в спину. Недобро дышит. По ходу, за минуту придумываю вменяемые оправдания и покаяния.
Да, я виновата. Но ведь ничего ужасного не произошло?
Останавливаюсь в гостиной, где горит лишь тусклый напольный светильник. Роберт Станиславович садится в кресло. Снова пялюсь на его голый торс. Мышцы, плечи широкие, кожа немного смуглая... Полумрак, мы одни, тишина, за окном ночь...
Ооо... Все заготовленные отмазки где-то теряются.
Вот что за человек?
Мог бы надеть футболку. Я же теперь, кроме как мямлить, ничего не могу. Пытаюсь найти в нем изъяны. Они есть у всех. У меня, например, шрам на бедре. Рваный, большой. В детстве я залезла на дерево и распорола бедро о сук. Зашить не дала, орала в больнице как резаная. Так и оставили. А у этого мужчины нет изъянов на теле. Раньше я считала, что поросль волос на груди мужчины – это некрасиво. А здесь гармонично, добавляет мужественности.
Вот зачем он такой?
— Давай, Машенька, кайся сама, — произносит мужчина, откидывая голову на спинку кресла и прикрывая глаза.
— Да ничего критичного не произошло. Раиса Алексеевна преувеличивает.
