Эх, Алексей, знал бы ты, как тяжело чувствовать себя колбасой, когда ты уже стал человеком. Мне тогда казалось, будто я что-то безвозвратно потерял, и этого непонятного чего-то было так же безвозвратно жаль. Если раньше я знал, чего хочу, цель в моей жизни была, то теперь чувства мои пребывали в полном смятении. Началась душевная паника, нестерпимая ломка. Да, я понимал, что стоит только разобраться в себе, разложить все по полочкам, и жизнь моя вновь наполнится смыслом. Но как это сделать, когда думаешь сразу обо всем? Словно мечешься по мелководью от одной скалы к другой, а вода прибывает и прибывает. Кажется, что не успеешь, что сейчас приливная волна накроет тебя с головой, и от этого начинаешь паниковать и суетиться все сильнее. А догадаться, что стоит всего-то взобраться на одну из скал - смекалки не хватает. Смятение уже тобой овладело...
Была надежда, что сейчас откроется дверь, и войдет кто-нибудь, протянет руку помощи, вытащит меня из проклятого этого состояния. Но никто не приходил. Темнота начинала давить на мозг, разрушая его черным мистическим ужасом. Я попытался успокоиться и заснуть, но только закрывал глаза, сразу появлялись передо мной жуткие чудовища, которые, словно сговорившись, вторили друг другу - ну что, Сервелат, допрыгался? Отныне ты человек, человек, человек... Теперь жизнь твоя превратится в кошмар, кошмар, кошмар... Ты теперь один из миллиардов этих примитивных двуногих, но далеко не лучший из них... Ты стал посредственностью... Но ведь ты этого хотел, хотел, хотел... Получил?
Получил, получил, получил...
Господи, как я в ту ночь с ума не сошел? Сам не знаю. Честное слово - как вспомню, Леша, так вздрогну...
Заснуть, наконец, удалось.
Разбудили меня веселые голоса, звучавшие совсем рядом:
- Нет, Наташка, ты только посмотри на него! Вылитый Ален Делон! Да, везет же некоторым. Мой-то Саня, скорее на артиста Леонова похож, - смеялась Аленка.
- Зато, добрый и умный! Чего тебе еще надо? Хорошего человека встретила - держись за него. Знаешь, Алена, Сашка - мужик надежный. Он тебя всю жизнь, как буксир за собой тащить будет. А это, поверь моему горькому опыту, большая в наши дни редкость. Антиквариат. Такие, как Саня с Николаем, на вес золота.
Я узнал Наташин голос. Она говорила серьезно. Интересно, какой такой горький опыт у нее, уж не я ли? Да нет, с чего бы это. Я ей плохого не делал, да и не сделаю никогда, надеюсь. Потому что люблю очень. Странно, ничего она мне не рассказывала...
- Ой, смотри, глаза открыл! Ну, как ты себя чувствуешь? - первым заметила мое пробуждение Аленка.
- Привет, Большой Змей, поздравляю с удачным завершением эксперимента. Ну, чего ты такой грустный? - Наташа смотрела на меня тепло, но как-то, как мне показалось, слегка отстраненно, будто и впрямь я любимая за одни лишь глаза знаменитость.
Я хотел ответить, что все нормально, но когда открыл рот, то понял, что слова произнести не могу. Нет, Леша, не от волнения! Не могу, потому что не умею. Вот, мля, открытие сделал! Хоть стой, хоть падай. Черт, и встать-то не получается. Колбаса колбасой! Был, значит, человекообразной колбасой, а стал колбасоподобным человеком. Эх, елки-палки.
Девчонки неглупыми оказались, все сразу поняли. А может, и Николай сказал, что такое состояние мое вполне вероятно. В общем, удивляться не стали.
Лежал я, как Наташа мне объяснила, в отдельной реанимационной палате Мариинской больницы. Лежал давно, уже три недели. Я-то! Осёл, право слово, думал, что только вчера со мною эту лоботомию провернули. Оказывается, состояние мое было после операции нашей хитроумной не просто тяжелым. Критическим. Поэтому и в больницу меня на скорой доставили. Врачи, спасибо им огромное, за жизнь мою никудышную трое суток боролись, из состояния клинической смерти вернули. Это ж надо! А я и ведать не ведал. Да, ребята, придется мне теперь всю жизнь оказанное доверие отрабатывать.
По легенде, как Наташа сказала, у меня полная потеря памяти, я ничего и никого не помню, что случилось со мною - не знаю. А выпишут, там все и образуем потихонечку. Алена, мол, сестра, а Наташа - невеста, поэтому их и пускают в мою палату. Забирать тоже они приедут, но это еще не скоро, недели через две минимум. Пока лежи, Сервелат, наслаждайся первыми впечатлениями от человеческой жизни. Кормить с ложки будут, ешь. Не получится, через трубочку пищу прямо в желудок введут, так что, мол, не волнуйся. Помереть не дадут. Столько сил, чтобы жизнь вернуть, вложили...
Вот так, Леша, и стал я человеком. Сам, значит, виноват. Но после драки, как говорится, кулаками не машут. Пришлось привыкать к новому телу, адаптироваться, так сказать, к чуждым для моей сущности условиям обитания. Ничего, в прошлом это все теперь осталось. В далеком, Алексей, и почти нереальном прошлом...
Слушаешь ты меня, Леша, и вспоминаешь невольно любимого тобою писателя. Только не говори, что это не так, не поверю. Почему? Да потому что знаю тебя не первый день. Думаешь, прочитал Сервелант Николаевич "Собачье сердце" и возомнил себя Шариковым... Нет, брат, согласись, что пример для подражания не самый удачный. Полиграф Полиграфычем только дурак в наше время стать захочет. И потом, там собачка в человека превратилась, что само по себе физиологической природе противно. Мне же новое тело дали. То есть, по большому счету, превращений никаких сказочных и не было. Грубо говоря, мои мозги вживили в человеческое туловище. Объединили, так сказать две сущности, одна из которых не хотела, как Маркс с Лениным писали, жить по-старому, а другая не могла, потому что все равно умерла насовсем насильственным, так сказать, способом. Чем-то тяжелым и острым по голове бедолагу ударили, мозги почти все и вытекли. А я, благодаря этому неприятному событию, стал синтетическим гуманоидом, как Николай меня однажды назвал.
Не буду тебя мучить длинным и нудным рассказом о том, как меня жевать учили, говорить, руками и ногами двигать, ходить, наконец, и прочие нужды-надобности моего непривычного организма справлять. Скажу только, что времени на это ушло много - полгода почти. Жил я тогда в Колиной квартире с Наташкой моей. Николай, наконец, к Татьяне переехал, нам свою жилплощадь предоставив. Я, Леша, тогда за папашу своего (Коля стал им теперь по праву) переживал очень сильно. А ну как академик, Танин отец и Николаев директор в одном флаконе (прости за нынешний сленг), начнет изводить их. Но, к счастью, ничего подобного не произошло. Чудов в институте числился на хорошем счету, лабораторию вывел в передовые, уважаемым стал. Даже карточку с егойным портретом на доску у входа кнопками пришпилили. А Марина, оказывается, все деду с бабкой уже давно рассказывала, хитрюга такая. Ну, они уже и не возражали. Привыкли. Да и кому ж из нормальных родителей хочется свою дочь несчастной год за годом наблюдать? В общем, все к лучшему обернулось.
Мне тело досталось удачное, если можно так выразиться. Во-первых, было оно невостребованное, беспризорное. Глупейшим образом погибшего человека, в котором я теперь поселился, никто не искал. Даже имени мы его бывшего тогда не узнали. Во-вторых, внутренних повреждений или болячек скрытых тоже не нашли, кроме мозга, естественно, но это дело нам на руку сыграло, я говорил. Почки, печень, сердце, легкие и прочие потроха - все было в полном, как француз знакомый давеча сказал, ажуре. В порядке, значит. В-третьих, возраст подходящий - лет двадцать пять, да и внешность ничего себе, как ты даже теперь видишь. Я хоть и постарел значительно, но красоты природной не утратил.
С документами тоже проблем не возникло. Возле Гостинки какому-то шнырю Саша заказал целый комплект, включая диплом о высшем образовании. Единственное, что теперь подозрение вызывало, это неумение твоего покорного слуги писАть. Точнее, подпись-то свою я ставить на бумажках всяких научился, без этого никуда - ни зарплату получить, ни в партию вступить. Анкеты выдаваемые под разными предлогами домой уносил, мол, подумать надо, как точнее заполнить, а там, как понимаешь, Натаха на подхвате.
Имя в паспорт поставили Сервелант Николаевич Московский (по моему настоятельному требованию; Коля заставил имя изменить, а то - "Сервелат", сказал, звучит очень колбасно), место рождения - город Йошкар-Ола Марийской АССР (все равно мало кто знает, где такой находится, поэтому врать о местных красотах родины можно все, что угодно), год рождения - 1946-й (как раз, получается, институт только закончил). А закончил я, Леша, не поверишь - Читинский государственный университет. Биолого-химический факультет, как ты, наверное, уже догадался.
Так и оказался я, Лешенька, в знакомой тебе уже лаборатории, только теперь на месте младшего научного сотрудника. Мне тогда о лучшем и мечтать не приходилось. Правда, чувствовал я, что совсем не мое это призвание - наукой заниматься. Творческий я человек. Мне б в кинорежиссеры надо податься. Или в торговлю, на худой конец. Лауреат премии Оскар, господин Московский! Звучит? А как тебе - заведующий универмагом, товарищ Московский?! Тоже неплохо, правда? Но я ведь не глупый. Понимал, что сперва надо к человеческому обществу привыкнуть, влиться в него, ассимилироваться. А лаборатория наша родная - самое то для такой ассимиляции, как говорится.
