– Но что толку в этом документе?
– Землю по договору о заготовке и транспортировке леса нельзя передавать в арендное пользование без доказательства права собственности.
– А что же насчет расписок о получении в аренду лесопилки?
– Какой прок в этих расписках?
– Но в них должно быть указано название источника лесоматериала, а также имя лесоруба. Не исключают ли расписки воровство?
– Не исключают, если у предприимчивого вора есть желание подделать всю документацию. Но у кого хватит времени проверить все лесопилки Пайнейского леса? Как я сказал, их тут слишком много. Правда, если обнаружится, что документы поддельные, преступник не оберется хлопот. Не понимаю, какая польза человеку тратить столько времени? Лучше всего продать поскорее землю.
Рубел вспомнил подслушанный утром спор между Клитусом и Молли.
– Но зачем же идти на такие сложности? Зачем рубить лес, принадлежащий другому?
Клитус повернулся к Рубелу, нахмурившись.
– Для приезжих, как вы, это кажется странным.
– Не странным, скорее, непонятным.
– Зато это самое понятное дело для всякого из Эппл-Спринз. В наших краях никому это не покажется странным.
Разговор оборвался: Молли позвала их ужинать. Как Рубел и предполагал, Клитус был единственным гостем на ужине, но Рубелу показалось странным, что никого не было из посетителей таверны, впрочем, Молли не принимала лесорубов, как слышал Рубел, и это проясняло картину.
В Эппл-Спринз лесорубов было, как блох на охотничьей собаке, и тем, кто работал на «Л и М», тоже нужны были комнаты. В отличие от большинства компаний, «Латчер и Мур» не заставляла своих служащих жить в построенных компанией городках и покупать продукты в магазинах компании, оплачивая труд служащих специальными талонами. В «Л и М» каждую субботу выдавали нанятым для работы людям наличные деньги, и этими наличными деньгами Молли Дюрант могла бы неплохо разжиться, если бы, конечно, пускала в Блек-Хауз лесорубов.
Большой обеденный стол из орехового дерева был накрыт чистой белой скатертью и уставлен деревянными тарелками. В центре стояли блюдо с картофельной запеканкой, зеленый горох, жареный лук, две тарелки с кукурузным хлебом и еще одна с тремя жареными рыбинами, которых поймал Рубел вместе с мальчишками. Рыба была аппетитно поджарена до хрустящей золотистой корочки.
У всех, кроме Рубела, были свои места за столом, но Молли быстро исправила возникшую неловкость, предложив ему сесть справа от Клитуса на стул, стоящий во главе стола. Сама Молли села на противоположном конце рядом с Малышом-Сэмом, который еле виднелся со своего стула, а макушка Вилли Джо выглядывала слева от Молли. Тревис вбежал и быстро занял место слева от Клитуса. Стул между Тревисом и Сэмом оставался свободным.
Рубел ощутил усталость в голосе Молли, когда она попросила:
– Клитус, прочти молитву.
– А где Линди?
– Опаздывает.
Рубел вспомнил наказание за опоздание к столу. Клитус некоторое время колебался и был вознагражден появлением Линди. Шелест юбок, оповестивших, что их хозяйка спускается по лестнице, предшествовал грандиозному выходу.
При виде Линди брови Рубела поползли вверх. Только пару часов назад она была неуклюжей девочкой, одетой почти в лохмотья, а сейчас темные волосы, схваченные с одной стороны искусно сделанным жемчужным гребешком, обрамляли тугими колечками ее лицо. Вышедшее, даже на взгляд Рубела, из моды платье, такое же голубое, как небо в безоблачный летний день, имело необычайно глубокое декольте. Рубел проглотил комок, вставший в горле. Его глаза медленно спустились на ее грудь, но он быстро вернул взгляд к карим глазам Линди, которые пристально смотрели на него, будто он был единственным человеком в этой комнате.
– Линди! – вздох Молли эхом отозвался в наступившей тишине.
– Извини, Молли, я опоздала, – не отрывая взгляда от Рубела, она подошла к своему месту между двумя братьями прямо напротив постояльца.
Когда она садилась, мужчины вежливо встали в полный рост.
– Я чувствую, пахнет рыбой! – сказала она восторженно. – Мы так давно не ели рыбу, Джубел… простите, мистер Джаррет.
Рубел бросил неловкий взгляд на Молли, которая стояла подбоченясь, сердито глядя на свою сестру. Туда, куда его глаза боялись посмотреть, глаза Молли смотрели без боязни.
Клитус прочистил горло, кашлянув.
– Давайте помолимся.
Рубел быстро наклонил голову, мгновенно опьянев от этой молодой, исполненной страстного желания девушки напротив. Линди тоже склонила голову. У Рубела уже начиналось несварение желудка. Он вновь был потрясен несоответствием того, что навоображал он себе раньше, и того, что происходило на самом деле.
Молитва Клитуса была краткой. Все сели. Молли начала раскладывать кушанья по тарелкам. Она наполнила тарелку Сэма, потом свою собственную и Вилли Джо, прежде чем передала блюдо дальше по кругу. Внутри у нее все кипело. Что ей делать? Отослать Линди переодеться? Вот уж что она хотела бы сделать! Но это смутит девочку. Если же не обратить внимания, возможно…
Но не обратить внимания на Линди было невозможно. Она надела одно из платьев матери, считавшимся до того, как стала разваливаться их жизнь, платьем для особо торжественных случаев. Молли даже ни разу не вспоминала об этом платье, если не несколько лет, то год во всяком случае.
Непроизвольно она бросила тоскливый взгляд на Джубела Джаррета, столь многим похожего на своего брата-близнеца, в том числе и влиянием на женщин – во всяком случае, на женщин ее семейства.
Рубел скромно сидел за столом, внимательно слушая Клитуса, повторявшего, как и всякий раз за ужином, историю своей жизни. Молли знала, он делал это, чтобы преподнести поучительный урок детям, но его рассказ не становился от того менее скучным.
– Мне было десять лет, когда меня усыновили Альберт и Пруденс Феррингтон. – Клитус взглянул на Рубела. – Альберт Феррингтон – президент банка «Эппл-Спринз».
– Мои поздравления, – заметил Рубел, тщетно попытавшись скрыть сарказм.
Клитус Феррингтон, однако, не подал вида, даже если заметил сарказм.
– Мои кровные родители были очень бедны, – продолжал он. – Они не смогли бы дать мне хорошее образование.
– Вы, должно быть, скучали по родным отцу-матери, – предположил Рубел.
Молли знала ответ: ни капельки.
– Нет, сэр. То, что случилось со мной, – лучшее, что могло произойти с ребенком, подобным мне. Я всегда говорю, приемные родители спасли меня от бедности. Феррингтоны – моя семья. Они дали мне имя, положение в обществе, сделали своим наследником.
Когда Клитус замолчал, Тревис перевел разговор на другую тему.