— У нас была любовь, — добавила Мод.
— Да, — кивнул Эрл, — и мне не хотелось бы, чтобы у людей сложилось впечатление, будто я какое–то чванливое ничтожество, родившееся с мешком денег и хвастающееся всем этим. О нет, господа! Это — итог долгого и трудного пути. Запишите это. Чарли помнит, как мне в юности приходилось зарабатывать себе на учебу.
— Эрл пережил тяжелые времена, — подтвердил Чарли.
Оказавшись в центре внимания, Эрл почувствовал уверенность и уже стал рассматривать появление в своей жизни Чарли как своего рода великодушный жест судьбы, как отличную возможность свести старые счеты раз и навсегда.
— Тяжелыми они были не из–за работы, — многозначительно и с нажимом уточнил он.
— Не спорю, — удивленный внезапной жесткостью Эрла, кивнул Чарли. — Наверное, работа была не тяжелой. В любом случае, все это было так давно, что я мог запамятовать.
— Я говорю о том, что очень тяжело жить, когда все на тебя смотрят сверху вниз только потому, что ты родился не в богатой семье.
— Эрл! — с удивленной улыбкой воскликнул Чарли. — Конечно, в нашем студенческом братстве дураков хватало, но никому из них даже на минуту не могло прийти в голову посмотреть сверху вниз…
— Будем зниматься! — объявил Слоткин. — Готовить гриль, клеб, саладт, большой кровавый кусок мяса.
Горничная извлекла пятифунтовый шмат стейка из морозильника, и Эрл положил его на решетку гриля.
— Поторапливайтесь, — сказал он. — У меня нет под руками целой коровы. — За улыбкой он попытался скрыть раздраженность тем, с какой легкостью Чарли отмахнулся от его студенческих страданий.
— Стоять! — крикнул Слоткин. Полыхнули магниевые вспышки. — Хорошо.
После этого вся компания перебралась в дом. Эрл и Мод позировали во всех комнатах поочередно, поливали растения в оранжерее, читали книжные новинки у камина в гостиной, открывали нажатием кнопок окна, беседовали с горничной в прачечной, обсуждали меню, выпивали в баре зала для приемов, расположенного в цоколе здания, разглядывали доски в мастерской, стирали пыль с коллекции ружей в кабинете Эрла.
И постоянно где–то на заднем плане маячил Чарли Фримэн — ничего не упускающий, очевидно, забавляющийся тем, как Эрл и Мод демонстрировали свою благополучную, упакованную по полной программе жизнь. Под взглядом Чарли Эрл все больше и больше нервничал, ему было неловко за всю эту демонстрацию, и Слоткин устроил ему выговор за фальшивую улыбку.
— Видит бог, Мод, — говорил Эрл, утирая пот в хозяйской спальне, — если мне когда–нибудь надоест отдыхать (постучи по дереву!), я могу пойти артистом на телевидение. Заметила, с какой скоростью я научился переодеваться? Господи, скорее бы все это кончилось. Я чувствую себя вешалкой!
Тем не менее пришлось по требованию Слоткина переодеться еще раз, на сей раз в смокинг. Слоткин пожелал снять ужин при свечах. В обеденном зале задернули гардины и включили электричество, чтобы скрыть полуденное солнце, сияющее на улице.
— Полагаю, Чарли вдоволь нагляделся, — проговорил Эрл, с гримасой застегивая тугую пуговицу воротника. — Думаю, он получил большое впечатление. — Но голос прозвучал неуверенно, и он обернулся, ища поддержки у Мод.
Она сидела перед туалетным столиком, сурово разглядывая себя в зеркало и примеряя различные украшения. Услышав нечленораздельное мычание, Эрл повторил:
— Говорю, Чарли, наверное, потрясен.
— На мой взгляд, он слишком спокоен, — холодно ответила жена. — После того, как он к тебе тогда относился, вот так просто заявиться с улыбочками и светскими манерами — фу.
— Да, — вздохнул Эрл. — Черт побери, я всегда чувствовал себя при нем последним ничтожеством, да и сейчас он смотрит на нас так, словно мы нарочно выставляемся, а не просто помогаем журналистам собрать материал для статьи. Ты слышала, что он сказал, когда я напрямую заявил ему, что мне не нравилось во время учебы в колледже?
— Он повел себя так, словно ничего такого не было и ты все сам придумал. О да, он — та еще штучка, я это уже поняла. Но я не позволю ему испортить нам праздник. Сегодня у нас — самый счастливый день в нашей жизни, и так и будет, несмотря ни на что! А знаешь, что я еще тебе хотела сказать?
— Что же? — Ощутив поддержку жены, Эрл воспрял духом. Он не был абсолютно уверен, что Чарли втайне насмехается над ними, но Мод тоже почувствовала это и оскорбилась.
— Несмотря на все его манерное превосходство и шутки по поводу телевизора и всего прочего, — понизив голос до шепота, продолжила она, — я сильно сомневаюсь, что великий Чарли Фримэн купается в золоте. Ты видел его костюм — вблизи?
— Слоткин все делает с такой скоростью, что, боюсь, не успел разглядеть как следует.
— Зато я разглядела, Эрл! Костюм старый, лоснится, и манжеты потертые. Я бы умерла со стыда, если бы ты появился в таком костюме.
Эрл опешил. Он настолько был поглощен обороной, что ему и в голову не могло прийти, что состояние Чарли могло как–то пошатнуться со времен учебы в колледже.
— Может, это любимый костюм, с которым он никак не может расстаться? — предположил он. — У богатых порой бывают такие причуды.
— А также любимая старая рубашка и любимые старые туфли.
— Не могу поверить, — пробормотал Эрл.
Слегка отодвинув занавеску, он выглянул на сказочного вида террасу с домиком для гриля, где Чарли Фримэн непринужденно общался со Слоткином, Конверсом и журналисткой. Манжеты брюк Чарли, с изумлением заметил он, действительно были обтрепанными, а каблуки туфель стоптаны почти до основания. Эрл нажал кнопку, и окно спальни отворилось.
— Очень симпатичный город, — говорил Чарли. — Я мог бы вполне в нем остановиться, поскольку никаких особых пристрастий к какой–то конкретной территории этой страны не испытываю.
— Очень дорого, — вставил Слоткин.
— Да, — кивнул Чарли, — и, возможно, было бы умнее с моей стороны уехать куда–нибудь в глубинку, где мои деньги принесли бы больше пользы. Боже, просто невероятно, сколько все стоило в те дни!
— Похоже, байки плетет, — шепотом заметила Мод, кладя руку на плечо мужу. — Ты не слышал о нем сорок лет, и вдруг он появляется нежданно–негаданно лишь за тем, чтобы нанести тебе теплый дружеский визит. Что ему нужно?
— Сказал, что просто захотелось увидеться со мной. Вспомнить прошлое.
— И ты ему поверил? — фыркнула Мод.
Обеденный стол выглядел, как раскрытый сундук с сокровищами. Дрожащее пламя канделябров отражалось в тысяче идеальных поверхностей — в серебре, фарфоре, хрустальных гранях, в рубинах Мод, в сияющих гордостью глазах супругов. Горничная внесла исходящую паром супницу и поставила перед ними.
— Отлично! — вскричал Слоткин. — Теперь говорить!
— О чем? — спросил Эрл.
— О чем угодно, — ответила журналистка. — Главное, чтобы фотографии не выглядели постановочными. Поговорите о своем путешествии. Ну, например, как выглядит ситуация в Азии?
На этот вопрос Эрл не был склонен отвечать кое–как.
— Вы были в Азии? — спросил Чарли.
— Индия, Бирма, Филиппины, Япония, — с улыбкой пояснил Эрл. — Можно сказать, мы с Мод провели там два месяца, знакомясь с ситуацией.
— Мы с Эрлом не пропускали ни одной поездки на берег, — добавила Мод. — Он хотел увидеть все собственными глазами.
— Беда Государственного департамента в том, что они живут в башне из слоновой кости, — веско заметил Эрл.
Несмотря на блеск линз фотоаппаратов и целую батарею вспышек, Эрл смог увидеть глаза Чарли Фримэна. Обсуждение проблем мирового значения было одним из самых сильных коньков Чарли во время учебы в колледже; сам же Эрл в то время мог только слушать, кивать и удивляться.
— Да, сэр, — произнес Эрл, как бы подводя итог, — почти все, кто принимал участие в этом круизе, расценивали ситуацию практически как безнадежную. За исключением нас с Мод. Нам потребовалось некоторое время, чтобы это осмыслить. Но постепенно мы поняли, что практически единственные из всей этой компании начинали жизнь практически с нуля, мы единственные, кто действительно понимает, что любой человек, вне зависимости от социального положения, способен подняться на самую вершину, если очень к этому стремится. — Он выдержал паузу. — Нет в Азии ничего такого, что нельзя было бы поправить, обладая определенным мужеством, здравым смыслом и умением делать дело.
— Был бы рад, если бы все было так легко, — проговорил Чарли. — Только, боюсь, там все несколько сложнее.
Эрл, справедливо считавший себя одним из самых уживчивых людей на свете, ощутил себя в непривычном состоянии ярости по отношению к бывшему знакомому. Чарли Фримэн, очевидно опустившийся на дно за то время, пока сам Эрл поднимался наверх, откровенным образом пытался дискредитировать одно из важнейших достижений, которым Эрл чрезвычайно гордился — его знание Азии.
