Начальник китайской тюрьмы покупает свой пост у местного правительства, однако от государства жалованья не получает. Следовательно, он вынужден компенсировать свои затраты, вымогая деньги у обеспеченных родственников или друзей заключенных, которые, конечно, беспокоятся о том, чтобы их несчастным друзьям пришлось перенести как можно меньше лишений и жестокостей, которыми так «славятся» китайские тюрьмы. Если я не ошибаюсь, когда-то в Великобритании было принято должность начальника тюрьмы покупать, не получая при этом жалованья за свою службу из государственной казны. Как и современные начальники китайских тюрем, они обогащались, вымогая у родственников или друзей узников суммы, которые, по-моему, варьировались в зависимости от их средств или общественного положения. Конечно, узники, не имевшие влиятельных друзей или близких, оставались в самом ужасном положении и забвении или умирали, не получая даже предметы первой необходимости. Конец этому положила неутомимость великого филантропа Джона Ховарда; и вправду, было невероятным счастьем для китайских заключенных появление такого филантропа в их стране.
К каждой тюрьме пристроен амбар, в котором начальник хранит самый дешевый и грубый рис. Этот рис – один из источников его побочных доходов: он продает его в розницу заключенным по самой выгодной для себя цене. Овощи и дрова, необходимые для приготовления еды, которые ежедневно предлагают купить узникам, тоже поставляет начальник тюрьмы. Поскольку правительственное содержание каждого заключенного не превышает двадцати пяти медных монет на день, нет нужды говорить читателю о том, что узники, у которых нет друзей и близких, не часто в состоянии купить даже овощи или дрова. В тюрьме магистрата кантонского уезда Наньхай я однажды видел заключенного, который не мог купить дрова и ел сырой рис, пытаясь утолить голод.
Согласно закону, раз в месяц каждую тюрьму инспектирует правительственный служащий. Он обязан выяснить, сколько заключенных умерло в тюрьме в течение месяца, и навести справки о поведении многочисленных тюремщиков, сторожей и копейщиков. После каждой инспекции этот служащий обязан направить доклад наместнику или губернатору. Если окажется, что вследствие небрежения тюремных служащих за месяц умерло два процента находящихся в заключении людей, в перечне проступков делается запись – не только против имени начальника этой тюрьмы, но и против имени помощника магистрата, в юрисдикции которого находится тюрьма. Если умерло три процента, в этой книге делаются две записи; а если смертность достигает четырех процентов, и начальника тюрьмы, и помощника магистрата увольняют с должности. Если же умирают шесть или даже семь процентов, правителя уезда или области, где находится тюрьма, понижают в должности на одну ступень. Существует и книга заслуг; если результаты инспекции оказываются удовлетворительными, в ней делают записи, которые обеспечивают тюремным чиновникам соответствующее вознаграждение.
Кроме тюрем, в которых заключены осужденные, на огороженной территории вокруг ямэня находятся следственные тюрьмы. Они не так велики и не так серьезно укреплены, как обычные. Обычно в следственных тюрьмах есть большое помещение, которое выделяют для тех подследственных, у кого есть друзья, способные удовлетворить аппетиты начальника тюрьмы. В таком случае узников не помещают с людьми отталкивающего вида, нередко покрытыми грязью или страдающими от различных кожных болезней. Обычай этот очень полезен начальнику тюрьмы и всем платежеспособным заключенным и очень плох для остальных узников. Пространство, приемлемое для заключенных, у которых есть друзья, заботящиеся о них, оставляет еще меньше жизненного пространства для подавляющего большинства бедных узников. Они теснятся в обычном тюремном отделении, которое иногда настолько переполнено, что его обитателям негде прилечь. На прилегающих к ямэню улицах, во всяком случае в городе Кантоне (Гуанчжоу), находятся другие следственные тюрьмы. Я не раз видел их битком набитыми, что напоминало душераздирающие истории о Черной Калькуттской Дыре. У меня был случай осмотреть один из таких застенков в жарком августе 1861 года. Тюремное помещение было переполнено предела, и, что, конечно, нисколько меня не удивило при стоявшей тогда жаре, все узники были совершенно голыми. Если бы столько же европейцев заточили в такую маленькую камеру, они бы неизбежно погибли. Пребывание подследственных в таких местах часто надолго затягивается, поскольку отправление правосудия в Китае сопряжено с большой волокитой.
Вора гонят по улицам города плетьми
Я посещал многие китайские тюрьмы и нашел их во всем схожими и устройством, и управлением. Более других привлекла мое внимание печально известная областная тюрьма в Тайване, столице Формозы, – ведь в этой тюрьме во время первой войны, которую вела Великобритания с Китаем, был заключен экипаж «Нарбудды», арендованного транспортного судна ее британского величества (не менее ста девяноста семи душ). И всех их, за единственным исключением, в конце концов увели оттуда на казнь. В камерах, которые, как передают, занимали эти несчастные, я обнаружил много китайских заключенных, стремившихся нарушить скучную монотонность своей жизни при помощи изготовления вееров, и купил некоторые образцы их труда. Перед уходом я посетил участок земли – обычную площадку казней, где были обезглавлены офицеры и экипаж «Нарбудды». Там лежали несколько черепов, которые отбелило солнце, и один из них, с очень высокой лобной костью, по-видимому, принадлежал европейцу.
Теперь обратимся к наказаниям, которым подвергают в Китае осужденных. Мелкие кражи по большей части наказываются поркой. На виновного надевают наручники, вешают на шею украденное или точно такую же вещь, как та, что он украл, и проводят по улицам поблизости от места, где была совершена кража. Перед ним идет человек, бьющий в гонг, и при каждом ударе служащий, идущий позади, жестоко бьет преступника по плечам двойной ротанговой тростью, возглашая: «Вот как наказывается вор». Поскольку приходится пройти через три или четыре улицы, такое наказание, несмотря на то что китайцы считают его легким, на самом деле очень даже суровое. Часто оно вызывает сильное кровотечение. Помню вора, укравшего часы у одного из своих земляков: я видел, как его пороли, проводя через Хэнань – предместье Кантона, где я тогда жил. Наказывающий был весьма дородным и от старательного исполнения своей обязанности совсем запыхался, еще до того как обошли все улицы, через которые следовало провести преступника. Человек, у которого украли часы, увидев, что вор может получить наказание не в полной мере, вырвал двойную трость из руки изнуренного палача и самым немилосердным образом обрушил ее на спину вора. Иногда так наказывают женщин, признанных виновными в воровстве. Бывает, что при наказании виновников мелких краж используют длинную бамбуковую палку, однако в этом случае преступника порют в присутственном месте перед судом. С него сразу снимают штаны, и наказание, в зависимости от обстоятельств кражи, составляет от десяти до трехсот ударов. Я видел, как таким образом наказывали пожилого человека, который при каждом ударе жалобно стонал. Его страдания не вызвали сочувствия в суде, а явно были приятны судье и его подчиненным – все чиновники широко ухмылялись.
Канга, или деревянный ошейник (шейная колодка), – другой способ наказания за мелкие правонарушения. Канги бывают разными по весу, некоторые из них очень тяжелы. Преступников приговаривают к ношению ее на срок от двух недель до трех месяцев. На протяжении всего этого времени кангу не снимают с шеи узника ни днем ни ночью. Ее форма не позволяет человеку ни прислониться к стене, ни растянуться на земле во весь рост, и, судя по изможденной внешности узников подвергшихся этому наказанию, оно достаточно сурово. Имя узника и характер его преступления большими иероглифами написаны на канге в назидательных целях.
Часто власти заставляют правонарушителя стоять от рассвета до заката у каких-нибудь из основных ворот, или перед одним из главных храмов, или перед общественными зданиями города, и он считается заслуживающим всеобщего презрения и осуждения. Однажды в Кантоне я видел трех торговцев солью, на которых надели канги за попытку провезти соль контрабандой. По всей видимости, среди своих собратьев они были людьми уважаемыми и явно остро переживали унизительность своего положения. В январе 1866 года, проходя по улицам города Синь-чжа-чжэнь в провинции Цзянсу, у ворот храма, посвященного Чэн-хуану, я заметил двенадцать крестьян почтенного вида, на каждом из которых была канга. Это было в день проведения ярмарки, и крестьяне были окружены толпой любопытных. Преступление крестьян состояло то ли в нежелании, то ли в неспособности выплатить поземельный налог. В городе Учане я был свидетелем, как трех крестьян за сходное правонарушение наказали так же. В Сучжоу я видел старого крестьянина с кангой на шее, который был прикован цепью к каменному столбу у въездных ворот монастыря под названием Баоань-сы. Его тоже наказали за подобную провинность. В тот же день и в том же городе я увидел двух людей в кангах, прикованных к каменному столбу у главного входа в храм Чэн-хуана – божества городских стен. Из надписи на их кангах я узнал, что они подрались друг с другом. Была метель, и легко одетые скованные драчуны жестоко страдали от ненастья. Однако старый крестьянин предусмотрительно запасся толстым зимним платьем и казался вполне довольным.
