— Позовем Сатану! – заорал Дик.
Рита захохотала и боднула головой ворота. Створка ворот заскрипела и приоткрылась.
— Дик! – крикнула она. – Нам открыли!
Они бежали по темным коридорам, оглашая их шумом и хохотом, буйствуя и грохоча, зажигая все свечи, попадавшиеся по дороге, открывая все двери и срывая шторы с огромных темных окон. Рита закуталась в темно-красный бархат одной из них, а Дик натянул на голову старинную шляпу с пером. Его длинные черные волосы разлетались во все стороны, словно разделяя безумие их хозяина. Крича и умирая от дикого хохота, они ворвались в огромный темный зал.
— Горят все свечи! – приказал Дик, и свечи вспыхнули ярким огнем. Но большой зал был холоден и мрачен, а колебание теней на стенах внушало робость и страх.
— Танцуют все! – заорал Дик, и во всех углах зала вспыхнули факела.
Заскользили по паркету пола стройные ножки молоденьких ведьм; зашаркали копытами, умильно вытянув хвосты, кавалеры-черти; зашуршали, свиваясь в жгуты и поднимаясь к самому потолку, серебряные тела змей; застучали деревянными клюками тысячелетние колдуньи. Ополоумевший от восторга, носился под потолком маленький дракончик, балуясь и стреляя по сторонам струйками огня... Лишь угол, в котором находились массивный стол с креслом и огромное зеркало, был темен и мрачен по-прежнему.
— Я хочу танцевать с Сатаной! – сказала Рита.
— Я приглашаю вас, – встал перед ней Дик.
Они закружились в сумасшедшем вальсе, касаясь друг друга безумием душ, шепча бессвязные дикие фразы. Рита вдруг почувствовала, что ее ноги оторвались от пола. Дик стал как-то выше и шире в плечах, он сдернул с глаз черные очки, и Рита утонула в огне его пустых глазниц. Ей стало страшно. А музыка все кружила и кружила их в бешеном танце. Стали падать шторы с окон, полетели на черный паркет свечи, завертелись, сужаясь, стены и потолок... Рука Дика заскользила по ее груди и наткнулась на тонкий серебряный холод крестика. Дик легко прыгнул на пол, подхватил Риту и, как к алтарю, подвел ее к огромному зеркалу:
— Согласна ли ты, Кошка, взять в мужья самого Дикого из Дикарей со всеми его песнями, мыслями и делами?
— Да, – засмеялась Рита, любуясь своим отражением в зеркале.
— Согласен ли самый Дикий из Дикарей взять в жены Кошку со всеми ее желаньями, мыслями и делами?
— Да, – сам себе ответил Дик и повернулся к Рите. – Вместо колец, по причине отсутствия таковых, меняемся цепочками.
Рита расстегнула застежку и, любуясь глазами Дика, поднесла крестик к его груди. Дик надел ей свою цепочку, и по телу Риты пробежала легкая дрожь. Она застегнула свою на шее Дика и не опустила руки.
— Я люблю тебя, – шепнула она.
— Вместе, – сказал Дик. – Сегодня и всегда. Навсегда сегодня.
Он засмеялся и повернул Риту к зеркалу:
— Я люблю тебя.
Рита взглянула в зеркало и замерла. Зрачки ее стали еще меньше, она до боли сжала кулаки, до синевы, до судороги в пальцах, закусила побелевшие губы и рухнула на черный пол с диким воплем, так не похожим на крик человека.
Все тело болело, сведенные суставы ныли, и дергался внутри каждый нерв, каждая клеточка организма. Рита, согнувшись в дугу, скребла ногами по земле, пересохшими губами пытаясь шептать чье-то имя, чего-то прося и моля кого-то... В нескольких шагах от нее, перед лестницей, спускавшейся к старому храму, неподвижно лежал человек. Светлые волосы разметались по земле, собрав весь мусор и грязь. Открытые глаза смотрели куда-то в небо. Из перегрызенного горла уже не текла кровь...
— Сэр... – шепнула Рита, остановив прояснившийся взгляд на лежащем.
— Сэр... – сказала она и дернулась всем телом в его сторону.
Боль снова резко отдалась в пояснице и расползлась по всем частям тела.
— Сэр!!! – заорала Рита, глаза ее помутнели, на губах выступила пена.
— Сэр... – жалобно скулила она, меся ногами землю. С невероятным трудом, задыхаясь от дикой боли, подползла она к трупу, неразгибающимися пальцами попыталась закатать рукав рубахи.
Красно-белые язвы на сгибе, в том месте, где должна быть вена, имели отталкивающий и ужасный вид. Рита всхлипнула и упала лицом на грудь Сэра, где неестественно ярко блестел серебряный крестик...
— Иногда мне кажется, что я – это не я, – призналась она однажды Боли, которая теперь все время находилась рядом. Она была уверена, что даже муж уже видит ее.
— Конечно, – кивнула Боль. – Ты – это я.
В последнее время Боль стала приходить не одна. Вот и теперь в углу в кресле уютно устроился Мрак, а край шторы раскачивал прохладный Ветер, отчего в комнате царили сумерки и холод. Впрочем, была зима, и она уже давно не обращала внимания на такие мелочи.
— Нет, не то, – помотала головой она. – Я словно не живу здесь. Я живу там, а здесь, сейчас, какая-то совсем маленькая часть меня пытается выжить... Выжить, чтобы когда-нибудь соединиться с собой.
— Не говори глупостей, – возразила Боль. – Тебе просто одиноко.
— Мне? – удивилась она, задумалась и поняла, что не любит мужа, вскинула на Боль тоскливые глаза. – И что теперь?
— Ищи, – глубокомысленно посоветовала Боль. – Ищи себя здесь.
Она увидела его на остановке. Кончалась зима, и пронзительный острый Ветер все время топтался рядом. Она удивилась его глазам, зеленым, как лето, а потом загадала: если он войдет в ее автобус, значит... судьба?., чудо?.. какая разница, как это назвать... Он вошел. И она подошла к нему легко и радостно. Боль же не сказала ей о том, как это будет тяжело, о том, как это будет больно, но в тот момент в автобусе их не стало...
АВТОБУС
Пыльная, длинная, серая дорога тянулась высохшей змеей за горизонт. Жестяная будка остановки, когда-то бывшая синей, теперь побуревшая от ржавчины, выглядела заброшенной и забытой. Кое-где краска свисала рваными клочьями, которые чуть подрагивали в оседающей пыли. Блекло-желтый указатель с номерами автобусов выцвел до такой степени, что ни одну из букв или цифр нельзя было разобрать.
Раздались осторожные шаги, и в будку немного опасливо заглянула девочка с тревожными серыми глазами, в залатанных джинсах и такой же, выцветшей до голубизны, куртке. Зашла, села на скамейку, достала из кармана половину сигареты и жадно затянулась, закурив. Она курила, словно торопясь куда-то, сигарета дрожала в напряженной руке. Упал на землю крошечный окурок, руки устало опустились на колени, и она, видно, только что заметив, впилась взглядом в красные пятна на пальцах – не то крови, не то краски. Она еле сдержала крик и принялась лихорадочно оттирать их.
Послышались быстрые, слегка шаркающие шаги, и прямо перед ней выросла высокая стройная фигура в джинсах и с гитарой в руках. Он с откровенным любопытством взглянул в ее отрешенное лицо и улыбнулся. И сел рядом.
— Привет.
Девочка пожала плечами.
— Автобуса давно нет? – он вынул из пачки сигареты.
— Дай мне, – хрипло сказала она.
Он протянул ей сигарету и вопросительно улыбнулся:
— Автобус давно ждешь?
— Недавно, – выдохнула она. – А нет его давно.
Парень подтянул струну на гитаре с нарисованной на деке кошкой, провел пальцами по струнам:
— Как тебя зовут?
Она безразлично посмотрела в его сторону:
— Рита.
— Это не твое имя, – сказал он уверенно. Рита вяло удивилась:
— Да? Почему?
— Тебя зовут совсем по-другому. Будем ждать автобус вместе?
— Места много. Скамейка длинная, – сказала Рита. "И времени тоже достаточно", – добавила про себя.
Откуда-то сбоку снова послышались шаги, на этот раз – грузные и тяжелые, какие-то степенные. И в будке появилась огромных размеров женщина, несмотря на жару, в коричневом плаще и красном вязаном берете. Брезгливо покосившись на заплатанную пару, она провела пальцем по краю скамьи, поднесла палец к глазам, и лицо ее даже перекосилось. Долго и нервно покопавшись в сумке, она извлекла нечто серого цвета, видимо, бывшее когда-то носовым платком, тщательно протерла край скамьи и с выражением глубокого удовлетворения на лице, устало и грузно опустила свое большое тело на скамейку.
— Сегодня меня зовут Яном, – сказал парень, прервав наблюдение за дамой.
Рита молча и напряженно курила, глядя куда-то мимо.
— Безобразие! – неожиданно тонким, визгливым голосом, так не подходящим к ее комплекции, выдала дама. – Проходу нет от этих волосатых! Совсем стыд потеряли! Сидит, нахалка, и курит! Ни стыда, ни совести, как шлюха подзаборная!
Руки у Риты задрожали, она подняла на тетушку сузившиеся от злости глаза, но Ян рассмеялся и очень мирно сказал:
— Вы еще скажите, что в ваше время девушки не курили и никто не носил длинных волос.
— И скажу! – завелась дама и, набрав в легкие побольше воздуха, собиралась, видимо, продолжить, но тут на остановке возник интеллигентного вида мужчина в очках и шляпе. Тетушка поперхнулась, кашлянула, сглотнув слюну, и громко, обращаясь в сторону мужчины, произнесла:
