— А что думаете вы? — Усталое аристократичное любопытство.
— Я думаю, что та самая временная аномалия и была целью исследований. — Майк точно не мог сказать, а чем источник его уверенности. Странный выверт интуиции, стимулированный принятыми ста граммами "для аппетита" и вкусным, по сравнению с предыдущими трапезами, ужином. Хотя, в самом деле, не самоубийцей же был тот парень, от которого только ПДА и остался. Наверняка прочитал все доступные материалы про аномалии. Точно же знал, что все не изученное опасно вдвойне. — Таким образом, можно подумать, что вы являетесь косвенной причиной гибели Старого.
— Жизнь сталкера подвержена риску. Вы сами выбрали свой путь и давно смирились с риском. Скажите-ка, почему вы склонны обвинять в гибели Старого меня? Он же все равно пошел бы на "Агропром", получив сообщение о пропаже.
— Пошел бы. Только не тратил бы время на ожидание замеров и на уговоры. Он не оглядывался бы на неподготовленных людей, которых надо оберегать и защищать.
— Несколько минут внимания. Вы, сталкеры, любите высокие закупочные цены, вам нравятся расценки за сопровождение экспедиций, но случись что — вы во всем вините нас. Хотя жизнь ваша и так полна риска. Где логика?
— Логика проста и не затейлива. Ваши слова справедливы, но за одним уточнением, профессор. — Майк разозлился. — Сталкеры никогда не ищут опасности сами. Экспедиции же, напротив, не интересуются безопасными тропами. Вы уклоняетесь от темы. Вам был задан вопрос.
— Требовать от меня ответ вы не вправе, юноша. Ни по возрасту, ни по званию и заслугам. Тот же Михаил, по прозвищу Старый, мог бы попросить рассказать кое-что. Мы с ним почти ровесники в Зоне. Чему вы удивились? Вы полагали, что этот бункер существовал всегда? Вы думали что я всегда сидел за комбинированной защитой и спинами долговцев? Вы ошибаетесь. Идите спать, молодой человек. Поговорим завтра. Вы умны, возможно мне есть что предложить вам.
Майку, который и впрямь что-то подумал про окопавшихся на Янтаре говорливых дармоедов, ничего не оставалось, как поблагодарить за ужин и пожелать профессору спокойной ночи.
Спал Майк крепко, но плохо. Гулял по разным местам и наблюдал странные события. Совсем не такие, как обычно являются сталкерам. Клыки и щупальца были, но не как главное, а как фон. В частности, привиделось некое место, утрированно мирное. Луг, ночь, серебрящиеся под лунным светом березы. Сидящая под деревом парочка, для которой этот луг больше целой вселенной и с первого раза понятно, что им хорошо. Поет какая-то пичуга, возможно соловей. Майк даже во сне знал, что не помнит, как тот поет. И еще он знал, что случится прямо сейчас.
Словно лопнул грязевой пузырь размером с город. Идиллическая картина вздрогнула. Из угрюмой пустоты в центре воображаемого пузыря вынырнула волна мутантов. Относительно немного, но Майк — во — сне знал что остановить их можно будет только пулеметом…Мутанты окружают влюбленных и бросаются как по команде. Страшно. Следовало бы здесь проснуться, но в этом месте иная логика.
Когда крики смолкли, мутанты еще некоторое время находились под деревьями, сгрудившись в грязную и предельно чуждую этому идиллическому пейзажу кучу. Раздался лай собак, замелькали пятна фонарей и раздались команды. Люди появились на месте трагедии, но мутанты рассосались. Их словно вобрал в себя новый пузырь, который должен прорваться в другом месте. Люди ничего не нашли. Мутанты слизали всю кровь и подъели все клочки одежды. И только на этом месте сон отпустил Майка.
Он долго лежал в темноте и пытался понять, а что это только что было. В Зоне бывают вещие сны, несколько чаще, пожалуй, чем за Периметром. Но что-то было не так, словно Майк посмотрел какое-то мерзкое кино. Не похоже это на предупреждение. Разве что аллегория возникновения самой Зоны. Так ведь не похож был мир две тысячи шестого на влюбленную парочку. Или это был просто сон? Через какое-то время Майк заснул и снилась ему пустота.
Утром, сразу после завтрака, состоявшего из какой-то каши, Майка проводили к Илье. Тот тоже закончил кушать и выглядел бодро.
— Привет, напарник. — Поприветствовал Илья вошедшего. Он лежал на кровати с поднятым головным концом. Выглядел не плохо. его закрытые одеялом ноги в области бедер топопорщились каким-то медицинским оборудованием. — Сахаров говорит, что я к вечеру смогу ходить, а завтра смогу продолжить рейд.
— Это хорошо. — Майк присел на край кровати. — Каков был диагноз?
— Что-то про разрыв мышечных сумок, ушибы, глубокие обширные гематомы и отбитые внутренности. Сахаров собрал какой-то аппарат, не то имитирующий действие "крови камня", не то как-то это действие дополняющий и изменяющий. А еще он сказал, что ты "поразительно любопытный молодой человек". И сказал что-то про устроенный тобой "форменный допрос".
— Преувеличение. Он сам сказал, что у меня нет права у него ничего выспрашивать. Я с этим спорить не могу и не хочу. Я просто высказал предположение и спросил, а что нашел тот мужик.
— Он говорил. Сахаров обещает рассказать нам много интересного сегодня вечером. Нам должно понравиться.
Майк вернулся в спальную комнату и прилег на выделенную ему койку. Самое странное, что читать не хотелось. Ну и ладно, подумал он, переворачиваясь на бок и обхватывая руками подушку. В конце концов, кошмар мог присниться и просто как сочетание прочитанного и пережитого. Интересно, выполнит ли Сахаров обещание насчет рассказа о временной аномалии? Так думал Майк, проваливаясь в сон. Он спал до обеда и ни о чем не беспокоился.
А после обеда — мясо с макаронами, грамм "для аппетита" не полагалось, Сахаров призвал Майка к себе.
В небольшом помещении, по соседству с комнатой набитой какими-то приборами, уже сидел Илья, прислонивший костыли к подлокотникам помеси кресла со стулом. Это хорошо. Значит, ходить уже может. Сахаров полусидел — полулежал в кресле настоящем, с подставкой под ноги. Он не казался сибаритом. Чувствовалось, что он предпочел бы вообще лечь. Он выглядел еще хуже, чем вчера вечером. Твердые глаза на усталом, сером лице смотрелись чужеродными вкраплениями.
— Доброго дня вам, труженики Зоны. — Сахаров говорил негромко и устало. Ему явно было наплевать на условности. Приличествующие случаю слова его раздражали. Отнимали время, которого с каждой минутой все меньше… Профессор через силу оставался в рамках вежливости. Майку стало вдруг очевидно, что в этом году не станет как минимум двоих человек, известных каждому сталкеру. — Я пригласил вас для того, чтобы кое о чем рассказать, кое-что показать и предложить работу. Я расшифровал записи моего несчастного коллеги. Мне тяжело, ведь именно мои публикации и побудили его отправиться в Зону. Хотя я понимаю, что он бы сделал что-то подобное и без моего влияния. Артем всегда был упрямым и в одном письме высказался прямо, в том духе, что он корпел над книгами и навещал отставных преподавателей старой школы не для того, чтобы рассчитывать форму щеток для пылесосов, чтобы они еще лучше, на целых полтора процента, очищали ковры от кошачьей шерсти.
Речь Сахарова лилась неспешно. Казалось, что он председательствует на похоронах и произносит речь над гробом безвременно усопшего ученика. В каком-то смысле так и было. Сталкеры были теми, кто отдал покойному последнюю дань памяти, выполнив его волю. Если и не родственники Артёма, то почти коллеги по работе. Напарники терпеливо ждали, смутно догадываясь, что такая развернутая прелюдия не к добру. Майк вспомнил вчерашний разговор и начал догадываться, что Сахаров не зря помянул сопровождение экспедиций. И его заключительная фраза позволяла догадываться, что сейчас будет какое-то заманчивое предложение.
— Большая потеря для науки. Сейчас мало кто хочет учиться, поскольку выпускник института зачастую получает зарплату меньшую, чем какая-нибудь девочка, закончившая курсы и работа которой заключается в основном в том, чтобы улыбаться клиентам. А те, кто хочет в науку собираются именно совершенствовать зубные щетки и насадки уже помянутых пылесосов… Но это все лирика. Я просто это говорю к тому, что таких людей, что были бы готовы полезть в Зону, или в похожее не гостеприимное место, всегда было мало. За артефактами и прочими легкими, как поначалу кажется, деньгами — находятся. Подобные Артёму — штучный товар, в редкие моменты пользующийся спросом. В моменты аналогичные возникновению Зоны. Впрочем, я отвлекся. Вы, Майк, были правы, предположив, что временная аномалия была важной частью оставленного плана исследований.
Слухи о такой аномалии ходили давно, но в очень узком кругу. Еще два года назад, при очередной попытке проникновения в одну лабораторию группа военсталкеров натолкнулась на точно такой же феномен, как и Группа Старого на "Агропроме". Оставили человека охранять вход, вернулись через какое-то время, а на месте человека сидит скелет в комбинезоне. Это случилось на заводе, который вы видите в километре от моего бункера. Все-таки хорошо, что тамошняя стихия не очень стремится наружу. Читая тот отчёт я подумал, что помимо прочих метафор относящихся к Зоне, уместна ещё одна — точка равновесия. Зримая и легко доступная в ощущениях. Равновесие между миром, который мы знаем и чем-то иным. Я хорошо знаю, о чем говорю. В этих вопросах мне не надо опираться на слухи. Я столкнулся с этой аномалией в самом начале. Наблюдал её действие. В две тысячи седьмом. Через тринадцать месяцев после второй Катастрофы. Сразу после того, как стали ясными масштабы случившегося, равно как и то, что современное знание беспомощно перед вызовом новорожденной Зоны. Тогда еще было много оптимистов, считавших, что можно пробиться к лабораториям и что-нибудь отключить там и все наладить.
