Научная методология нагуализма (которую мы только сейчас начинаем переводить на операциональный язык, в книгах Кастанеды еще не оформленная как концепция и, соответственно, не имеющая упорядоченных и ясных дефиниций) сосредоточена на самом механизме перцепции, а не на перцептивных феноменах, данных в том или ином режиме восприятия. Это, наверное, связано с прагматической направленностью толтекской мыслительной культуры. Отсюда такое пристальное внимание к перцептивным механизмам — ведь восприятие здесь все время используется как энергообмен и, соответственно, возможность действия. Благодаря такому прагматическому вниманию видящие смогли наконец-то зафиксировать существенные элементы нового необходимого описания — "точку сборки", все, что связано с особенностями ее движения, самого процесса «сборки» и проч. Религиозные, мистические, оккультные дисциплины именно в силу присущего им идеалистического, непрагматического мировоззрения просто никогда не сосредоточивали на этом своего внимания.
Пока происходит «сборка», имеет место и «глоссировка». А «сборка» — неотъемлемое качество упорядоченного индивидуального осознания вообще. В этом смысле любые способы видения остаются производными тоналя. Единственный подход, который можно называть «научным» при познании Реальности, должен вести к тонкому равновесию — 1) использованию всех возможных типов восприятия с присущими им тональными продуктами, 2) постепенной интеграции получаемого материала (через перцептивный анализ и синтез в том числе), который всякий раз будет вести к возникновению новой системы глосс, и 3) неприятие этой получаемой системы как окончательной Реальности. Каждая новая система глосс сохраняется как полезная лишь в том случае, если она дает новые возможности действия — действия прагматического, влияющего на внешнюю и внутреннюю природу. Таким образом достигается максимальная перцептивная свобода, доступная индивидуальному осознанию, и вырисовывается, очевидно, бесконечная перспектива для самоизменений субъекта.
Такое позиционирование субъекта и поля перцепции, которое ведет к свободной (т. е. ничем не связанной) и функциональной реглоссировке, с точки зрения познания Реальности является «деглоссировкой», поскольку подвижность глосс делает их эфемерными, возвращает им чисто утилитарную, инструментальную функцию, т. е. лишает глоссы консервирующей функции в процессе восприятия. Это единственная возможность для субъекта восприятия иметь дело с Реальностью-как-она-есть максимально свободно (а значит, максимально полно) как с гносеологической, так и с эмпирической точки зрения.
Отсюда понятно, насколько это сложная, тонкая и специфическая работа для человеческого сознания, его внимания и восприятия. До сих пор (т. е. до «открытия» толтеков Кастанедой) этим никто серьезно не занимался, поскольку существовавшая мыслительная парадигма не давала возможности так расставить акценты. (Да и сейчас это еще очень трудно и медленно доходит.) «Тонкость» работы требует максимально возможной чистоты и остроты восприятия.
Отсюда — чрезвычайная важность дисциплины безупречности, "очистка тоналя", которая включает в себя устранение всех идей и теорий, касающихся природы и устройства Реальности.
Религия не может пойти на такой шаг. Религия не может воспринимать собственные идеи и представления о Реальности как инструменты, т. е. прагматично и операционально, не может бесстрастно модифицировать их, отказываться от них, иметь с ними дело как с бесконечной условностью. Если религия встанет на такие позиции, она тут же перестанет быть религией — как это возможно?
На такое может пойти только безбожная и бесстрастная наука. Вот почему я называю нагуализм «наукой» по своей сути, в самом ядре его, методологии, — дисциплиной, которая не может и не должна быть связана с верой в той ее классической форме, которая защищает и отстаивают некую сумму априорных знаний и представлений о Мире-вне-нас, продуцирует оценки, придавая им (пусть даже бессознательно) метафизический характер. Такая вера хороша ля того, чтобы дать человеку ту или иную разновидность психологического «убежища», но неуместна при попытках реально познавать и реально меняться.
Вот почему религиозный трепет и набожное благоговение не прижились в толтекском праксисе. Доминирующее настроение видящих, которым стало доступно подлинное соотношение различных режимов восприятия и осознания — уважение и осторожность. Изначально месоамериканским магам в этом помогли "растения силы" — для духовного искателя важно знать, что высшие откровения доступны ему непосредственно, т. е. без участия особого гида-посвященного (шамана или гуру) и, тем более, без участия религиозных институций с их мифологией и обрядностью.
Благочестие, добродетельность толтека в данном случае — просто оптимальный способ развивать осознание и не имеет ничего общего с исполнением заповедей, значение которых в конечном счете оправдывается либо легендой, либо богословской метафизикой (например, иудейские Заветы, скорее напоминающие контракт между деловыми партнерами — Единым Богом и Его избранным народом; христианские заповеди Нового Завета, продолжающие ту же традицию, «облагороженную» обещанием нисхождения на праведных Духа Святого; ритуализм индусов и буддистов Махаяны с их вегетарианством и принципом ахимсы (непричинения вреда живому); усложненная регламентация конфуцианства и синтоизма и т. д. и т. п.).
Всюду мы видим, как человеческие ценности и идеи провозглашаются космическими; всюду социальные предпочтения и одобряемые обществом стили поведения освящаются Словом и Законом Всевышнего для людей, пребывающих в духовном младенчестве, это необходимо и неизбежно. Но некоторые из нас взрослеют и желают понять, наконец, подлинное устройство Реальности — им и оставили толтекские маги свое учение, пронизанное беспристрастием, равнодушием ко всему «человеческому» и наполненное терпеливым намерением познать Истину, а точнее, научиться неустанно приближаться к ней, не отвлекаясь на присущие человечеству иллюзии.
Если идеалисты и религиозные деятели склонны отождествлять с нагуалем Непостижимый Дух или, как говорят буддисты, дхармакайю ("тело закона", "тело Будды" — правда, не приписывая Запредельности божественной природы в европейском смысле), если неогегельянцы ничтоже сумняшеся ставят знак равенства между нагуалем и Абсолютным Духом (Идеей), а индуисты приравнивают его к Брахману (само разнообразие интерпретаций должно вызывать у нас подозрения), то наши «родные» материалисты — со всеми их «диалектическими» претензиями, которые даже Карл Маркс, будучи автором этой одиозной доктрины, так до конца и не понял, — автоматически и без особых рассуждений на этот счет (чтобы не опускаться до уровня "оккультной паранауки"), говорят, что нагуаль — это первобытно-шаманистическое представление о материи.
Только специалисты по истории науки знают, сколько копий было сломано в ходе почти трехвековой полемики по простому вопросу — а ЧТО же такое «материя»? Сам Карл Маркс (никогда не славившийся философской интуицией) возлагал, судя по всему, большие надежды на сочиненное им в содружестве с Энгельсом бессмысленное заклинание "материя — это объективная реальность, данная нам в ощущениях". Нетрудно догадаться, что подобной формулой были возмущены все серьезные мыслители — как идеалисты, так и агностики, даже сами материалисты недоуменно пожимали плечами. Ибо что кроется за этой фразой? Какое она имеет отношение к Реальности окружающего нас Мира?
Очевидно, основатели марксизма просто хотели подчеркнуть, что Реальность воздействует на наши органы чувств — так ведь в этом с ними согласится любой, даже самый «махровый» идеалист.
Я бы не стал останавливаться на замшелых и беспомощных рассуждениях диалектических материалистов конца ХIХ века, но они по сей день поднимают на свое знамя все, что преподносит история науки — в данном случае, история человеческого самопознания. Они могут запросто объявить нагуаль материей — то есть непостижимой во всем объеме материальной Вселенной, и даже заявить, что первобытный шаманизм был "стихийно-материалистическим", и вот теперь, с помощью полинявших знамен Маркса-Энгельса-Ленина они могут его «чуть-чуть» подправить и опять превратить всю мировую историю мышления в единственную «прогрессивную» линию — от суеверий и заблуждений, из которого вырастали классовые общества, к светлому коммунистическому будущему.
Ничего подобного. Чтобы пояснить, почему это не так, придется повторить вещи, для многих вполне очевидные. Постараюсь быть краток.
Марксистско-материалистическое определение «материи» безграмотно как с философской, так и с психологической точек зрения. С философской точки зрения мыслителю непонятно: если реальность не дана нам в ощущениях, перестает ли она быть материей? Если да, то как же быть с невоспринимаемыми частицами, излучениями и т. п.? Рассмотрим проблему шире: допустим, речь шла о любом опосредованном восприятии реальности (например, через приборы). Тогда как быть с теми видами объективной реальности, для которых человек не смог создать фиксирующие приборы и, возможно, никогда не сможет создать? Всякий философ должен учитывать такую вероятность.