— И единственная армия, которая может напасть, принадлежит королевству, дружественному Империи вот уже пятьсот лет? Неудивительно, что у вас столько времени на игры.
— О, не бойтесь, случаев подраться тоже хватает, — сказал Грау. — Логова бандитов на холмах. Отряды орков-мародеров. Вы тут и месяца не проживете, а будете уже знать каждую козью тропу и кроличью нору на сто лиг вокруг. — Он показал на цитадель. — Если армия проломит южную стену, что, впрочем, невозможно, но мало ли что, мы укроемся в цитадели. Там арсенал и пороховой погреб, жилища старших офицеров и их личной охраны. Ворота — как в южной стене, только меньше. Дубовые двери. Сверху — комната, где находятся подъемные механизмы решеток. У нас хватит места, еды и воды, чтобы пятьсот человек могли продержаться три недели. — Он кашлянул. — К несчастью, сейчас, когда вы к нам присоединились, нас стало две тысячи.
— Очень утешительно, — сказал Райнер.
Грау повел его в другую часть форта.
— Конюшни. Кузница. Склад фуража. Пехотный плац. Казармы рыцарей, копейщиков и стрелков. Вот те, новые — для пехоты. Гутцман построил их, когда увеличил гарнизон вдвое. И все же этого не хватает, почему, собственно, на севере и стоят палатки.
— И потому же, собственно, я сплю под холстиной.
Грау усмехнулся:
— Бодрит, не правда ли?
— Был бы счастлив поменяться с вами.
Грау засмеялся:
— Нет уж, спасибо.
Он зашагал назад к конюшням.
— Пойдемте посмотрим ваше снаряжение. Конь у вас свой?
— Да.
— Ну-ну, посмотрим, достаточно ли он хорош.
Они нашли лошадь Райнера и сбрую, и Грау все осмотрел, попутно объясняя Райнеру, в чем будут состоять его обязанности и как он будет проводить дни. От одного перечисления Райнер почувствовал усталость. Ежедневно подъем на заре, потом чистка коня и сбруи. Потом муштра, разного рода поручения и тяжелая работа до самого вечера. Треть личного состава неизменно несла караул или сопровождала купцов до Аульшвайга и обратно. Треть занималась муштрой на плацу, тренируя удары и повороты, стреляя и фехтуя в седле. Оставшиеся чистили стойла, кормили коней, чинили сбрую и выполняли другие бесчисленные, неприятные, но от этого не менее необходимые работы. Чем больше Райнер слушал, тем сильнее радовался, что не пришел сюда служить. Он не знал, как долго придется поддерживать легенду, пока не выяснится, что там задумал Гутцман, но чем раньше он унесет ноги, тем лучше. Упорный труд никогда не был его сильной стороной.
Когда они отвели коня Райнера в кузницу перековать (очевидно, работа кузнеца Манфреда оказалась недостаточно хороша), Райнер услышал, как с дальнего конца уборной — длинного каменного строения, примыкающего к склону каньона, — доносятся голоса на повышенных тонах:
— Никто не посмеет меня тронуть! Убью, урод!
Райнер застонал. Это мог быть только один человек.
Когда Райнер прошел мимо уборной вместе с Грау, оказалось, что он прав. Даг вылетел из дверей и упал им под ноги, из носа текла кровь. Он снова вскочил навстречу здоровенному арбалетчику, который орал и замахивался на него грязной тряпкой.
— Червяк ты грязный, вот спущу тебя в толчок и помочусь на тебя!
— Только тронь, и тебе будет нечем мочиться, кретин ты здоровый!
— Эй! — крикнул Грау. — А ну оба стоять!
Те застыли. Арбалетчик сделал шаг назад, его явно смущало присутствие младших офицеров, но Даг, увидев Райнера, с мольбой простер к нему руки:
— Капитан Райнер, помогите мне! Этот дурак грозился спустить меня в толчок!
Грау обернулся к Райнеру.
— Вы знаете этого парня?
— Едва.
— Я лишь толкнул его, господа, — сказал арбалетчик. — Он явно псих.
— Псих! — Даг накинулся на арбалетчика. — Ты называешь меня психом? Я тебе покажу психа! Да я твою печенку сожру!
— Лучник! — рявкнул Райнер. — Подчиняйтесь, чтоб вам пусто было! Что все это значит? — Он развернул Дага за плечо. Глаза у того горели, но, прежде чем он смог заговорить, Райнер ткнул ему пальцем в лицо. — Ты и правда псих, ужасный ты человек! Дерешься без причины, называешь меня своим капитаном! Я что, похож на лучника? Я капрал стрелков, лакей! Старший по званию! И не худо бы тебе это запомнить! А теперь кончай дурить, а не то закончишь в петле, и толку с тебя точно не будет! Понял, хам?
Даг опустил голову, но Райнеру показалось, что он улыбается.
— Есть, капитан… то есть капрал. Вас понял.
— Держи при себе свои кулаки и хамство и сам жри свою печенку, понял?
— Есть, капрал.
— Хорошо. — Райнер отошел назад. — А теперь убирайтесь оба, и если опять попадетесь, я вас лично вздерну!
Райнер с Грау пошли на конюшню, в то время как Даг и арбалетчик поплелись назад в уборную, обмениваясь сердитыми взглядами.
Райнер вздохнул с облегчением. Проклятый псих чуть не испортил все дело. И за что Манфред наградил его таким подчиненным? Он пожал плечами под вопросительным взглядом Грау.
— Я позволил этому малому принести мне воды в обмен на несколько монет, когда мы находились в пути, и теперь он решил, что я его господин. Тронутый какой-то.
Грау ухмыльнулся:
— Ну, вы его славно проучили. Язык подвешен что надо. У-ух!
Обед подавали в большом зале в цитадели, где Райнер ужинал прошлым вечером. Однако на этот раз он не сидел на возвышении рядом с генералом, а делил трапезу с другими капралами за длинным столом, тянущимся через весь зал. Было шумно, после вознесения молитвы Зигмару и преломления хлеба начались шутки и дурачества.
Но и здесь сохранялось напряжение, которое он чувствовал повсюду. Сержанты-пехотинцы и капралы-кавалеристы почти не общались, они расположились за отдельными столами и подозрительно косились друг на друга. И в жизнерадостной какофонии шуток и ругательств слышались мрачные интонации.
Проходя мимо стола сержантов, он услышал разговор:
— Мы могли бы возглавить их. Но они, видите ли, любят его и его проклятых кентавров.
Кто-то встал на защиту Гутцмана:
— А почему нет? Где ты еще видел такого командира?
— Ладно, но куда он нас ведет? Вот вопрос, а?
Не то слово, вопрос. Но хотя тут и там кавалерийские офицеры обменивались многозначительными взглядами и смутными намеками на «будущее», в присутствии Райнера они сдерживались. Это сводило его с ума. Их затаенные улыбки и косые взгляды свидетельствовали о заговоре, но Райнер пока не мог выяснить ничего конкретного.
Было понятно, что Грау просто-таки еле сдерживается, чтобы не рассказать ему, что тут затевается. После показательной взбучки, заданной Дагу, капрал решил, что Райнер — славный малый, и на протяжении всего обеда осторожно его прощупывал, пытаясь определить его симпатии, но все еще боясь выдать себя, прямо как Матиас вчера вечером.
— Но вы же знаете об этом не понаслышке, верно, Майерлинг? Титулы обеспечивают продвижение по службе куда надежнее, чем способности. Вот в чем беда имперской армии. Благородные тупицы становятся генералами, а по-настоящему одаренные люди не могут подняться выше капитана. — Он вздохнул, возможно, несколько нарочито. — Если бы только всем управлял такой человек, как генерал Гутцман. Нас бы тогда возглавили профессионалы, люди, преданные военному делу, а не политике.
Райнер честно кивнул — он понял, чего от него добивается Грау.
— Именно. Так и должно быть. Современная профессиональная армия, никакого блата. Жалко, что при нас такого точно не будет.
Глаза Грау расширились. Он подался вперед:
— Возможно, вы удивитесь, Мейерлинг, но все может измениться быстрее, чем вы думаете. Может, и не в…
Стрелок слева от Грау, круглолицый парень по фамилии Йодер, толкнул его под ребра. Грау поднял глаза и проследил за его взглядом. Сидящие за столом кавалеристы притихли, когда из-за стола вблизи помоста встали несколько человек и направились к боковому выходу.
Зрелище было впечатляющее: двадцать высоких, сурового вида мечников, все в черном с белоснежными рубашками, виднеющимися на запястьях и сквозь прорези. Вороненые кирасы с серебряной насечкой, вся амуниция безупречно подобрана вплоть до яблока меча и пряжек на башмаках. У каждого на плече куртки была вышита двойная комета, а на шее висел серебряный молот — как у Шедера, только поменьше. Их капитан был на голову ниже остальных, но такого же мощного сложения, с роскошной квадратной седой бородой и взглядом, холодным, как зимнее небо.
Их окружал ореол тишины, разговоры смолкали, кавалерийские офицеры оглядывались на них через плечо. Райнер отчетливо чувствовал, какую ненависть испытывают его товарищи к этим бесстрастным людям.
— Кто это? — спросил он, когда наконец мечники покинули зал и разговоры возобновились.
Грау сплюнул через левое плечо.
