Кустами я подобрался к усадьбе Лаврентия. Возле ее калитки стоял громадный белый автомобиль марки «Лексус». Его ксеноновые фары освещали половину улицы.
Сатибо кого-то ждал. Он беспокойно гладил светло-коричневый руль, слушая бодрые американские ритмы, и смотрел на блестящий асфальт дороги. Недавний дождь будто не коснулся его чистейшей машины. Только на подкрылках и на краях литых узорчатых дисков виднелась засохшая грязь.
Жемчужно-белый «Лексус» был визитной карточкой Сатибо, подчеркивал его элегантность и респектабельность, помогал кружить девушкам головы. Удивительно, но самурая не радовало внимание поклонниц. На большинство людей, независимо от полового разделения, он смотрел, как говорится, волком. Однако, в общении демонстрировал хорошее воспитание и не был уличен в публичной грубости.
Забота Сатибо о лоске белого «Лексуса» казалась мне маниакальной. Едва различимая царапинка на эмали или пятнышко в салоне приводили его в ужас. А уж если на капот запрыгнет кошка или капнет птичка… О, это была трагедия похлеще древнегреческого эпоса.
Минут через пять моего ожидания калитка выплюнула на дорогу тоненькую фигурку Юми, распутной сестры Сатибо. Она коллекционировала богатых мужчин с жадностью нищей авантюристки, несмотря на то, что о бедности имела весьма смутное представление. Назвавшись для саморекламы гейшей, Юми извратила японскую традицию. Она танцевала голышом в клубе Джаника Саркисова. Там же она проводила чайные церемонии, выбирая «спонсора» из числа пожилых семьянинов. Юнцы и холостяки ее не интересовали.
Спонсоры Юми делились на три категории. Одни мужчины понимали, что тайные встречи — ни что иное, как деловое сотрудничество, за которое желательно щедро платить. Другие наивно считали, что заслужили внимание «гейши» благодаря личным качествам, не связанным с их материальным положением и карьерой. Третьи интуитивно подозревали, что загадочной красотке что-то нужно от них, только не понимали, что именно они могут ей предложить.
Хуже всего приходилось тем мужчинам, которые влюблялись в Юми. Стоило спонсору проговориться о любви или начать преследовать «гейшу», уверяя, что он готов бросить семью, она с поразительной жестокостью отлучала его от поклонения себе. Обычно для этого было достаточно пары — тройки болевых приемов и угрозы привести в негодность орудие измены.
Сердцевидные губы, раскосые округлые глаза, высокие тонкие брови и черные капли ноздрей короткого носа Юми казались нарисованными на ее светлом лице. Изредка по ее щекам разливался легкий розоватый оттенок.
На ней был сиреневый костюм: пиджак с рукавами «три четверти» и короткая юбка с белыми оборками. Черные туфли на платформе и шпильках скользили на мокром асфальте.
Сатибо открыл перед сестрой дверцу машины, взял у нее фиолетовый зонт с тростниковой ручкой и убрал его в пакет.
— Сколько ему осталось? — спросил он с презрением нерадивого слуги к надоевшему хозяину.
— Немного, — Юми прыгнула в кресло. — Не больше дня. Тает как спичка. Сэнсэй чуть ни скачет на голове от счастья. Он меня закопал своими небесными планами. Слышать не могу о Тибетском монастыре.
— У нас тоже есть мечты. Почему бы нам не уважать чужие? Мне дважды снилось, что штатовский родственник Сэнсэя, Майкл, запихнул меня в Вашингтонский археологический университет. Там я получил вторую вышку и отправился с экспедицией в леса Амазонии на поиски индейского золотого города.
— Э-э. Куда тебя занесло. Тоже мне, Индиана Джонс, — Юми вынула жевательную резинку изо рта. — А ты не забыл, что в Южной Америке тоже есть вампиры? И не только милые летучие мышки, но и большие злые кусаки, которых мы не любим.
Она засмеялась.
— Это не проблема, — хмуро возразил Сатибо. — А ты сама куда планируешь устроиться?
— В Голливуд, — механически выпалила Юми — Хочу сниматься в кино. Представь афишку: Юми Яматори — Брюс Ли реинкарнировался в женщину.
— У Майкла нет знакомых в Калифорнии.
— А у меня — будут. Думаешь, я не найду режиссера, который захочет снимать меня в кино и снимать с меня одежду?
Сатибо молча отвернулся.
— Ты заказала билеты? — поборов недовольство образом жизни сестры, он заставил себя посмотреть на нее.
— На эту среду, — Юми пощелкала красными ногтями. — Надо валить отсюда как можно быстрее.
— Я не могу уехать раньше, чем на следующей неделе.
— Послушай меня хоть раз, братишка. Если мы в среду отсюда не свалим, мы никогда отсюда не свалим. Перебои волшебного излучения прекратятся. Нас аномальная зона не выпустит.
— Я не уеду из Волочаровска, пока не завершу все дела. Нельзя бросать маму в такое сложное время. Я тебя не понимаю, Юми. Разве для тебя ничего не значит честь нашей семьи?
— Нет, Сатибо. Ничего. Для меня имеет значение благополучие нашей семьи. Абстрактных понятий чести и совести я не признаю. Мама сама захотела остаться. Никто ее не бросал.
— Сначала я должен убить вампира и найти его клад, — Сатибо сжал пальцы на руле. — Штаты подождут.
«Так вот, почему он ко мне прицепился», — попятившись, я наткнулся на колючий куст шиповника. — «Причина не в убийстве его отца и прадеда. Ему нужен клад».
— Мы это успеем, — Юми повысила голос. — Давай, сначала закрепимся в Штатах. Пусть вампир успокоится. Потом мы найдем колдуна, умеющего управлять туманным порталом. С ним мы сможем кенгурами скакать из Калифорнии в Волочаровск и наоборот хоть десять раз на дню. Мы станем неуловимыми мстителями, убьем любого врага без проблем. Вампира пока оставим в живых. Он может забыться и привести нас к сокровищу. Если мы его сейчас грохнем, то никогда не узнаем, где он спрятал клад.
— Мне легче найти клад покойника, — Сатибо завел автомобиль. — Дар поможет.
— А если дар подведет? И потом, мы даже не понимаем, как убить эту тварь. На нем сверхпрочная магическая защита. Ультрафиолет его не берет. Осиновая смола, наверное, тоже.
— Я узнал о надежном средстве. И скоро его получу, — зловеще ухмыльнулся Сатибо.
«Лексус» поехал к будке охраны — слишком быстро, чтобы его можно было незаметно преследовать. Да еще меня отвлек на несколько секунд громкий скрежет задвижки.
С замками возился Даппо. Перейдя на другую сторону дороги, я негромко постучал по гремучему железу, и предводитель самураев бесстрашно выглянул из-за калитки.
— Простите меня за намерение побеспокоить вашего хозяина, Сэнсэй, — молитвенно сложив руки на груди, защебетал я. — Я был бы весьма польщен вашей любезностью, если бы вы допустили меня проститься с ним. Он много меня облагодельствовал. С моей стороны неприлично без прощальной речи отпустить его в последний путь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
