Приподнявшись на носки, Аслан тихо шепнул ему на ухо:
- Утро.
Наборщик подал знак следовать за собой и прошел в боковую комнатушку, где было пусто.
- Ну? - спросил Гусейнкули, закрыв за собой дверь. - Рассказывай, какое у тебя дело?
Аслан снял папаху, вытащил из нее сложенный лист и протянул наборщику.
Нацепив на нос пенсне, тот быстро пробежал глазами бумагу и сейчас же сунул ее за пазуху.
- Передай, что в типографии нет света.
- Как нет? А это что?
- Он поймет! - строго сказал наборщик. - Точно запомни мои слова и так именно передай.
- Слушаюсь, - дядя Гусейнкули.
Аслан вернулся к Азизбекову. "Говорит этот наборщик на каком-то птичьем языке", - подумал дорогой Аслан. Ему очень хотелось уяснить себе смысл условного разговора Гусейнкули с Азизбековым. Спросить об этом он не решился. - "Наверно, так нужно", - подумал он и на этом успокоился.
- Дядя Гусейнкули сказал, что в типографии нет света. А на самом деле свет был.
Азизбеков улыбнулся:
- Спасибо, Аслан. Устал, небось? Иди отдохни. Заглянешь сюда послезавтра вечером. Только уговор у нас будет такой: куда бы я тебя ни посылал, никто не должен об этом знать. Идет?
- Идет.
На следующий день, встретившись с Байрамом, Азизбеков спросил:
- Аслан рассказывал тебе что-нибудь?
- Из него клещами не вытянешь слова, - похвалил своего ученика Байрам. - Сколько ни пытался узнать у него хоть что-нибудь, ничего не вышло. Вечером, когда он вернулся от вас, я сидел у них дома. Мастер Пирали долго расспрашивал его, где это он был, но отцу тоже ничего не удалось выведать. "Гулял с товарищами", - только и ответил Аслан.
Азизбеков остался доволен Асланом. Но все-таки следовало еще раз испытать его. Через день он снова послал парня в типографию. На этот раз Аслан пришел в еще большее недоумение.
Наборщик сказал ему:
- Свет есть, но нет лампы.
Что бы все это могло значить? Любопытство мучило Аслана. Он ломал себе голову, тщетно пытаясь разгадать хотя бы приблизительный смысл, странной фразы. Как это так: свет есть, но нет лампы? А Мешадибек, видимо, и не думал помочь ему найти разгадку. Он просто сказал:
- Гусейнкули передаст тебе сверток. Пойди и принеси его сюда.
Аслан принес сверток. Но не успел он войти в комнату, как вслед за ним ворвались в дом полицейские. Их было трое. Один в штатском, а двое в форме. Испуганные глаза Аслана впились в Азизбекова. "Довел я - таки его до беды", - подумал парень. Но Мешадибек, был, как всегда, спокоен. Глядя на него, несколько успокоился и Аслан.
Тот, что был в штатском, не говоря ни слова, вырвал сверток из рук Аслана.
- Ну, наконец-то! - крикнул он. - Во-время мы вас накрыли, не успели ничего спрятать!
Азизбеков бросил на полицейского уничтожающий взгляд.
- Прятать мне нечего, - произнес он ледяным тоном. - Для чего вы пугаете юношу?
- Не удалось, сударь, не удалось расклеить! - злорадствовал краснощекий полицейский с выпяченной нижней губой. Он хлопнул ладонью по пакету в старой пожелтевшей газетной бумаге, и принялся не спеша развязывать пакет. Содержимое свертка поразило Аслана не менее, чем полицейских. В нем оказался пучок зеленого луку, два-три пучочка тархуна, около десятка яблок и небольшая кучка инжира.
- Так что же вам все-таки угодно, господа? - сухо спросил Азизбеков.
Полицейский с выпяченной губой тяжело задышал. Казалось, ему не хватает воздуха. Он оттягивал воротник мундира и, выпучив глаза, смотрел на своих товарищей.
- Кажется, мы ошиблись адресом, - наконец смущенно проговорил он. Пошли!
И только спустя некоторое время Аслан узнал, как хитро Гусейнкули провел полицейских. Шпик, торчавший около типографии, давно мозолил ему глаза. Он с утра до ночи прохаживался по противоположному тротуару и следил за каждым, кто входил и выходил из типографии. Чтобы направить его по ложному следу,
Гусейнкули и соорудил пакет, за которым пришел Аслан. Заметив подозрительный пакет в руках у рабочего парня, шпик увязался за ним, а тем временем Гусейнкули забрал пачку напечатанных прокламаций и доставил их в заранее условленное с Азизбековым место. Той же ночью часть этих листовок была расклеена на стенах завода Рахимбека, а уже рано утром рабочие толпились около тех товарищей, кто хоть с грехом пополам владел грамотой, и ловили каждое слово, прочитанное им по складам.
В тот же день за два часа до обеденного перерыва на заводе "Корпорации братьев Азимбековых" началась забастовка.
Впервые за все время существования завода вышли из повиновения "братья мусульмане" Рахимбека.
Не прошло и трех часов, как несколько рабочих явились к хозяину завода. "Началось! - молниеносно подумал помрачневший Рахимбек. Он вспомнил первый разговор с племянником. - Вот и моих рабочих сбили е пути. И все это - дело его рук!"
Байрам протянул владельцу завода аккуратно сложенный листок.
- Вот это вам, хозяин. Здесь мы написали свои требования, - сказал он.
- Не вы написали, а за вас написали! - с гневом закричал Рахимбек. Среди вас нет ни одного грамотного человека. Кто это написал? Я спрашиваю: кто написал это?
Красное лицо Рахимбека после того, как он пробежал глазами поданный ему листок, стало багровым. Он был вне себя от возмущения.
- Кто же это раздувает пламя раздора? Ну, скажи мне, кто? - посмотрел он на Байрама. И почти простонал: - Мои рабочие были безмолвны, как младенцы! Кто развязал им язык?
Байрам чуть шагнул вперед.
Он держался учтиво, стоял перед хозяином, опустив руки, но заговорил уверенно, с чувством собственного достоинства:
- Не гневайтесь, хозяин. Не вечно же младенцу оставаться младенцем. Ведь младенец растет, набирается разума. До сего времени мы действительно были как дети. Не понимали, что нам на пользу, что во вред. Добрые люди - да будет блаженна память их родителей! - вразумили нас, объяснили, что рабочий - тоже человек. Ему тоже дано право жить по-человечески. Чего же гневаться, бек? Ничего лишнего мы не хотим. Мы требуем только то, что принадлежит нам по праву и по справедливости...
Рахимбек словно онемел. Байрам - тот самый Байрам, которого он знал до сего дня как безропотного и усердного работягу, теперь поучал его, говорил с ним о правах рабочих и обязанностях хозяев!
"Ну и времена настали! Люди портятся прямо на глазах. Один Байрам чего стоит! Полюбуйтесь на него... Сам стоит как будто проглотил аршин, а грудь выпятил колесом, словно не я капиталист, а он!" - думал Рахимбек, не отрывая глаз от Байрама, и, не зная, что ответить, оттягивал время.
Вдруг, решившись на что-то, он крикнул:
- Эй, ты, послушай меня, не заносись слишком! Это противно Аллаху.
- Противно Аллаху не это, бек, - спокойно ответил Байрам. - Аллаху противно то, что ты урезываешь нам плату, отнимаешь хлеб у наших детей. Это действительно неугодно Аллаху!
Рахимбек вскипел.
- Кого я вижу? Кто стоит передо мной? Не тот ли Байрам, который совсем недавно гонял собак на улице от безделья? Не он ли молил, чтобы я взял его на работу? Что, дорвался до хлеба? Возгордился? Хотя, конечно, виноват не ты. Это меня, дурака, надо ругать за то, что я пригрел змею, вскормил своим хлебом злого пса!
- Вы ругаетесь, бек, а ведь я не сказал вам ничего обидного. А вы... Ух, с каким удовольствием Байрам выговорил бы сейчас своему хозяину все-все в глаза! Язык так и чесался. Но нельзя давать волю своему жгучему желанию ведь рабочие уполномочили его вести с хозяином переговоры, а не перебраниваться. Он старался сдерживаться. Только капельки пота, выступившие на лбу, показывали, как трудно ему это давалось. - Мы пришли сюда за ответом, а не переругиваться. Скажите свое слово, хозяин, и мы передадим его товарищам. Вот и все!
- Слово, слово! Какое я вам скажу слово? Тут, видно, не я хозяин, а вы. Пятнадцать процентов!.. Восемь часов!... Вечерние курсы! Да в своем ли вы уме? Чего доброго, вы захотите еще, чтобы я женил вас всех и оплатил ваши свадебные расходы!
- Нет, бек, это не записано в наших требованиях, - чуть насмешливо ответил Байрам.
- Настанет день, когда и об этом напишите!
- Не напишем, бек. Наши семейные дела вас не касаются. С вами мы хотим договориться, сколько часов в день работать и какая будет плата за труд.
- Да, ловко совратили вас! Я знаю, какой-то мерзавец заварил кашу, а расхлебывать приходится мне. Черт с вами! Но если вы перестали бояться бога, то побойтесь хоть Сибири!
- При чем тут Сибирь, бек? - простодушно спросил один из членов рабочей делегации. - Не воры мы, не мошенники. Зачем нам бояться Сибири?
- А это не воровство, по-вашему? - Рахимбек стукнул кулаком по листку с требованиями. - Средь бела дня грабят человека, отбирают у него последнее и думают, что это не воровство. Не обязательно дожидаться ночной темноты и украсть у спящего хозяина его корову или лошадь!
На некоторое время водворилась тишина. Рабочие переглядывались между собой. Нм впервые приходилось вступать в переговоры с хозяином, и они не знали, как быть дальше.
