Стало быть, Ошинь той ночью не был в Межсаргах и его невиновность сомнений не вызывает. Но ведь могло случиться, что стрелки будильника были хитроумным Ошинем передвинуты вперед часика на два, после чего он нагрянул в Межсарги. Обеспечив себе алиби, он мог спокойно совершить задуманное убийство. Полностью отбросить эту версию пока нельзя.
Розниек уселся на кровать рядом с Ошинем и сказал успокаивающим тоном:
– По пути домой падали?
– Падал. Хватанул лишнего, – отрывисто ответил Ошинь. Теперь его лицо было мрачным и сосредоточенным.
– Реку переходили у плоских камней?
– Рядом с плоскими камнями, – уточнил он. – Вброд. Камни скользкие, на протезе можно свалиться.
– Отчего не шли по мостику?
– Мосток без перил. Ночью для пьяного еще опасней.
– По пути никого не встречали?
– Никого. Впрочем… – Ошинь на мгновение запнулся, но, тщательно выбирая слова, продолжил: – Инвалид один дрожмя дрожал на автобусной остановке. Я еще удивился, чего он в такую рань. До автобуса было добрых два часа. Подошел, попросил у него закурить.
– Что он курил?
– "Элиту".
– Во что был одет?
– Не разглядывал. Помню только, что в туфлях, а в руках палка.
– Как он выглядел?
– Волосы светлые, плечи широкие, повыше меня будет.
– Вы сказали – инвалид?
– Я своего брата по несчастью узнаю среди ста тысяч. Он зябнул, хотя ночь была теплая. Ковылял взад-вперед. Я сразу понял, что он на протезе. Захотелось с ним поговорить. Но промолчал, ума хватило. Я ведь воевал на другой стороне…
Розниек потер рукой лоб.
"Следы у ручья и в самом деле выглядели разными, – подумал он. – К сожалению, эксперт еще не прислал заключение. Но для отвода глаз Ошинь мог эту историю с "братом по несчастью" сочинить".
– Раньше вы не встречали этого человека?
Розниек попытался выяснить еще что-нибудь.
– Никогда. Но мне показалось, что он меня знает.
– Почему вы так думаете?
– Не знаю. Глядел он на меня как-то странно.
Ошинь стал неожиданно словоохотлив.
Каркл с Лаурпетерисом стояли в двери и внимательно слушали. Стабинь, сидя за столом, записывал этот разговор на портативный магнитофон.
XVII
– Тебя, кажется, можно поздравить. – Апинис встал с мягкого кресла и с ухмылкой протянул руку Розниеку. – Ты, говорят, напал на след загадочного гостя.
Инта в серебристом импортном брючном костюме стояла перед трюмо в квартире завмага Эджуса, а жена Эджуса вертелась вокруг нее. На стуле лежали красивые детские ботиночки. Женщины были так увлечены примеркой, что не заметили, как вошли Розниек со Стабинем. Громогласное приветствие Апиниса заставило модниц повернуть головы к двери.
Инта смутилась, а Жанна, поняв, что ситуация становится неловкой, быстренько ретировалась в соседнюю комнату.
Розниек почувствовал, как запылали его уши.
– Что это все значит? – воскликнул он.
– Ничего особенного, – спокойно ответил Апинис. – Разве не видишь: твоя Инта хочет приобрести шикарный импортный костюмчик. Гляди, и у меня, грешного, тоже обновка! – Он раскрыл коробку и извлек из нее импортные коричневые туфли…
Грохот телеги по мостовой, ворвавшийся в раскрытое окно, оборвал разговор.
– Тпр-ру-у… чтоб тебя черти побрали! – Хриплый голос фельдшера Ошиня возвестил о его прибытии.
Розниек со Стабинем, словно по команде, бросились к окну.
Красный не то от натуги, не то от выпитого Ошинь, пыхтя и отдуваясь, выволакивал из телеги почтальона. А тот яростно сопротивлялся.
Увидев в окне инспектора, Ошинь заорал:
– Привет, милиция! Вы его знаете? Я, я… сейчас я в-вам его пок-кажу!
Почтальон неожиданно пнул ногой фельдшера в живот. Ошинь, словно мешок с отрубями, вывалился из телеги и распластался на земле. Лошадь, огретая кнутом почтальона, рванула с места галопом.
– Цирк! Настоящий цирк! – воскликнул Улдис Стабинь и, ловко выпрыгнув в окно, бросился вслед за повозкой. Ошинь, безуспешно пытаясь встать, прохрипел:
– Сволочь он, старая отпетая сволочь.
Розниек, выпрыгнувший вслед за Стабинем, помог Ошиню встать на ноги.
– За что это вы его так? – спросил он.
Ошинь нахмурил густые сросшиеся брови.
– Дело мое! Я в вашей дружине не состою. Сам как-нибудь сведу счеты с этим подонком.
– Все-таки интересно, куда это вы вместе с ним так торопились?
– Известное дело куда. За шнапсом. Надо было кое о чем потолковать по душам, да горючее кончилось, а фирма Лаурпетериса обанкротилась.
– Какие же это такие важные дела вы собирались обсуждать?
Ошинь погрозил Розниеку пальцем.
– Много будешь знать, скоро состаришься. У нас с Кришьяном свои дела. И посторонним совать свой нос в них не следует.
К крыльцу лихо подкатила телега, управляемая Стабинем. Сидевший с ним рядом почтальон, похоже, несколько протрезвел.
– Обоих в вытрезвитель! – свирепо крикнул Апинис. – А когда проспятся, накажем за мелкое хулиганство.
– Справедливо, – согласился Стабинь. – Но прежде всего отведем их к Карклу в участок, потребуем объяснения по поводу сегодняшнего инцидента, – подмигнул он Розниеку. – Вот такая симфония.
Почтальон съежился, ловко подобрался к Ошиню, молниеносно сунул руку тому за пазуху и, вытащив оттуда какой-то предмет, помахал им перед лицом Розниека.
– Вот, следователь, полюбуйтесь, что Ошинь хотел мне всучить за два поллитра.
Предмет этот оказался весьма оригинальным чернильным прибором – индеец в боевом наряде на коне у колодца. Копье являлось пером, а колодец – чернильницей. Розниек долго любовался безделушкой.
– Антикварная вещица! – сказал он, вопросительно глядя на старика.
– Видите ли, – вдруг таинственно зашептал почтальон, – мое дело вроде бы сторона, но разве можно молчать, когда в поселке творятся такие подлые дела. Вот эту штуковину я видел на комоде у Каролины Упениеце. Каролина мне говорила, что это чей-то подарок ее отцу.
Ошинь вдруг заерзал, замахал кулаками и бросился на почтальона.
– Врешь, гад ползучий! – заорал он. – Это мой конь, моя чернильница, моя! Я ее в Кёльне за пятнадцать пфеннигов купил!
– Прекратить! – грозно гаркнул Улдис Стабинь. – Лезь в повозку живо!
Ошинь сник, словно проколотый пузырь.
– Что я сказал… – ворчал он, нехотя взбираясь на телегу.
Стабинь огрел лошадь кнутом, и повозка, пыля, покатилась по дороге.
– Милиционеру все же подвернулась работенка, – съехидничал Апинис, – не зря приехал.
– Не зря, не зря, – подтвердил Розниек. Чувство досады улеглось, настроение улучшилось. "Явный ход конем", – подумал он и быстрым шагом направился к центру поселка.
XVIII
– Зачем она поехала с нами! Зачем она поехала с нами! – повторял одно и то же длинноволосый белокурый парень.
Вывалянная в грязи девочка-подросток в порванных брюках и с исцарапанным упрямым лицом враждебно глядела на парня.
Улдис Стабинь придвинул к ней листок протокола.
– Прочитайте и распишитесь, – коротко сказал он и подпер голову ладонью.
Улдис чувствовал себя усталым. Куда девались его кипучая энергия и неизменно бодрое настроение? Он желал сейчас только одного – поскорей выбраться на свежий воздух из дежурного помещения.
Улдис Стабинь дежурил уже вторые сутки. Сотрудников не хватало. В самый разгар отпускного сезона неожиданно заболели два оперативных работника.
Вчера вечером сержант Озол привез двух пьяниц. Они учинили дебош в ресторане. Ночью ватага подростков из Риги разгромила киоск. До самого утра пришлось разбираться с ними.
Подписанный девушкой протокол Стабинь передал для подписи белокурому парню. Затем приказал сержанту Озолу увести виновного.
"Кажется, наступила передышка", – решил Улдис. Взяв последние оперсводки, он стал их не спеша просматривать. "На улице Лашу угнана светлая "Волга". Государственный номерной знак… В троллейбусе седьмого маршрута две карманные кражи…"
"Нелегка ты, наша жизнь милицейская", – вздохнул Стабинь. Он отложил сводки, кроме одной, привлекшей его внимание.
"Сегодня в 11.35 на станции Ваверы с электропоезда был снят в бессознательном состоянии гражданин Янис Векерис, двадцати одного года, грузчик Рижского порта, – читал Улдис. – Не приходя в сознание, гражданин Векерис скончался на месте. Векерис находился в состоянии среднего опьянения".
"Это не наша епархия, – подумал Стабинь, – пускай коллеги-железнодорожники покопаются". Но следующие строчки заставили его передумать.
"На руках покойного выше локтя обнаружены синие кольцевидные кровоподтеки. Причина смерти – инсульт. Согласно поступившим данным в поезде у гражданина Векериса произошла ссора с неизвестным гражданином. Все сведения, имеющие отношение к этому случаю, просим направлять в отдел железнодорожной милиции капитану Ефремову".
– Вот какая симфония! Похоже на наш случай! – удивился Стабинь и протянул руку к телефону. Но тут же спохватился: чего ради поднимать Валдиса среди ночи. Лучше сначала выяснить самому.
