Инспектор, прищурив глаза, пристально глядел на женщину.
Вилма Ошинь поежилась и покраснела.
– Неужто набедокурил, старый хрыч?
В этот момент дверь осторожно приоткрылась, и в красный уголок вошел следователь Розниек. Он присел на диван и стал с интересом разглядывать тетушку Ошинь.
В наступившей тишине было слышно, как тикает будильник на книжной полке.
Стабинь отодвинул листок протокола, пробежал глазами написанное и продолжил допрос:
– Так где же он был в четверг?
– Вам лучше знать, коль он чего натворил. – Женщина явно пыталась словчить.
– Мы-то, конечно, знаем. И вы тоже знаете. Так что в прятки играть не будем. Где в четверг напился ваш брат?
– Ну тогда, видать, у… – Ошинь наморщила лоб.
– …Уж не у Катрины ли Упениеце в Межсаргах? – подхватил Стабинь и, довольный тем, что ему удалось блеснуть смекалкой, подмигнул Розниеку.
Розниека передернуло так, что под ним скрипнули пружины дивана.
Нос Вилмы побагровел, кровь прихлынула к щекам.
– Ах, Езус Мария! Значит, так нахлобыстался, что его понесло в Межсарги?! Боже милостивый, сжалься над грешной душой! Он же в пьяной дури не соображает, что творит.
– Вот она, какая симфония! – Бросив победный взгляд на Розниека, Стабинь вновь обратился к допрашиваемой: – Стало быть, вы все же знаете, где в тот вечер был ваш брат?
От этих слов Ошинь сразу как бы очнулась и пугливо посмотрела по сторонам.
– В какой такой вечер?
– В минувший четверг.
– Откуда мне знать. Это вы сказали, что он был в Межсаргах.
– Будто вам неизвестно, что он туда часто наведывался.
– Первый раз слышу, – испуганно выдохнула Вилма.
Вскочив со стула, Розниек зашагал по комнате, затем спросил:
– Приблизительно в котором часу Ошинь в четверг вышел из дому?
– Корову я уже подоила. Стало быть, около девяти.
– Куда он собирался идти?
– Не сказал куда. – Ошинь испуганным взглядом следила за каждым движением Розниека.
– Во что он был одет?
– Как всегда, в серый пиджак.
– А брюки?
– Брюки? Темные, наверное.
– В какую сторону он ушел?
– К лесу.
– Кто в той стороне живет?
– Там несколько хуторов.
– И Межсарги тоже?
– Они дальше.
– В котором часу он вернулся?
– В четверть третьего.
– Откуда вы знаете?
– Мне надо рано вставать, корову доить, вот и поглядела на часы, могу ли еще поспать.
– На следующее утро одежду ему чистили?
– Чистила, вывалялся где-то в грязи.
– И пуговицы пришивали?
– Да у него всегда так: как сковырнется на своем протезе, упадет, так пуговицы от штанов и отлетают.
Розниек выстреливал вопрос за вопросом, не давая Вилме Ошинь возможности собраться с мыслями.
– Брюки тоже были мокрые?
– Нет, чего не было, того не было.
– За ночь могли просохнуть?
– Могли. Одежду он кинул на печку. Так что же стряслось? Скажите, бога ради.
– Пока еще сами не знаем.
Внимательно разглядывая кофту тетушки Ошинь, Розниек словно невзначай поинтересовался:
– А сами вы в Межсарги не ходили? Ошинь вздрогнула.
– В Межсарги? – испуганно спросила она. – А чего мне там делать?
– Уж этого я не знаю, но визитную карточку свою оставили. – Он вынул из портфеля пробирку с обрывком нити и протянул Вилме. – Вроде бы аккурат от вашей кофты.
Ошинь протянула было руку, но тут же ее отдернула, точно обожглась.
– Не ходила, богом клянусь, не ходила, – отчаянно затрясла она головой. – Я к родичам шла, в Лаурпетеры. Это неподалеку оттуда.
– Ладно. Выясним. А сейчас брат уже воротился с работы?
– Да вроде должен быть, если опять не назюзюкался где-нибудь, – облегченно вздохнула Вилма.
Когда дверь за ней закрылась, Розниек гневно обернулся к Стабиню:
– Если ты еще когда-нибудь будешь подсказывать допрашиваемому, я тебе бутылку клея вылью за шиворот, так и знай. Будет тебе тогда симфония! А теперь сейчас же к Ошиням! Произведем обыск. Экспертиза одежды и обуви может рассказать кое-что.
XIII
Вековой лес был объят кромешной тьмой. На расстоянии двух шагов ничего не было видно. Лес замер в оцепенении. В предгрозовом безмолвии не шелохнется ни один листок. Внезапно огненный зигзаг молнии рассек небо и высветил ветхий домишко лесника Межсарги. Могучий раскат грома прогрохотал над высокой печной трубой и вершинами деревьев.
Посреди двора низкорослый плечистый мужчина инстинктивно замер и съежился, затем шлепающими шагами направился к дому. Он зажег карманный фонарик, деловито обследовал массивный висячий замок на двери и две сургучные печати. Постоял в раздумье, обошел дом и скрылся в пристройке. Немного погодя вынырнул оттуда, держа в руках ящик. Поставил его под окном, влез на него, вышиб стекло и, просунув руку вовнутрь, приподнял шпингалет. Через окно неизвестный проник в комнату. Осветил фонариком стену, снял висевшую на гвозде картину божественного содержания и стал ее рассматривать. Сверкнула молния, ударил гром – человек трусливо распластался на полу. Затем закрыл окно и принялся ворошить ящики комода и полки старинного шкафа, тщательно рассматривая каждую мелочь. Он спешил. Ему было жарко. Человек вытер влажный лоб, снял пиджак и остался в одной сорочке. Свет фонарика постепенно меркнул. Теперь уже было трудно что-либо рассмотреть. Он выпрямился, потер рукой поясницу, постоял посреди комнаты. Удар грома загрохотал почти одновременно со вспышкой молнии, ярко озарив комнату. По черепице забарабанили первые крупные капли дождя. Человек подошел к выключателю, поднял было руку, но передумал. Сняв с кроватей одеяла, он тщательно занавесил ими окна. Лишь после этого он зажег свет и продолжил свои поиски. Теперь его действия были лихорадочно торопливыми и хаотическими, он нервничал. Вещи на место уже не клал, а разбрасывал по комнате. Одежда, старые газеты и всякая всячина – все это валялось теперь на полу. В сенях он обнаружил большой бидон с керосином. Не раздумывая долго, человек втащил бидон в комнату и облил керосином пол и все, что на нем было нашвыряно. По углам комнаты разбросал старые газеты, распахнул окно, через которое влез в комнату. Достал из кармана спички и поджег газеты во всех четырех углах, а сам проворно вылез через окно. Притаясь на опушке леса, он глядел на разгорающийся костер до тех пор, покуда пламя не охватило высохшие за десятилетия бревенчатые стены. И тогда он растворился в ночной тьме.
XIV
Стабинь и Розниек, усевшись на мотоцикл, помчались в город. Однако не успели они проехать и трех километров, как небо покрылось тучами и сразу же потемнело. Стабинь затормозил у обочины.
– Доехать до города и думать нечего. Вымокнем до нитки.
– К тому же дорога раскисла, недолго и шею свернуть.
– Что ж, повернем назад. Переждем у Каркла. Он наверняка уже дома.
Гроза настигла путников у самого дома инспектора. Следователи проворно затолкали мотоцикл под навес, а сами бегом бросились к дому. В передней они долго отряхивали куртки и вытирали ноги о коврик. Каркл стоял в дверях и, посмеиваясь, смотрел на промокших коллег.
– Так и знал. Хочешь не хочешь, а гостей принимать придется.
– Гостей принимать – не дрова колоть, – отшутился Улдис Стабинь.
– Ого! – удивленно переглянулись Розниек и Стабинь. На столе в комнате красовался натюрморт – бутылка французского коньяка и коробка "Ассорти". Розниек повертел коробку в руках, внимательно вглядываясь в этикетку.
– Свежая, – удивился он, – выпущена в этом месяце.
– Конечно же, из сельмага Эджуса, – иронически заметил Стабинь.
– Купишь такую у нашего Эджуса, держи карман шире, – усмехнулся Каркл.
Розниек задумчиво наморщил лоб.
– В райцентре в последнее время таких конфет тоже не было в продаже. Где это ты раздобыл такое сокровище?
– А все там же! В Межсаргах, в кладовке на верхней полке. После вашего отъезда, прежде чем опечатать дом, мы с понятыми еще раз все осмотрели.
Стабинь осторожно взял бутылку за горлышко у самой пробки, поднял ее к свету и стал внимательно разглядывать.
– Вряд ли все это имеет связь с происшествием, – усомнился он. – Какой болван, привезя французский коньяк, будет пить обыкновенную водку. Вероятно, эти деликатесы были припасены для других целей.
– Не лишено логики, – согласился Розниек. – Но для кого этим женщинам было покупать столь дорогое угощение? Кроме того, как нам известно, ни одна из них в последнее время в Ригу не ездила. И все-таки надо проверить. Похоже, тут тоже может появиться ниточка, которая неизвестно куда потянется.
В комнату вошла жена Каркла – приветливая женщина с льняными волосами и сильными натруженными руками. Она несла поднос, нагруженный миской с горячим картофелем и тарелками с нарезанной ветчиной, мясом, сыром, хлебом.
– Ну что ты за человек, Алберт, – воскликнула она, – даже не догадался усадить гостей. – Она поставила поднос на стол и вышла. Через минуты две она принесла красивый глиняный кувшин, до краев наполненный домашним ячменным пивом, и глиняные кружки.
