Осмотревшись вокруг и убедившись, что поблизости нет птиц, он помчался по песку. Я рассмеялся.
— Эй, вы забыли надеть штаны! — И действительно, в этот момент он был похож на купальщика, у которого стащили брюки.
Но он был слишком занят, чтобы болтать попусту. Он измерил вход в раковину клешней, потрогал ее своими усиками, извернулся, подтолкнул себя и, словно штопор, ввинтился в раковину. Секунду его не было видно. Затем он снова появился и, казалось, был доволен собой.
— Чудесно устроился. Ну, теперь спрашивайте, дружище, что хотите!
— Вам не холодно? Вы же полураздеты!
— Да, это довольно неудобно. Оттого мы и живем в одиночестве. Заметьте, что вообще мы очень общительный народ, но нам приходится всегда быть настороже — спереди у нас броня, а сзади мы не защищены...
— Одна сторона у вас несколько больше другой,— прервал я его,— и я вижу, что вам недостает ноги. Как это вы не вываливаетесь из своей раковины?
— Минуточку, минуточку, не все сразу! Когда мы заползаем в дом, то принимаем его форму и извиваемся в направлении его витков.
Я изогнулся вправо, а затем влево.
— Ага, понимаю. Вы левша, и ваша раковина закручена слева направо...
— Да, а крабы с увеличенной правой частью залезают в раковину, закрученную влево. Поэтому вытянуть нас отсюда может только краб посильнее да покрупнее. Посмотрите, у нас есть особые крючочки на хвосте и на четвертой и пятой паре ног.
— Четвертой и пятой паре?! Сколько же у вас ног?
— Для журналиста вы что-то не очень наблюдательны. Но я вам подскажу, и если вы знаете латынь, то поймете. Все крабы и раки — декаподы.
— Гм-м-м... Ну и загадку вы мне задали! Подождите, дека... э... Я знаю, дека — это какая-то часть скрипки, и...
— Неверно! «Дека» означает десять ног. Они не все одинаковы. Передние — одна или две — большие, они помогают нам захватывать пищу и передвигаться, а остальные мал мала меньше.
— Ну что ж, может быть, это и так, но у вас-то всего девять ног. А где же вы потеряли десятую, старый драчун?
— Да,— сокрушенно вздохнул Рак,— тут я проявил неосторожность. Наверно, потерял ее во время последней драки за дом. Ну да ничего!
— Ничего! Это мне нравится! Если бы я потерял ногу, мне было бы далеко не безразлично.
— Да, я слышал, что люди этого не любят. Но мы — другое дело. Когда противник оторвет нам клешню, мы говорим: «Подавись ею!» — убегаем и отращиваем новую. Сперва у нас, как на дереве, набухает почка, и из нее постепенно вырастает нормальная нога.
— Вы сказали, что потеряли ногу в драке за дом?
— Когда двум отшельникам нравится одно и то же жилье, начинается потасовка. Расскажу вам одну историю. Как-то рак-отшельник нашел раковину, большую, чем ему было нужно. Его увидел другой рак, покрупнее. Испугавшись, маленький отшельник залез в раковину. Незнакомец попытался его вытащить одной клешней. Ничего не вышло. Он пустил в ход вторую. Опять ничего не вышло. Тогда он посидел, подумал, а потом насыпал в раковину песку и потряс ее изо всех сил. Маленький рак рассердился и высунул голову. Тут большой и схватил его! Тянул, тянул его и все-таки вытянул из раковины. Дал ему хорошего пинка и взялся за раковину. Вытряхнул из нее песок, залез в нее сам и отправился обедать.
— Удивительно! — сказал я.— Мне кажется, что ваши дома похожи на крепости, не так ли?
— Не всегда. Некоторые рыбы легко их раскалывают. Так что для большей безопасности отшельник дружит с актиниями — существами, похожими на георгины. Когда приближается враг, актинии выпускают ядовитые стрелы, как подводная лодка свои торпеды.
— Невероятно!
— Истинная правда. Некоторые отшельники сажают актинии на крыши своих домов, другие, живущие в Индийском океане, держат их прямо в клешнях, словно букет. Есть актинии, которые освещают раковину. Многие отшельники, меняя дома, забирают свои актинии с собой. Защитницам-актиниям достаются остатки от пищи их хозяев, а наиболее дерзкие актинии живут у входа в раковину и выбирают себе лучшие куски.
— А что, все раки-отшельники поселяются в раковинах? — спросил я.
— Есть одна порода отшельников — пальмовые воры. У них твердая кожа и хвост не закручен. Они живут на суше и вместо раковин прячутся в бревнах. Это огромные существа, длиной в полметра. Они взбираются на кокосовые пальмы и сдирают с орехов волосяной покров, которым устилают свои глубокие норы. Говорят, что они даже открывают кокосовые орехи и пьют молоко. Их мощные клешни легко могут вскрыть консервную банку.
— Но почему их называют ворами? — спросил я.
— А очень просто: эти крабы забираются в дом к человеку и тащат оттуда все, что им нравится: они могут унести кисточку для бритья, нож, часы, книгу, носки, даже брюки. Все эти вещи они заталкивают на вершины деревьев и прячут там,— сказал Рак-отшельник. И добавил с грустью: — Нам бы пару штанов... всего лишь пару штанов, пускай даже коротеньких. Мы совсем раздеты. На худой конец, хоть бы в носок залезть погреться...
Он пристально посмотрел на мои брюки, потрогал их клешней.
— Неплохой материальчик,— произнес он. Я поспешно отпрянул в сторону.
— Слава богу, что вы не краб-грабитель! Уже поздно, и, если вы извините меня, я, пожалуй, лучше пойду. Между прочим, эти брюки я одолжил у редактора.
Я закрыл свой блокнот и поспешно распрощался с ним.
XVI. ДОЖДЕВЫЕ ЧЕРВИ
Перед интервью
— Не хватало еще, чтобы я брал интервью у дождевых червей,— ворчал я, запасаясь карандашом и записной книжкой.
Дождевой червь! Болтается себе на крючке, а ты должен весь день сидеть у реки и ждать. А когда стемнеет, ты со своим червем идешь домой, да еще без рыбы. Никакой от них пользы нет!
После интервью
Да, скажу я вам! Черви самые удивительные существа на свете. А знаете ли вы, что если б не дождевые черви, мы давно бы уже погибли? А слыхали ли вы… Впрочем, я лучше расскажу все по порядку.
Интервью
Я так и не поймал в тот день ни одной рыбы. Уже совсем стемнело, когда я подошел к дому. Я включил карманный фонарик и в тот же миг увидел... угадайте, кого? Дождевого червя.
Как-то редактор усомнился в моих журналистских способностях. Но, скажу вам не хвастаясь, если уж я сумел взять интервью у дождевого червя, то представляете себе, каков я... Впрочем, и так все понятно.
Признаюсь, сначала у меня ничего не вышло. Оказывается, я заговорил с Червем не с того конца. Но потом все наладилось.
Из разговора с ним выяснилось, что черви никогда не предназначались для рыболовного крючка. Оказывается, они столь важные существа, что великий английский ученый Чарльз Дарвин написал о них несколько толстых книг, в которых рассказал, что, не будь на свете червей, на земле не было б ни зеленых пастбищ для скота, ни овощей, ни фруктовых деревьев, ни хлеба.
— Жизнь растений зависит в первую очередь от состава верхнего слоя почвы,— рассказал мне Червь.— Если долго пользоваться одним участком, то почва становится все беднее и беднее — каждый год она отдает растениям нужные им вещества. И если б не было дождевых червей, то природе понадобилось бы пятьсот лет для того, чтобы восстановить верхний слой перегноя толщиной всего два с половиной сантиметра. День и ночь дождевые черви перепахивают землю и через несколько лет полностью восстанавливают перегной. Они зарываются в землю, а возвращаясь обратно на поверхность, приносят с собой из глубины почву, богатую химикалиями. Постепенно наверху образуются маленькие холмики такой обновленной почвы. Ветер и дождь смешивают их с верхним слоем земли. Если два километра хорошей сырой земли населить прилежными червями, то за один год на каждом акре будет десять тонн отличного перегноя.
— Вы, наверно, работаете без выходных дней, — заметил я.
— Если не верите, почитайте Дарвина,— обиженно ответил мне Червь.
— Да нет, что вы, продолжайте,— сказал я.— Может быть, вы заодно расскажете, зачем вы, черви, проделываете в земле столько дырок? Земля от этого иногда напоминает сито.
— О, мы делаем миллиарды отверстий в почве,— сказал Червь.— Они совершенно необходимы. Через них влага и воздух попадают в почву гораздо быстрее. Люди судят о том, хороша ли земля, по количеству наших норок. Даже в научных институтах стали изучать сейчас наши методы. Больше того, есть люди, которые разводят червей и продают их на базаре. А фермеры покупают их вместо удобрений для того, чтобы обогатить почву на неплодородных землях.
— Чем больше червей, тем реже прибегаешь к плугу и лопате! — восторженно заметил я.
При слове «лопата» Червь начал так извиваться, будто его разорвали на кусочки.
— Прошу прощения, я не знал, что это слово вам не по душе,— извинился я.—А скажите, если вас разрезать пополам, обе части вновь срастутся?
— Нет,— сказал Червь,— у большинства червей в таких случаях только одна половина отращивает новую голову или хвост, другая же половина погибает. Иногда умирают обе половины. А вот один наш родственник, полосатый, как тигр, червь, настолько живуч, что если его разрезать на двадцать кусков, восемнадцать из них превратятся в новых червей. Правда, иногда происходят досадные ошибки, и некоторые куски отращивают две головы или два хвоста.
