В походе высылаются вперед особые отряды разведчиков, а муравьи-связные передают приказания. И горе самому большому удаву или другому крупному животному, которое, прикорнув после сытного обеда, окажется на пути такой армии. Тысячи солдат обглодают его косточки, прежде чем оно успеет проснуться.
— Какой ужас! Тетушка Мэри так любит подремать после обеда. Надо ей посоветовать никогда не устраивать пикников в Южной Америке.
— Правда, это не обычные муравьи. Но ведь у муравьев все необычно. Муравьи-листорезы, или, как их еще называют, зонтоносцы, за одну ночь могут срезать все листья с дерева и, подняв над головой эти листья словно зонтики, отнести их в свои муравейники, где рабочие будут пережевывать листву до тех пор, пока не получат пасту. На этой пасте, как в огороде, выращивают крошечные грибки — единственную пищу муравьев-листорезов. А самые маленькие муравьи-работники всю свою жизнь пропалывают эти грибные грядки. Когда муравьи-королевы создают новые колонии, они забирают с собой часть своего последнего обеда из лиственной пасты, чтобы засадить новые грибные плантации.
— А что, если какому-нибудь муравью не нравятся грибы?
— Это неважно! Дело в том, что муравьи высасывают из грибов только сок. Вообще большинство муравьев питается жидкой пищей. И даже те, что питаются насекомыми, не едят их, а высасывают, как апельсин, а «кожуру» подбирают прочие обитатели нашего обширного царства.
— Ну и меню: насекомые, мед, грибы и змеи.
— Это еще не все. В пустынях муравьи — сборщики урожая относят муравьям-мельникам зернышки, семена, а те перемалывают все и отправляют на склады.
— Веселый народ, должно быть, эти мельники?
— А что им особенно веселиться? В голодный сезон, когда мало зерна и мельникам нечего делать, муравьи отпиливают им головы, чтобы зря не кормить их. На следующий год они находят новых мельников, и все повторяется сначала.
— Не думаю, чтобы мельникам это нравилось,— сказал я.
— Да что уж тут может нравиться? Жаль, не живут они рядом с муравьями-портными, которые, смотришь, и пришили бы голову на место. Муравьи-портные, как правило, зеленого цвета, хотя попадаются среди них красные и черные. Они живут обычно на деревьях и сшивают себе гнезда из листьев нитками, которые отматывают от собственных коконов, и поэтому их бедные детки часто остаются без своих шелковых пеленок и спят нагишом.
— Господин Муравей, хотя я и не оратор, но должен заявить, что муравьи удивительны! Муравьи восхитительны! Муравьи великолепны! Муравьи умеют делать то, что делают люди, а также многое из того, что людям недоступно! Но я, к сожалению, не в состоянии больше продолжать разговор.
— Как, а я вас хотел еще познакомить с...
— Спасибо. Смотрите, сколько по мне ползает муравьев-бульдогов! Они, наверно, все хотят познакомиться со мной. Я должен бежать. У меня дела... О-о-о! До сви-да-ни-я!
XVIII. МАЛЕНЬКИЙ УГОРЬ
Я ловил в реке рыбу... точнее, леска болталась в воде, но рыба не клевала. Тогда, чтобы скоротать время, я решил сочинить загадку. Да такую, чтобы на нее не смог ответить даже сфинкс.
Я сказал вслух:
— Маленькое, прозрачное, одни глаза, туловища нет. Родится на дне моря, а добирается до горных озер. Вырастает из соломки. На свадьбе одет в серебро.
Не успел я закончить, как раздался всплеск и тоненький голосок пропищал:
— Это я.
— Кто — я? — удивленно спросил я и посмотрел кругом.
— Я, Угорь.
И действительно, из воды вынырнул Угорь. Я увидел остренькую головку и зубы, похожие на иголки.
— Ты кто? — спросил я сердито.
— Я — ответ на загадку, которую вы сейчас сочинили.
— Не глупи,— сказал я.— Разве не видишь, что я ловлю рыбу? Если хочешь, подплывай к моей леске и глотай крючок. Тогда я хоть что-нибудь поймаю.
— Ну уж дудки,— сказал Угорь, шлепнув по воде веслообразным хвостом.— Лучше я объясню вам, почему угри — это ответ на вашу загадку.
— В общем-то, я предпочел бы поймать рыбу, но если ты можешь отгадать загадку — я готов выслушать тебя.
— Дело в том,— начал Угорь,— что мы не змеи и не черви-переростки, а самые настоящие рыбы. В течение многих веков люди знали о нас только одно: угри очень вкусны. Однажды римский император Юлий Цезарь, устраивая пир, попросил поймать для него шесть тысяч угрей. А человек, по имени Лукулл, знаменитый тем, что любил вкусно поесть, затратил целое состояние на то, чтобы прорыть через гору канал и подвести к пруду с угрями морскую воду. Но он зря выбросил деньги: угри в пресной воде живут так же, как и в морской.
— Вот уж, наверно, малоприятно — купаться в таком бассейне.— Я даже вздрогнул, представив себе пруд, кишащий угрями.
— Купаться? Что за неосторожность! — воскликнул мой собеседник.— Сначала надо узнать, какие угри там плавают. Бывают очень красивые угри-мурены, но укус их ядовит. Большинство же из нас совершенно безобидны. Но если вы поймаете угря в Амазонке или Ориноко, вас может здорово ударить током.
— Вряд ли мне грозит это. Я сегодня не поеду туда ловить угрей. Моя мама просила меня не опаздывать к обеду.
— Тем лучше для вас. В Южной Америке водятся электрические угри два с половиной метра длиной. Правда, они принадлежат к семейству карпов, но очень похожи на угрей. У этих угрей достаточно электричества для того, чтобы убить лошадь. Ученые почти ничего не знают об «электростанции», которая спрятана в их огромном хвосте. Там действуют тысячи маленьких батареек, полных особого желеобразного вещества. Мощный удар тока оглушает добычу. У большого угря напряжение доходит до шестисот вольт, тогда как в ваших домах напряжение всего лишь сто двадцать семь или двести двадцать вольт. Из хвоста угря электрический ток идет со скоростью полтора километра в секунду, что в двенадцать — пятнадцать раз быстрее реакции человеческого мозга на укол иглы. Для того чтобы определить силу тока в электрическом угре, ученым пришлось создать специальные инструменты. Если присоединить к хвостам двух угрей лампу дневного света, то она загорается.
— Жаль, что они такие большие,— вздохнул я.— Иначе я мог бы использовать их в транзисторном приемнике. Но вы обещали разгадать мою загадку,— напомнил я ему.
— Угри издавна были загадкой для ученых. Они лишь недавно обнаружили, откуда берутся угри. В древности мудрецы любили хвастать своим умом. Когда их спрашивали, откуда берутся угри, они придумывали разные истории.
Одни говорили: «Из лошадиного волоса или из соломы», другие: «Из кусочков угрей, которые разбились о скалы». «Ничего подобного,— говорили третьи.— Надо просто соединить два кусочка дерна, покрытого росой, оставить их на солнце, и получится много молодых угрей». Они, наверно, принимали нас за дождевых или каких-нибудь других червей,— продолжал Угорь.
— Ну, а что такое...— начал я.
— Не перебивайте меня, пожалуйста,— вежливо попросил мой новый знакомый,— слушайте меня внимательно.
И вот что он рассказал мне.
— Обычный угорь вполне доволен своей жизнью в реке, озере или пруду. Он может прожить там двенадцать лет, питаясь травами, мелкой рыбешкой, а иногда птенцами водяных птиц. Но в один прекрасный день, осенью, угри собираются вместе и плывут к устью рек. Облик их меняется. Глаза увеличиваются, и вместо некрасивой желто-серой кожи появляется серебряное одеяние. Угри отправляются в открытое море на свадьбу.
— А где же происходит свадьба? — спросил я.
— За тысячи километров. Угри из Европы и Америки справляют свадьбу в Атлантическом океане, недалеко от Бермудских островов. А когда их путешествие заканчивается, они уходят в глубины океана и исчезают. Вместо них на поверхность всплывают их дети, совершенно непохожие на своих родителей. Они имеют форму прозрачного листа, на котором можно разглядеть только глаза. Поэтому их называют стеклянными угрями.
— Бот теперь мне ясно, что такое «маленькое, прозрачное, одни глаза, а туловища нет».
— Вы не дослушали меня до конца,— сказал недовольно Угорь.— Затем молодые угри, длиной всего полсантиметра, переплывают Атлантический океан, отважно борясь со штормами и спасаясь от птиц и рыб. Американские угри за год проплывают две тысячи километров. Европейские угри за три года должны проплыть семь тысяч километров. И хотя молодые европейские и американские угри, путешествующие без родителей, никогда не видели родных берегов, ни один из них ни разу не сбился с пути.
— Просто удивительно! — воскликнул я.— Такие крошечные существа проплывают семь тысяч километров. А я, больше их в тысячу раз, могу плавать лишь в ванне.
— Когда они доплывают до родных берегов, они уже напоминают угрей, но их зовут еще малышами,— продолжал Угорь.— А вот когда после трехлетнего плавания европейские малыши добираются до рек, тут-то люди и вылавливают их.
— Возмутительно,— сказал я,— это же просто массовое убийство.
