- А как же дым-то? - сказал кто-то сзади.
- Дым куда хочешь девай, и ребят пьяных по улице не распускать, а то так-то какой-нибудь нагрянет, а они у вас лыка не вяжут.
- Слушайся председателя,- сказал секретарь.
ДОСТОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК
На собрании в чайной обсуждался новый, непривычный вопрос: о выборном начале в приходе.
Старый священник умер, и по новому порядку приехал вчера кандидат служить пробную обедню, чтобы затем, получивши одобрение прихожан, ехать утверждаться к архиерею.
Все сидели на лавках, на окнах и толковали.
- Теперь хорошо,- сказал Федор, снявши и рассматривая свою шапку,- выбирай любого. А то прежде поставят, бывало, какого-нибудь щупленького да безголосого - и майся с ним целый век.
- Да, уж это последнее дело, если у священника ни голосу, ни виду настоящего нет,- сказал Прохор Степаныч, любивший читать Апостол и петь на клиросе, для чего всегда надевал железные очки, хотя все знал наизусть.
- А что ж с ним, щуплым-то, делать? - сказал кто-то.
- Прежде в попы вся шушель лезла, а теперь подожди. А то, пожалуй, много их ..
- Да, теперь уж не проскочут.
- Поглазастей анхирея будем.
- А как же.
- И потом, хоть то сказать, разве можно, чтобы архиерей всякого понимал. Шут его разберет, достоин он или нет.
- А ну их и совсем к черту,- сказал вдруг солдат Андрюшка, сняв шапку и ударив ею по подоконнику,- не надо нам их вовсе.
Все на него оглянулись.
- Сдурел, что ли? - сказал, поглядев на него несколько времени стороной, Прохор Степаныч. Он было завернул полу и полез в карман за кисетом, но, услышав замечание Андрюшки, так и остался с отвернутой полой и засунутой в карман рукой.
- Вот они все такие-то,- сказали старики.- Им леригии не нужно.
- А что ж...
- Вы так-то скоро скажете, что и церкви не надо.
- А что ж...
- Дураки, ослы непонимающие, и больше ничего,- сказал Прохор Степаныч и, достав кисет, стал с обиженным видом свертывать папироску.
- Доперли!
- Еще дальше допрем. Ты бормочешь, а сам не знаешь что. Да я от этой твоей церкви за всю жизнь одной красненькой не пользовался. Да и все - только и знали, что туда носили. Ты-то много попользовался, что за нее так стоишь? сказал Андрюшка, уже обращаясь к Софрону.
- Чем же оттуда попользуешься?
- То-то, а кричишь.
- Вот это так подставил,- сказал чей-то голос сзади.
Все оглянулись и замолчали, переглядываясь.
- А сами переплатили немало,- сказал опять чей-то голос.
Все еще больше притихли.
- Я рублей с тыщу переплатил,- сказал голос Ивана Никитича от печки.
Все оглянулись к печке.
- А впрочем,- сказал Андрюшка, вставая,- свобода вероисповедания, обсуждайте тут, что хотите, лишние деньги, знать, завелись.
Он повернулся и, не оглядываясь, пошел к двери. За ним ушли и все молодые.
- Сорвали собрание...- сказал чей-то голос с таким выражением, с каким на войне говорят, "отрезали".
Несколько пожилых тоже было подались к двери.
Вдруг Прохор Степаныч, сунув кисет в голенище, встал и с решительным видом проговорил:
- Предлагаю собранию исключить ушедших, как бы они были неправославные, потому что они забыли о душе.
Все с облегчением вздохнули. Собравшиеся было прошмыгнуть в дверь поспешно хлынули назад и окружили говорившего.
- Правильно.
- Продолжается.
- Значит, о попе?
- Слава тебе, господи, приход-то не из одних басурманов состоит,- есть которые и о душе помнят. Достойный человек всегда себе место найдет. Если человек представительный и с голосом.
- С голосом - конечно... А вот щупленьким-то теперь всем беда,- сказал Федор, покачав головой.
- В Рожнове был такой,- сказал Прохор Степаныч, вынимая кисет из-за голенища и усаживаясь на окно,- человек смирный, тихий, душевный, а не дал бог голосу... и худ. Десять лет с ним бились. Наконец видят - мочи нет больше, говорят: уходи подобру. А на его место уж просился один. Человек, нужно сказать, непутевый, но голосище - труба архангельская. Как рявкнет, в ушах больно.
- Вот это здорово,- сказали голоса с разных концов.
- Аршин двух с половиной росту,- продолжал Прохор Степаныч,- пузо, и волос волнистый всю спину покрывает.
- Да... вот такого бы.
- Достойный священник,- станет служить на Пасху, скажем, так торжества этого одного не оберешься.
- Где ж там.
- Все-таки старый-то упросил было рожновских оставить его.
- Упросил? - сказали с сожалением голоса.
- Да. Но случись у тамошнего купца похороны, пригласил он двух попов для собора да этого борова горластого. Как вышел он...
Все затаили дыхание.
- Как вышел он,- повторил Прохор Степаныч,- с Евангелием - во всю дверь. Как заревет... Все ребятишки, что у амвона стояли,- так их и шибануло к стене.
- Ах, здорово...
- Ну, конечно, полонил. Да уж и старый батюшка увидел, что тягаться ему не под силу, натужается, натужается, а ничего у него не выходит, ну, и подал на перевод. Так когда он уходил, все плакали. Очень уж душа хороша была у него.
- Хороша?
- Страсть.
- Народ чувствует. Что другое, а уж душу он за семью печатями почувствует.
- Да уж народ насчет души...
- Почище архирея разнюхает,- сказал Сенька, подмигнув.
- А тебе бы только оскаляться,- сказал, недовольно посмотрев на Сеньку, Прохор Степаныч,- тут об серьезном, а он...
Все помолчали.
- Что-то нам завтра господь пошлет...
- Да, только надо смотреть, чтоб человек достойный был.
- А представительный из себя-то?
- Вон прасол видел его.
Все оглянулись на прасола.
- Ростом с Бориса будет,- сказал прасол.
- Хорош... А насчет волос как?
- Волос не видел, под шляпу были припрятаны.
- Служить будет - не подпрячет,- сказал огородник.
ТРИ КИТА
Как только прошел слух, мужики сейчас же выбрали комитет. А в комитет избрали трех человек: Николая-сапожника, Степана и лавочника.
Николая выбрали за то, что он очень долго говорить мог и выдумывать то, чего до него никто не выдумывал.
Степана выбрали за то, что у него душа была уж очень хорошая, он всегда говорил о том, чтобы всем было хорошо и чтобы все было по справедливости, и все были бы равны.
И совесть у него была замечательная. Он скорее своему готов был отказать, но чужому никогда не отказывал.
Лавочника выбрали просто от хороших чувств. От этих же чувств выбрали бы и помещика, чтобы показать, что они зла не помнят, но не решились, побоявшись молодых, которые должны были скоро вернуться с фронта. И потому остановились на лавочнике.
- Он хоть жулик номерный, но деляга,- говорили мужики.
- Без жулика нешто можно, потому он тебе все знает, где, как и что. Может, он не для себя только будет стараться, а и для обчества.
- Довольны своими? - спрашивали соседние мужички из слободки.
- На что лучше. Одно слово - три кита. На подбор.
Деятельность избранных распределилась очень хорошо. Николай работал головой и языком. Он добивался главным образом того, чтобы устроить жизнь так, как еще нигде не было. И потому он взял на себя разработку планов, проектов.
- Главное дело - выдумать,- говорил он,- а сделать-то всякий дурак сделает.
Но у него был один серьезный недостаток: он свои планы никогда не согласовывал с жизнью. Чем меньше возможности было выполнить на деле то, что он придумал, тем для него было лучше: значит, так сразу далеко шагнул, что и рукой не достанешь. Значит, голова работает.
А голова, действительно, хорошо работала: не проходило дня, чтоб его не осеняла новая идея. Идей этих было столько, что он едва успевал их выкладывать, и даже часто сам забывал сегодня о том, о чем говорил вчера.
- Что ж ты, черт! Ведь вчера совсем другое говорил! - кричали ему мужики.
- Нешто все упомнишь,- отвечал Николай,- хорошо у вас одно дело, а я обо всем думаю.
Начал он с того, что деревню сразу превратил в столицу. По его плану, нужно было открыть школу для взрослых, столярную мастерскую, агрономические курсы, народный дом, пчеловодные курсы и театр. И все сразу и в разных помещениях, чтобы путаницы не было.
- А денег откуда возьмешь? - спрашивали мужики.
- Ерунда. По копейке со всех соберем, вот тебе и школа для взрослых.
- А насчет столярной мастерской?
- Ерунда. По две копейки со всех соберем, вот и все.
- А на агрономические курсы, значит, по три будет?..
На другой день школа и курсы отменялись, потому что у Николая мысль направилась куда-нибудь совсем в другую сторону. И мужики облегченно вздыхали при мысли, что одна копейка, две копейки и три копейки останутся в кармане. И чувствовали даже повышенное расположение к Николаю, что он так хорошо говорил, и в конце концов ничего не придется платить за это.
Такие перемены в решениях и планах Николая происходили оттого, что он никак не мог утерпеть, чтобы не говорить о задуманном со всяким встречным или первым попавшимся под руку приятелем, И если таких приятелей попадалось десятка полтора, то к вечеру задуманное до того ему надоедало, и так он уставал от него, точно работал целую неделю день и ночь.
