Проснулся он за несколько минут до полудня и, переодевшись в пестрый восточный халат, потащился на кухню выклянчивать у миссис Мак чашку горячего чаю. Женщина строгих правил, нечувствительная к лести, похоже, не устояла перед чарами Каспара. Галлифорд слышал, как тот прошел в свой номер вверх по лестнице с чашкой в руке, позвякивая чайной ложечкой. Коверный выскочил из комнаты, чтобы упрекнуть Каспара в недостойном поведении, но он уже успел исчезнуть.
Галлифорд подошел к двери его номера и постучал.
— Входите, если нужно, — отозвался Каспар.
Обстановка в комнате была более чем скудной и ограничивалась металлической кроватью и столиком возле нее. Вся одежда Каспара, обычная и сценическая, была развешана в шкафу без дверей, перед которым лежал огромный чемодан. Каспар, нагнувшись, едва не засунув в него голову, копался, явно что-то выискивая. Не успел Галлифорд закрыть дверь, как Каспар вынырнул из чемодана и распрямился, держа ящичек толстого стекла для хранения продуктов, который во время переездов заворачивал в носок для сохранности.
— Она не спала, — сообщил Галлифорд, наблюдая за действиями Каспара.
Тот поставил шкатулку на стол, придвинул к нему стул. Окинув коверного злобным взглядом, актер продолжил свое занятие. Двигался он с болезненной медлительностью, словно все тело его ныло и стонало. Из кармана он извлек вилку и протер лацканом халата.
— У меня к тебе только один вопрос, — продолжил Галлифорд. Он сел напротив Каспара, положил руки на стол, давая понять, что явился надолго и игнорировать его приход невозможно. — Зачем ты это делаешь?
В коробке, в мутноватой жидкости, находилось что-то маринованное. Каспар откинул крышку и ткнул содержимое вилкой.
— Делаю что? — спросил он.
— Труппа наша весьма скромная, — отозвался Галлифорд. — Ну я еще как-то понимаю, что тебе не нравится то место, которое занимаешь. Но ты ведешь себя так, словно ненавидишь не только нас, а саму профессию.
Каспар вытянул из ящичка нечто короткое и тонкое, очень похожее на маленькую темную сосиску.
— У меня голова трещит, — произнес он. — Уходи.
— Прежде ты выслушаешь все, что я собираюсь тебе сказать.
— Коверный в роли мудреца? Оригинально, — поморщился Каспар.
— Малышок, коверный — это мое амплуа, а не роль в жизни. Похоже, ты еще не улавливаешь разницы, да? Я начал забывать сцену, когда ты еще в штаны писал. А уж таким актером, каким был я, тебе никогда не стать. Я тебя насквозь вижу, долгое время следил за тобой. И мне отлично известно, что ты затеваешь.
Каспар перестал жевать. Он вдруг осунулся и замер.
— Никакое другое дело не даст человеку возможности из помойки возвыситься до аристократического общества. Мы оба с тобой это хорошо знаем. Но только ведь от тебя дурно пахнет. Каким бы одеколоном ни брызгался, какие бы дорогие костюмы ни шил, вонь не скрыть и грязь не спрятать. А еще ты не любишь сцену. Ты не актер, ты дешевый лицедей.
— Тебе не нравится, как я играю? — Каспар недовольно фыркнул. — Поговори с Эдмундом.
— Да, для тебя он Эдмунд, а для нас — мистер Уитлок. Мы давно это заметили.
— Нечего тут и замечать. Меня никто не держит, да и я никого не держу.
— Э нет, дружок. Между вами что-то есть. — Галлифорд резко вытянул руку, снял с вилки в руках Каспара сосиску и поднялся со стула. — Какие тайны вас связывают — мне безразлично, но запомни: мы не ступеньки, и по нам ты наверх не пройдешь. Театр для нас — это не только заработок, но и сама жизнь. — Он сунул в рот сосиску. Вкус у нее был отвратительный. Он попытался ее прожевать, но не сумел, подавился и, поморщившись, выплюнул в ладонь и швырнул на стол. — Своего шеф-повара можешь гнать в шею, — посоветовал он. Морщась и отплевываясь, Галлифорд двинулся к дверям.
— Что еще? — спросил его Каспар.
— У меня к тебе все, — произнес коверный. — Пока. Увидимся в вечернем спектакле.
Коверный вышел. Каспар, оставшись один, долго смотрел на выплюнутые коверным остатки сосиски, затем подцепил их вилкой и медленно проговорил:
— Ты, мой глуповатый друг, и представить себе не можешь, к каким высотам я подбираюсь.
Бросив последний взгляд на изжеванную сосиску и ухмыльнувшись, он положил ее себе в рот и стал жевать, медленно, словно никогда в жизни ничего вкуснее не пробовал.
Глава 9
В управление полиции Себастьян возвращался вместе с Тернер-Смитом, в его личном экипаже. Во время поездки Бекеру очень хотелось поделиться с директором своими подозрениями и заключениями, хотя и половинчатыми.
Однако Тернер-Смит, похоже, не был склонен его слушать сейчас, поскольку сидел, вытянув искалеченную ногу, положив на колени трость, и смотрел в окно на остающиеся позади городские улицы. Внезапно он спросил Себастьяна:
— Как поживает ваша матушка, Себастьян? Не болеет?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Себастьян, смутившись, ответил просто:
— Нет, сэр, она вполне здорова. — И затем прибавил: — Я и не подозревал, что вы знакомы.
— Косвенно. Мы не встречались, но она писала мне, сразу после твоего повышения.
— Вот как? — изумился Себастьян.
Тернер-Смит посмотрел на него с мягкой полуулыбкой, словно знал все ответы на вопросы, которые мог бы задать ему Себастьян.
— Ей не нравится твой выбор. Она считает меня виноватым в том, что ты стал полицейским.
— Простите, сэр, — смутился Себастьян. — Про ее письмо мне ничего не известно.
— Не стоит извинений, — отозвался Тернер-Смит. — Ты никогда не беседовал с ней о своей работе?
— Мы вообще редко разговариваем.
Городское полицейское управление находилось рядом с магистратом, с которым его связывал закрытый переход, что было очень удобно — заключенных, скрытно от посторонних глаз, из зала суда сразу препроваживали в камеры. В передней части здания располагались комнаты для ожидания, в задней — кабинеты детективов. Камеры размещались внизу, в полуподвальном и подвальном помещениях. Комнаты в здании были просторными, кабинеты — чистенькими, не загроможденными мебелью, с высокими потолками. Правда, холодными, несмотря на многочисленные газовые рожки и совсем недавно установленное современное отопительное оборудование — чугунные радиаторные батареи. Детективы частенько шутили, что самое теплое местечко во всем полицейском управлении — это, несомненно, камеры.
К боковой стене управления была пристроена конюшня, спрятанная за высокой каменной стеной со сплошными металлическими воротами с выложенной над ними аркой. Через конюшню Себастьян Бекер и директор полицейского управления Тернер-Смит прошли в центральный коридор здания и направились к кабинетам детективов.
Весть о прибытии Тернер-Смита распространилась прежде, чем он появился в коридоре. Дверь ему торопливо открыл подтянутый полицейский, в идеально убранных кабинетах стояла полная тишина. Детективы сидели за своими столами и шелестели бумагами. Увидев входящего Тернер-Смита, они вскакивали и вытягивались во фрунт. Приблудная кошка, прижившаяся в одном из коридорных закутков и окотившаяся там, вместе со своим мяукающим выводком была засунута в шкаф, где и оставалась вплоть до окончания начальственного визита.
— Занимайтесь своими делами, — бросил детективам Тернер-Смит, сопровождаемый Себастьяном. — Не волнуйтесь, я здесь не с инспекционной проверкой.
Со вздохом облегчения он опустился на свободный стул. Себастьян присел за стол, выдвинул один из ящиков и извлек оттуда пухлый конверт. Печать на нем была надломлена, в строке для адреса значилось: «В управление полиции, с просьбой внимательно ознакомиться».
— Кто-то оставил его в одной из комнат ожидания, — пояснил Себастьян, доставая из конверта бумаги и раскладывая перед шефом.
— Когда? — поинтересовался тот.
— Вчера утром. До обеда. Точнее не могу сказать. Обнаружил пакет дежурный сержант, но человека, который принес его, не видел. Ни писем, ни записок в пакете нет. Адрес, по-моему, написан ребенком.
— Или лицом не очень грамотным, — прибавил Тернер-Смит официальным тоном.
— Маловероятно, — не согласился Себастьян. — Орфография в полном порядке. Почерк неуверенный. Наверное, редко приходится писать.
В конверте лежало три сероватых плотных листка дешевой бумаги, сильно отдававших клеем. На каждый из них были налеплены вырезки из различных газет.
— А почерк-то, не исключено, и изменен, — сказал Тернер-Смит. Подавшись вперед, он поставил на пол свою трость и оперся об нее обеими руками. Директор пристально вглядывался в газетные вырезки. Как истинный полицейский он не дотрагивался до них.
— Рецензии на театральные гастроли, — заключил Себастьян.
— Вижу, — ответил Тернер-Смит.
— Хотя газеты разные, из разных городов, во всех говорится о постановке «Пурпурного бриллианта». Совпадает с маршрутами гастролей труппы Уитлока.
