— Хотя газеты разные, из разных городов, во всех говорится о постановке «Пурпурного бриллианта». Совпадает с маршрутами гастролей труппы Уитлока.
— На первый взгляд ни одного хорошего сообщения, одна резкая критика, — усмехнулся Тернер-Смит. Ему не нужно было читать все тексты — наметанный глаз быстро выхватывал из него отрицательные эпитеты и характеристики, из которых он легко сделал свое заключение. С растущим интересом он прибавил: — Странно. Рядом с рецензиями напечатаны сообщения о преступлениях.
— Посмотрите на даты гастролей и совершения преступлений.
— Они разные, — кивнул Тернер-Смит.
— Вас не смущает совпадение? Глядите, рецензии говорят о первых вечерних спектаклях, преступления случаются позже, дня через три, а иногда через неделю. Наверняка они совершаются в последний день гастролей.
— И что ты хочешь сказать?
— Вчера в театре «Лирик» труппа завершила выступления в нашем городе. Показывала вечером все тот же «Пурпурный бриллиант». Сейчас актеры уже в пути, направляются к месту нового ангажемента.
— А сегодня мы с тобой находим человеческие останки, — закончил его мысль Тернер-Смит.
— Отработанный план.
— Знаешь, Себастьян, в любом городе в любой вечер кто-нибудь да гибнет — бездомный нищий или гуляка. Я найду тебе массу таких совпадений к приезду в наш город практически любого человека.
— И во всех случаях жертвы будут разделаны, как туши?
— Себастьян, я не ставлю под сомнение твою версию. Больше того, я считаю, что ты скорее всего прав. Но тогда выходит, что все преступления — дело рук работника театра. И сообщает нам о них тоже работник театра.
— Последнее я пока только допускаю.
Тернер-Смит хмыкнул.
— Да, и вот еще что. Почему нет ни одной хвалебной рецензии? Скажи, какие гастроли не провалятся после такой ругани? Значит, благоприятные рецензии тоже есть, и их больше. Режиссер обязательно хранит их в своем альбоме. А неприятные отзывы выбрасывает.
— Да, конечно, сэр. Я начинаю вас понимать.
— Знаешь, Себастьян, у тебя есть хватка. Вот за что я тебя ценю. — Он внезапно перешел на шутливо-официальный тон. — Со временем из вас получится отличный детектив, мистер Бекер.
— А я ценю своего учителя, — ответил Себастьян.
Тернер-Смит еще несколько секунд разглядывал вырезки, затем, опираясь на трость, выпрямился и сообщил:
— Этим делом я займусь лично.
К этому времени Себастьян успел уже навести справки о дальнейших гастролях театра Уитлока. Он достал из кармана телеграфное сообщение и подал его Тернер-Смиту. Труппа находится сейчас в Ланкашире. Ближайший спектакль они дают сегодня вечером, опять «Пурпурный бриллиант», в Сэлфорде, в местном театре «Принц Уэльский».
— Ланкашир, — повторил Тернер-Смит. — Хорошо, я съезжу туда и сам проведу расследование. Не переживай, в случае удачи все лавры достанутся тебе. Ведь это ты учуял связь между бриллиантом и убийствами.
— Не важно, сэр. Будьте осторожны.
Тернер-Смит подбросил трость, налету поймал и, повернув набалдашник горизонтально, потянул в разные стороны. Трость чуть разошлась, и обнажилось спрятанное внутри лезвие, длинное, как шпага.
— За меня не беспокойся. Я еще помню, какой в стародавние деньки была Ливерпуль-стрит.
Глава 10
В театре «Принц Уэльский» шли в основном всякого рода варьете, короткие, которые директор решил продлить, включив в представление «Пурпурный бриллиант». Первая часть программы состояла из выступлений труппы Феликса «Сибирские волкодавы», Нелли Фаррелл со своей постановкой «Блеск звезды Эрина», Медли-мима и мужского ансамбля «Музыкальные чудодеи» под руководством некоего Аволо.
В театре остро не хватало комедианта второго плана, чем не преминул воспользоваться Галлифорд. Решив тряхнуть стариной, он предложил себя на это амплуа и был с радостью принят. Галлифорд проветрил от нафталина свой старый мешковатый костюм, надел и с сожалением почувствовал, что он уже и не так мешковат, как раньше. Однако даже в нем он отыграл в первой части с таким блеском, что директор «Принца Уэльского» тут же предложил ему ангажемент на весь срок выступлений в городе. Таким образом коверный увеличил свое жалованье вдвое.
В первый вечер гастролей зал был набит до отказа. Как отметили местные театралы, подобного аншлага не наблюдалось целую неделю. Двери театра распахнулись в шесть, представление же началось в половине седьмого. После установки декораций Сэйерсу в театре делать было уже нечего: с возникающими по ходу действия мелкими затруднениями актеры вполне справлялись сами, — и он мог спокойно уходить, но обычно оставался. Если все шло гладко и спокойно, как на сцене, так и за кулисами, Том усаживался где-нибудь в дальнем ряду зала и около получаса, не больше, смотрел представление.
Как правильно вспомнил Брэм Стокер, некогда Том Сэйерс и сам был актером. Когда полученная на ринге травма оборвала его боксерскую карьеру, он обратился к театру, где выступал с коротенькими художественными зарисовками, отражавшими его самые известные поединки. Артистического мастерства в нем было маловато, но играл Том искренне. К тому же многие из зрителей знали его как знаменитого боксера, и вскоре он сделался популярен. Спортивная известность и театральный успех помогли ему рассчитаться с долгами. Одним словом, Сэйерс начал новую, вполне достойную жизнь.
Поначалу Том руководил собственной, правда, небольшой, труппой, сейчас управлял чужой. Ревности ни к кому он не испытывал, хотя иногда, конечно, немного завидовал тем, кто чувствовал себя вполне естественно, находясь в центре внимания, но, как человек практичный, разумный, Том хорошо понимал, что его время ушло, свой драматический талант он исчерпал до самого дна.
Сэйерс стоял в задней части театра, глядя на Нелли Фаррелл, исполнявшую игривую ирландскую песенку о том, что одна черная овечка стадо никоим образом не испортит. Пышная коротковолосая Нелли, посредственная исполнительница двусмысленных народных баллад, которые искренне любила, была прямой противоположностью Луизы Портер.
Сэйерс прослушал пару куплетов, затем повернулся и побрел в бар, где несколько человек, стоя за колоннами с бокалами в руках, наблюдали за происходящим на сцене.
В этот вечер Сэйерс чувствовал себя неспокойно. Так случалось всякий раз, когда все шло как по маслу и ему нечем было заняться. Тогда беспокойный ум его в поисках пищи для размышлений устремлялся в глубь Сэйерса, где находил множество больных проблем и, обыгрывая их и так и этак, вносил в его состояние легкий дискомфорт.
Взять, к примеру, теперешнее занятие Сэйерса. Сколько ему еще длиться? Сошедшие с ринга боксеры делились, обычно, на две категории: удачливых, кто сумел вовремя вложить свои призовые деньги в какое-либо дело — к примеру, небольшую гостиницу или паб, — и вечных претендентов, слишком надолго задержавшихся на ринге в предвкушении крупного куша, которого чаще всего так и не дожидались.
Нужно сказать, что Сэйерс не принадлежал ни к одной из этих категорий. Строго говоря, он и сам не представлял, как ему охарактеризовать себя.
— Том, — вдруг услышал он и повернулся на зовущий голос. За стойкой бара он увидел женщину — та помахала ему рукой. Лицо ее показалось ему очень знакомым, но вот имя он вспомнил не сразу.
— Лили? — спросил он и наклонился, упершись локтями в стойку. — Лили Коллинз?
— Теперь я Лили Хейнс, — поправила она и протянула руку, показывая обручальное кольцо, старенькое, изрядно потертое, явно пережившее как минимум два поколения. Если же оно покупалось в ломбарде, то и все три. — Как поживаешь, Том?
— Отлично, — ответил он, радуясь неожиданной встрече с Лили, которую не видел лет пять-шесть. — Повезло нашему Альберту с женой.
До бара долетал шум со сцены. Галдели и смеялись посетители. Лили тоже облокотилась на стойку, чтобы удобнее было разговаривать.
Лили присоединилась к первой труппе, набранной Сэйерсом. Тогда они гастролировали со спектаклем «Бой до победы», в котором она играла Хестер Чемберс, деревенскую девушку, возлюбленную противника Тома и брошенную им. По своей основной профессии Лили была танцовщицей. Худенькая, стройная, выглядела она лет на семнадцать-восемнадцать, хотя была на двенадцать лет старше. Альберт Хейнс работал в труппе акробатом. Еще до окончания гастролей все считали, что сама судьба свела Лили и Альберта вместе, — так они подходили друг к другу. За последние годы она располнела, но в глазах ее светились все те же озорные искорки.
— Значит, с театром покончено, — констатировал Том.
— Альберт подхватил грипп, — объяснила Лили. — После болезни оглох на одно ухо и уже не мог работать акробатом — потерял чувство равновесия. В остальном он здоров, но сам понимаешь человека, который когда-то легко стоял на одной руке, а сейчас с трудом спускается по лестнице.
