– Дверь-то здесь есть? – проворчал он.
А если есть дверь, в нее можно выйти. Но сначала надо освободить руки и понять, что с ногой.
Где-то загромыхал металл, раздались протяжные крики и стоны. Все-таки он в тюрьме…
– Не повесили… Почему?
Да, его действительно не повесили, но вот почему сохранили жизнь? В России принято миловать смертника, если веревка обрывается. Может, и у него так? Но ведь миловать, а не бросать в каменный мешок.
Крысы, почувствовав его движение, сначала разбежались по углам, но постепенно стали выползать снова.
Руки удалось освободить нескоро, они затекли и не желали слушаться. Воронцов долго шевелил пальцами, потом попробовал двигать кистями, с удивлением убедившись, что и связан-то не очень крепко. И мешок на голову ему не набрасывали. На это как-то не обратил внимания, когда петлю на шею надевали.
Пытаясь вспомнить, что еще не так, он тем временем обследовал ногу. Вывих, не сломана, но пока не наступить. Требовалось из чего-то сделать лубок, чтобы закрепить вывихнутую ступню.
Он вправил ногу и ползком начал обследовать свое каменное место заключения. Его узилище оказалось совсем небольшим, только-только выпрямиться лежа. В углу обнаружилось отверстие в полу – для исправления нужды, внизу под ним шумела вода, но было также темно и расширить отверстие невозможно, да и чем, не зубами же грызть сортирную дыру?
Потом долго сидел, вспоминая события последнего дня. Постепенно осознал, что жизнь сохранили не почему-то, а зачем-то. Зачем он этому въедливому полковнику?
Воронцов ошибся – двери в каменный мешок не было, зато было отверстие в потолке, в которое время от времени бросали кусок хлеба и опускали флягу с водой. Он пытался разглядеть, что там, наверху, пытался схватиться за веревку, чтобы выбраться. Но сначала почти не мог двигаться – болела вывихнутая ступня, а при попытке потянуть веревку ту просто отпускали. В конце концов, у него собралась целая коллекция этих веревок.
Потом наверху надоело, и довольно долго просто бросали хлеб без воды. Осознав угрозу мучительной смерти без воды, Воронцов крикнул:
– Больше не буду дергать! Воды дайте!
Сколько прошло времени, сколько и почему он сидел – не ведал, но желание вырваться и разобраться с двумя людьми – цесаревичем и Кшесинской – не ослабевало. Мечтал, как вырвется из этого каменного мешка, придет к Матильде на спектакль неузнанным и метнет вместо букета нож, а потом повернется к царской ложе и сделает то же в сторону обидчика.
Постепенно понял, что отомстить вот так – убив обоих – глупо, нужно придумать что-то более страшное, вроде вот этого каменного мешка, могилы для живых. Стал мечтать, как бросит их обоих вот сюда, как они будут умолять выпустить, как он потом «смилуется» и поднимет Матильду, оставив цесаревича умирать.
В большой особняк генерала Богдановича, что на Исаакиевской на углу с Почтамтской, съезжались гости. Хлебосольный хозяин держал салон политического толка, ему активно помогала супруга – генеральша Александра Викторовна Богданович, страшная сплетница, язвительного языка которой побаивались многие.
Сам Евгений Васильевич был многолетним старостой Исаакиевского собора, его благообразную фигуру узнавали издали, но не по генеральскому мундиру, а по огромным усищам, сливавшимся с бородой – настоящий церковный староста.
Одно время чем-то провинившийся перед государем генерал был Александром III отставлен от службы, но сумел убедить императора в своей верности и преданности и вернулся во власть.
Салон Богдановича знаменит тем, что там принимали в полдень, их завтраки были весьма известны в Петербурге – это целые обеды с многочисленными изысканными закусками, жарким, разнообразной рыбой, изумительными десертами и непременным кофе в гостиной. Не завтрак, а обед. И особняк расположен идеально – в самом центре.
Особняк Богдановичам не принадлежал, они арендовали бывший когда-то доходным дом, но арендовали давно и основательно перестроили, расширив стеклянную галерею и устроив домашнюю церковь.
Евгений Васильевич и Александра Викторовна знали все и обо всем, к ним охотно съезжались, чтобы посплетничать. Удивительная смесь патриотических заявлений и постоянного осуждения императорской семьи позволяла генералу и его супруге выглядеть свободолюбивыми монархистами. Странное сочетание, но генерал действительно писал пустые, прославляющие монархию книжонки (издавая их за государственный счет и получая неплохие дивиденды), а в салоне активно сплетничал о монархе.
К Богдановичам ездили, чтобы услышать новые слухи и распространить их дальше, если те были выгодны. Александра Викторовна ежевечерне заносила эти сплетни в свой дневник.
Разве могла она пропустить известие об увлечении наследника престола балериной?
– Ах, нельзя же так скандализировать общество! Куда катится монархия?
За порцией отменной жареной рыбы с ней соглашались:
– Император Александр Александрович такого себе не позволил бы…
Когда гостям предложили восточные тянучки, привезенные хозяину из Бухары, кто-то вспомнил об отце императора Александра III Александре II и его второй семье. Это вызвало буквально негодование генеральши:
– Да, императоры и наследники увлекались молодыми особами, но это были фрейлины! Фрейлины, а не балерины.
– Ах, не скажите… А великий князь Николай Николаевич с его Числовой?
Весьма существенное замечание. «Дядя Низи», как в императорской семье звали предпоследнего сына Николая I, и впрямь шокировал общество своими семейными делами. Конечно, все признавали, что его супруга, великая княгиня Александра Петровна, особа крайне неприятная, к мужу холодна и семьей не дорожила, но и замена, которую он себе нашел в виде ничем не примечательной балерины Императорских театров Екатерины Числовой, никуда не годилась.
– И ведь что примечательно, – широко раскрывала глаза генеральша, – познакомился со своей Числовой Николай Николаевич в Красном Селе! Этот Летний театр поистине рассадник греха.
Такое мнение серьезные гости Богдановичей поддержали. Тем более и нынешний наследник Николай Александрович «подцепил» свою Кшесинскую там же. Кто-то вспомнил о происшествии во время выпускного спектакля, но тут же было решено, что все это Кшесинской и задумано, чтобы привлечь к себе внимание.
К кофе собравшиеся уже пришли к выводу, что и увлекаться-то нечем, Кшесинская-2 не так уж хороша, не лучше Числовой, что у нее кривые выступающие зубы, короткие ноги и никаких перспектив на сцене, если, конечно, не поможет протекция наследника.
– Я видел ее в Летнем театре в Красном Селе… – начал кто-то из гостей, но осекся и постарался перевести разговор на другую тему. Объяснять заинтересовавшейся таким заявлением супруге, что он сам делал в Красном Селе во время маневров, не хотелось, но, видимо, пришлось.
Наследник шокирует всех, императрице Марии Федоровне стоит посочувствовать – таков был всеобщий вердикт.
После этого обсудили предстоящее большое путешествие цесаревичей, дружно решили, что и время, и маршрут выбраны неудачно, а плыть в Японию и вовсе ни к чему, но, возможно, столь долгое отсутствие нужно, чтобы наследник забыл эту танцорку.
Обсудили слух о болезни второго сына императора Георгия:
– Я слышала, что у Джорджи чахотка! Это ужасно…
Пожалели чахоточного Георгия, поговорили о том, стоит ли ему отправляться в столь далекое путешествие. Осудили решение императора отправить и второго сына вместе со старшим, а также согласие императрицы на это…
В общем, осуждать нашлось что.
Прощаясь, хозяин предлагал непременно зайти завтра:
– Мне прислали горную козу! Завтра будет подана к столу.
Гости ахали и обещали «заглянуть на козу».
Генералу действительно частенько привозили откуда-то необычные продукты, каких не купишь в лучших магазинах, дичь, убитую в труднодоступных местах, деликатесы из загадочных стран… Это стоило бешеных денег, но за возможность получать сплетни из первых уст стоило платить.
В салоне на Исаакиевской далеко не всегда были правдивые слухи, чаще наоборот, но на сей раз сплетники не ошиблись – цесаревичи Николай и Георгий отправлялись в далекое путешествие до самой Японии морем, и второй сын императора Георгий действительно был болен туберкулезом.
Маршрут путешествия наследника и его брата обсуждался долго, императрица очень боялась морских путешествий, море непредсказуемо, но и ехать через всю Россию, где на каждом перегоне можно ждать аварии, подобной боркинской, или подложенной бомбы (не станешь же вдоль всего пути через необъятные сибирские просторы ставить солдат), не менее опасно.
В конце концов, император решил, что сыновья поплывут, и утвердил маршрут через Вену, Триест, оттуда в Грецию, Египет, по Суэцкому каналу в Красное море, Индийский океан с заходом в Бомбей и далее на восток в Китай и до Японии. Обратный маршрут пока держался в тайне, как и дата возвращения, но было понятно, что наследник будет отсутствовать год.
