– Я все понимаю, папа́, – чмокнула его в нос Матильда.
Отец в ответ расплылся в улыбке и заключил дочь в объятия:
– Я знал, что ты станешь настоящей балериной!
Сестре Маля раскрыла свой секрет:
– Юля, я весь обед сидела рядом с наследником.
– И как он?
– Не знаю… Мы все время болтали, но я не помню, о чем.
Через пару дней они, гуляя по Большой Морской, увидели наследника.
– Маля, смотри, – показала сестре Юлия.
– Вижу.
– Он смотрит на тебя! Ей-богу, смотрит. Повернись и улыбнись!
Случайные встречи, мечты, неясное предчувствие…
Что могло быть общего у выпускницы Театрального училища, пусть и зачисленной в корифейки балетной труппы Императорских театров, и наследника престола?
Приходилось констатировать, что ни-че-го.
Матильда упрямо возражала сестре:
– Но мечтать-то мне никто не может запретить!
– О чем, Маля?
– Просто так. Без мечты скучно…
Она уже танцевала в Мариинском театре, получая роли в бенефисных спектаклях других исполнителей. У начинающей балерины завелись даже поклонники, особенно усердствовал рослый поручик какого-то из гвардейских полков. Матильда не разбиралась в их форме, да и не желала разбираться. Поручик не пропускал ни одного спектакля с ее участием и бросал на сцену букеты угрожающих размеров. А еще кричал, подражая супругу блестящей Екатерины Вазем:
– Браво, Катька!
Почему Катька? Вероятно, поручик просто не знал имени своей прелестницы, а Матильде это давало повод отнекиваться, мол, не меня приветствует.
Из-за этого сумасшедшего недолго заработать прозвище «Катька»!
В тот вечер, вернувшись со сцены за кулисы, Леньяни посмеялась:
– Малечка, готовь ведро, там опять твой поручик вот с таким букетом.
Она показала объем руками. Кшесинская только зубами заскрипела, уже весь театр знал его фамилию. Над Кшесинской посмеивались, словно она виновата, что приглянулась этому Воронцову, который почему-то считает балерину обязанной отвечать на его ухаживания. Матильда танцевала, стараясь не смотреть в зал, но невольно слышала восторженные вопли поручика.
Когда пришло время поклонов, она вовремя заметила летевший на сцену веник, из-за бездумной смеси цветов и гигантских размеров действительно мало похожий на букет. Ловко увернулась, приняла цветы у какого-то подбежавшего к рампе юнца, послала воздушный поцелуй строгому чиновнику, разглядывавшему ее в лорнет, широко улыбнулась всем, словно не слыша вопля Воронцова:
– Кшесинская, я вас люблю! Вы моя!
Это ему принадлежал цветочный веник.
Наглец полез через оркестр на сцену, его с трудом вернули на место товарищи…
Матильда терпеть не могла вот таких проявлений чувств. Нравится ее танец – прекрасно, поднеси красивый букет, приди за кулисы, если выглядишь прилично – пустят. Но на весь зал обещать, что она будет принадлежать только ему…
Кшесинскую так разозлило поведение наглеца, что она от души пнула ни в чем не повинный букет. Гусар захохотал:
– Обожаемая!..
Это обратная сторона популярности, жаждешь успеха и аплодисментов – будь готова выслушивать вот такие комплименты и уметь отбиваться от назойливых ухажеров. Ей сразу объяснили, что отвадить всех просто не сумеют, нужно научиться защищаться самой.
Они с Юлией переодевались, чтобы юркнуть через второй служебный выход и раствориться в темноте ночи неузнанными. За дверью в длинном коридоре послышались крики и робкий протест старика-служащего. Юлия подошла к двери.
– Малечка, по-моему, там рвется этот огромный поручик. Петрович его не сдержит.
– Юля, выручай, – взмолилась Матильда и юркнула за ширму.
Юлия огляделась, присела к гримировальному столу, быстро сунула что-то в рот и отвернулась к зеркалу, словно снимая грим. На самом деле она его наносила – поспешно уродовала правую, не заметную от входа половину лица.
А в дверь уже вломился, даже не постучав, тот самый верзила.
– Божественная! Я у ваших ног! Приказывайте.
Он действительно бухнулся на колени перед сидевшей почти спиной к входу Юлией.
Та обернулась и спокойно поинтересовалась:
– Кто фы?
Глаза бедолаги вылезли из орбит, он увидел правую часть загримированного лица Кшесинской-1.
– Воронцов… А вы?
– Кфесинская.
Юлия поднялась и стояла практически в четвертой позиции, изящно выставив ножку и опираясь правой рукой на спинку стула. Воронцов смешался, но сумел взять себя в руки. Пробормотав сначала: «Но как же…», он отступил назад.
Матильде пришлось зажать рукой рот, чтобы не расхохотаться. На лице гиганта была такая растерянность, что вынести без смеха невозможно.
А Юлия как ни в чем не бывало поинтересовалась:
– Фто?
Маля поняла, что сделала сестра – она сунула в рот капу, которую вставляла в роли злой колдуньи в детском спектакле, это приспособление заставляло нижние зубы выступать вперед и шепелявить.
– Нет-нет, ничего! Только хотел сказать, что восхищен…
– Кута ше фы? – простерла руки к удиравшему из гримерной Воронцову.
Едва за ним закрылась дверь, обе сестры повалились от хохота. Правда, Юлия сообразила закрыть дверь на задвижку.
Когда Матильда увидела, что сестра успела сделать со своей правой половиной лица, то смеялась до колик. Будь Воронцов более привычен к закулисью, он бы сообразил, что и костюм на Юлии не тот, и грим наспех, но он растерялся и увидел то, что должен увидеть – уродину, не успевшую полностью снять грим с лица. Да еще этот прикус…
– Маля, сейчас ты потеряла самого настойчивого поклонника.
– И слава богу! – помотала головой Матильда. – Сегодня он едва не сшиб меня с ног своим букетом.
В дверь стучал Иван Карлович:
– Кшесинские, впустите.
Пришлось пустить.
Директор был изумлен:
– Чем вы так испугали… Боже, Юлия Феликсовна, что у вас с лицом?!
– Вот этим и испугали.
Так Иван Карлович не хохотал с детства, даже прослезился. Мотал головой, рассказывая:
– Этот ваш поклонник катился по лестнице кубарем, только что не крестясь по дороге. Напугали…
– Иван Карлович, как от таких избавиться?
– Никак. Матильда Феликсовна, избавиться можно, только заведя поклонника посерьезней, который будет иметь власть, чтобы объяснить всем остальным назойливым, что место занято. Но именно этого вы избегаете.
– Да, избегаю!
– А великий князь вам чем не угоден?
Матильда нахмурилась:
– Он за Леньяни ухаживает.
– А вы отбейте. Вот и будет защита.
– Я не для того в балет пришла, чтобы…
Иван Карлович фыркнул:
– На наследника метите? Так ведь он вот-вот в Японию отправится, вернется не скоро.
– Я мечу только на главные роли в спектаклях, а Мариус Иванович их давать не желает! – взъярилась Матильда, безжалостно запихивая изящный костюм в шкаф.
– Ох, горяча! – насмешливо развел руками директор. – Так опередите Леньяни во всем, тогда и роли от Петипа получите. Молода еще так себе цену определять, – добавил он уже у двери. – Леньяни больше двух десятков фуэте за раз выполняет. И за нее великий князь горой стоит…
Глядя вслед ушедшему директору, Матильда почти всхлипнула:
– Юля, неужели и правда придется покровителя искать?
– Конечно, у всех есть. Но только не Воронцова, – попыталась свести все к шутке Юлия, видя, как тошно Матильде.
– Да знаю я, что у всех есть. А разве нельзя просто танцевать лучше остальных и роли получать первые?
Юлия уже стерла уродующий грим с лица и принялась собирать вещи.
– Ты правильно сказала: танцевать лучше всех. Вот что главное. А пока Леньяни самая лучшая, это нельзя не признать.
– Как ей удаются эти фуэте? Неужели отец не знает?
– Переодевайся, не до утра же здесь сидеть? Пьерине не только фуэте удаются, она во всем хороша. И отец действительно не знает. Если кто и знает, то Чекетти.
– Надо его спросить. Я должна танцевать не хуже Леньяни!
Помогая сестре переодеться, Юлия добавила:
– Оля Преображенская у него занимается частными уроками.
– Я тоже буду! – обрадовалась Матильда.
– А как же Воронцов? Он же желал, чтобы ты принадлежала ему? – шутливо ахнула Юлия, на что Матильда совершенно серьезно объявила:
– Я буду принадлежать только балету.
– А наследнику?
– Ты же слышала – он в Японию уезжает. Будет там с японками беседовать.
Матильда мимоходом изобразила перебирающую ножками гейшу, сложила руки перед собой ладонями и сжала в точку губки.
Отделаться от Воронцова не удалось, приятели объяснили поручику, что Кшесинских две. На следующем спектакле Матильда боялась даже глянуть в зал, чтобы не встретить разъяренный взгляд обманутого поклонника, но того не было. А вот еще через день Воронцов появился снова. Теперь он во все горло орал:
– Браво, Кшесинская вторая! – И просто: – Матильда!
Потом была попытка сорвать поцелуй…
Спасло только окончание сезона, но довольно скоро Матильда встретила надоедливого поклонника снова, причем там, где не ожидала.
