– Определяйся быстрее. – Гирш приложился к кубку и, отпив несколько больших глотков, отрыгнул. – Ох, извини, Налья, желудок совсем стал хандрить. Скоро будем во Вьеже, и дел там будет много, сама понимаешь. С таким секретарём ты замучаешься. А совсем запорешь или повесишь его, с кем останешься-то? Давай я пошлю сегодня человека за Лармом. Прости уж ты, ради Единого, старого дурака. Знает тебя с пелёнок, верен и, главное, умён, а то, что начал забывать своё место… – повторный неприличный звук отрыжки барону удалось сдержать, – так урок он уже получил. Пожалей старика. Да и для дела…
– Ладно, отправь за ним.
Налья перестала метаться по комнате шатра, поняв, что сейчас ей всё равно не удастся определить причину своей настороженности, вызванной недавним разговором о захвате Акульего Зуба.
У неё иногда так случалось, что когда надо ухватить какие-то мысли или что-то вспомнить, то от неё они словно ускользали. А стоило отвлечься на что-нибудь, так через определённое время приходило понимание.
– Барвинг! – не вставая с места, лишь только повернув голову, взревел Гирш, а когда в шатёр влетел один из дежуривших возле входа дружинников, отдал ему приказ: – Передай Касту, пусть пошлёт двоих своих егерей в Омин за рабом Лармом – ну, бывший секретарь госпожи – и те доставят его во Вьеж, в особняк. Мы уж к тому времени там будем. Думаю.
– Не в Омин, – поправила барона Налья. – Сразу пусть в моё восточное имение едут. Он у меня там. Только пусть его приведут в порядок, а то после работы на скотном дворе Ларм наверняка не в лучшем своём виде.
Дружинник коротко поклонился и вышел выполнять полученное распоряжение.
– Пойдёшь сегодня на совет к Урании? – поинтересовался барон. – Или мне одному сходить?
– Думала сначала тебя одного отправить, но сейчас… наверное, тоже с тобой схожу. Что-то мне кажется, что именно сегодня мне там нужно быть.
– Предчувствия? Налья, ты всегда чувствуешь верно. Мне даже интересно, что там Урания нам преподнесёт.
Гирш засмеялся.
Этот большой, излишне полноватый сорокадевятилетний мужчина чем-то походил на быка и выглядел злобным и туповатым. Но все, кто знал его хорошо, уже давно поняли, что за этой грубой внешностью скрывается очень умный и деятельный человек, к тому же обладающий весьма покладистым нравом.
С молодой графиней Нальей они сошлись и стали друзьями практически с первых дней её пребывания в Омине. Барон в то время, четыре года назад, был ещё капитаном графской дружины. С новой молодой женой своего сюзерена его свела общая для обоих беда под названием «чёрный мор».
За три года до женитьбы старого графа Оминского по всему западному побережью Алернии прошла очередная эпидемия массовой напасти. Тогда умерла и старая жена графа Оминского, и супруга с единственной дочерью барона Гирша, и родители, брат и бабушка Нальи, как и десятки тысяч других людей.
Дочь барона была ровесницей Нальи. Может быть, это сходство, а может, и просто возникшая приязнь, но взрослый мужчина грозного и грубого вида и молодая красивая девушка подружились.
Именно барон, пользующийся большим авторитетом среди других владетелей-вассалов Оминского графства, помог молодой вдове после смерти старого графа отбиться от атак любящих, но очень жадных родственников. Барон, а ещё и старый умный раб Ларм, который очень хорошо разбирался во всяком крючкотворстве.
Так получилось в жизни молодой графини, что людей ближе, чем этот быковатый барон и ничтожный раб, доставшийся ей в наследство от отца, у неё никого не было. Но если отеческое покровительство со стороны Гирша Налья воспринимала без всякого раздражения, то такая же опека, постоянные нравоучения и укоры за те или иные поступки от раба графиню часто раздражали.
Так и получилось однажды, что расстроенная расставанием со своим троюродным племянником Дебором, восемнадцатилетним весёлым парнем, Налья слишком неадекватно отреагировала на не вовремя влезшего под руку с очередными упрёками Ларма.
Она поступила очень скверно, отправив верного старого раба убирать навоз в одном из своих имений. Налья это понимала, чувствовала себя последней дрянью и поэтому злилась на себя, вымещая злость на помощнике Ларма, заменившем его на должности секретаря.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
То, что чей-то хороший помощник не всегда может так же успешно руководить каким-то делом самостоятельно, графиня знала в теории, а теперь убедилась в этом на практике.
О своём поступке по отношению к Ларму Налья пожалела уже на следующий день после того решения, но упрямство не позволяло ей быстро отыграть назад. И теперь из двоих её близких людей рядом с ней оставался только один, причём не самый нужный из них – в сегодняшних обстоятельствах и предстоящих во Вьеже делах перо и пергамент ей были намного важнее, чем меч и щит.
– Я бы предпочла не предчувствовать, а знать, Гирш. Урания слишком много нам уступила, и мне не хотелось бы, чтобы в дальнейшем это омрачало наши отношения.
– У тебя неожиданно хорошо начали складываться отношения с нашей будущей герцогиней, – барон кивнул тихо замершей возле стенке рабыне, чтобы та вновь наполнила ему кубок вином. – Ты заметила, как Урания постоянно демонстрирует тебе своё особенное расположение? Графы заметно бесятся из-за этого, особенно этот старый кровавый упырь Тонийский. Я вначале думал, что виконтесса так специально вас разводит. Но нет. Она, похоже, и правда испытывает почему-то к тебе симпатию. Вот я и думаю, к чему бы это? Что вдруг случилось с ней?
Отношения среди высших владетелей Вьежского герцогства действительно были весьма натянутыми. Впрочем, как и везде, наверное, слишком много и часто возникают конфликты интересов. Даже откровенное предательство графа Араша, который не только участвовал в заговоре против своего сюзерена, но вступил в сговор с герцогом Цевихским, не являлось чем-то удивительным.
Остальные пятеро владетелей вьежских графств поддержали Уранию вовсе не из-за преданности к памяти герцога Витора, а потому что, взвесив все за и против, решили: им это выгодно. Точнее, так решили четыре графа. Налья Оминская оказалась с ними на одном корабле силой случайных обстоятельств.
Молодую графиню плохо воспринимали не только графы, считая её выскочкой, добившейся власти и огромного богатства благодаря цепи случайностей, в чём, в общем-то, они были полностью правы, но и при дворе герцога Витора Вьежского Налью встречали с плохо скрываемой злобой и завистью.
Молодая графиня старалась не показывать, как сильно её задевает отношение окружающих, носила маску высокомерного пренебрежения к придворным и своим коллегам-владетелям, чем вызывала ещё большую озлобленность, порой – Налья это остро чувствовала – переходящую в откровенную ненависть.
С семьёй герцога у неё тоже не заладилось. Если, конечно, не считать самого герцога Витора, относившегося к ней хотя бы нейтрально, что для Нальи уже было хорошо.
Уранию она тогда почти не знала, её братьев, особенно младшего, тихо презирала, а с герцогиней, после того как той злые языки нашептали о якобы развратном поведении молодой вдовы, дошедшем до постели с самим герцогом, возникло состояние необъявленной, но активно ведущейся войны.
Единственную свою подругу со времён детства Налья потеряла в тот же год, что и родителей с братом, и по той же причине. В Омине она новыми друзьями не разжилась, кроме Гирша, а при дворе и подавно.
Появление во Вьеже её троюродного племянника по мужу стало для Нальи настоящим праздником. Пусть он был моложе её на четыре года, гленцем, родственником и излишне – на её взгляд – легкомысленным, зато красив, умён, силён и весел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Дни, а вернее ночи, проведённые с Дебором, скрасили её весьма непростую жизнь во Вьеже. Поэтому у Нальи не было ни мига колебаний, когда она поняла, что задумал старший виконт Даман. Ей было совершенно наплевать, что гленцы являлись давними противниками вьежцев – именно она успела вовремя предупредить земляков Дебора и помогла им уйти из расставленной ловушки.
