Спрашивать, зачем она, не буду. Боюсь, демонстрировать начнет.
— Ты давно работаешь в парке?
— Ты вроде спать хотела? — раздражённо спрашивает он, но отвечает: — Два года. Между тем, как залезть в какой-нить дом.
— Воруешь?
— Ну да. Но это временно. Куплю тачку, буду на гонках зарабатывать. Видела, как я гонять умею.
— Видела, — улыбаюсь, вспоминая, как Мирон лавировал между машинами. Я буду рада, если у него все получится. Все-таки, если Митя его любит, то он не может быть плохим. — Здорово, что ты уже планы строишь. А я совершенно не знаю, чем буду заниматься.
— Только не готовкой, — хмыкает Мирон, и я толкаю его колено своим, на что он щипает меня за кожу на спине.
— Ты же ничего не сказал о запеканке.
— О мертвых хорошо, либо ничего, — он снова смеется, а я не могу сдержать улыбки. Зато съел и не поморщился. — Тебе поступать надо. Ты же круглая отличница.
— А на кого?
— Это я не знаю. Ну пойдешь бухгалтером, раз роковой соблазнительницы из тебя не вышло.
— Что значит не вышло? — напрягаюсь я всем телом, а Мирон руками держит тряпку. Правильно. Бойся.
— Ну у тебя неделя была, чтобы мужика на свою сторону перетянуть. Но не вышло. Ничего, другой клюнет.
— Да у меня времени не было! — шиплю я. Сама не знаю, почему меня так задели слова Мирона. Анализировать не хочется. Проще обидеться и отвернуться. — Было бы у меня побольше времени, он был ел с моих рук. Даже то, что я готовлю.
— Раньше я тоже так думал, теперь уже сомневаюсь. Тебе надо попроще парня.
— Вот еще! — бросаю я и закрываю глаза, но засыпаю только, когда обида уступает место усталости, а рука Мирона ложится на живот.
Наверное, на утро я должна чувствовать неловкость от подобной близости, но я лишь чувствую бодрость. Хотя спина от матраса болит жутко. Мы за быстрым завтраком хлебом с майонезом обсуждаем, что будем говорить в прокуратуре, а потом все-таки собираемся на выход. Оставляем при этом Митю в квартире. Нечего ему светиться.
В лифте Мирон сбрасывает звонок на телефоне, а на мой вопросительный взгляд пожимает плечами.
— Поклонницы.
— Да ну?
— Думаешь, у меня не может быть девушки?
Наверное, он мог бы обидеться, но скорее всего подшучивает, а я лишь оцениваю его внешность. Пожалуй, если обкромсать его патлы, можно назвать его почти симпатичным.
И это мнение, раньше не приходившее мне в голову, занимает меня настолько, что я не сразу замечаю две машины, подъехавшие к подъезду.
Рвануть в сторону мы с Мироном не успеваем, меня за руку хватает Алекс.
Глава 14.
Может быть мне это снится? Точно! Я еще сплю на старом матрасе рядом с Митей, а не смотрю в глаза разъяренного, растрепанного Алекса. Но его голос настолько реальный, настолько режущий по живому, что становится по-настоящему страшно.
— Я тебя предупреждал?! — шипит он мне в лицо, крепко держа за локоть, и я пытаюсь понять, когда же ошиблась. Когда решила, что смогу ему противостоять? Сбежать? — За пацаном сходите. Восьмой этаж.
Эти слова переключают страх на самый высокий уровень. Ведь они сейчас заберут у меня Митьку. А Алекс выполнит угрозу и посадит меня в тюрьму. Сознание в тумане, слезы по щекам, и я дрожащими руками вцепляюсь в голову Алекса.
— Женись на мне, — шепчу отчаянно, чтобы слышал только он. — Я буду послушной, я буду любить тебя, я буду делать все то, что ты любишь! Только не забирай у меня Митю!
— Хватит! — пытается он оторвать от себя мои руки, но для меня это последний шанс. Я должна сделать хоть что-то!
— Пожалуйста! Женись на мне! Мы усыновим Митю! Мы станем семьей! Я ведь нравлюсь тебе! Я знаю, что нравлюсь!
— Не путай похоть с симпатией, — отталкивает он меня, и я падаю на асфальт. Мельком вижу, как Мирон хочет сделать шаг ко мне, но его держат двое. Еще двое уже идут в подъезд.
— Пожалуйста! — кричу я сквозь слезы и вцепляюсь и униженно вцепляюсь в ногу Алекса. — Не отбирай у меня брата! Не отбирай! Он все, что у меня есть!
Я поднимаю голову, но лицо Алекса бесчувственное. Он наклоняется, рывком поднимает меня и заталкивает в открытый внедорожник. Мирона заталкивают в другую. Но его судьба сейчас волнует меня меньше всего. Я пытаюсь открыть двери, реву, кричу! Но спустя минуту из подъезда выносят брыкающегося Митю и заталкивают в третью машину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
У меня начинается настоящая истерика. И я бросаюсь на севшего за руль водителя. Рву волосы, кусаюсь, потому что я должна сделать хоть что-то! И мне удается! Я на улице. Подбегаю к машине, где в окно колотит кулаками Митя, тяну на себя ручку, как вдруг шеи касаются прохладные пальцы. Не успеваю развернуться и ударить, в глазах темнеет, а желание что-то делать резко обрывается. Словно кто-то выключает свет.
Просыпаюсь резко на чем-то мягком. Ожидание тюремной клетки не оправдываются, я в спальне дома Алекса. Обвожу ее взглядом, замечая за окном сумерки.
— Саш… — слышу родной голос и меня накрывает облегчение. Я кидаюсь в объятия Мити, прижимаю его к себе, готова смеяться от счастья. Алекс внял моим мольбам? Он не заберет у меня брата. — Саш, тут это…
Отстраняюсь от брата, смотря в виноватое лицо и душу заполняет мерзкое подозрение. И я даже не представляю в чем оно может заключаться.
— Что?
Митька поднимается с кровати, идет к двери и кивает.
— Пойдем, сама увидишь.
— Ты меня пугаешь? Кстати, что с Мироном?
— Его в отделение полиции отправили. Но Алекс пообещал, что завтра он выйдет. Ты идешь?
— Да, куда? — в нетерпении вскакиваю, думая о том, что я на кровати спала, я Мирон на нарах. — Что ты темнишь?
— Просто хочу, чтобы ты сама увидела ту, что собирается усыновить…
— Что? — подбегаю к нему и хватаю за руку. — Они здесь?
— Она… — повторяет он и у меня начинает головная боль. Сколько можно разговаривать загадками. — Просто я ее не помню, а ты должна,
— Кого я должна помнить, Митя? — уже прикрикиваю и слышу внизу лестницы голоса. Открываю дверь шире, рассматривая пустой коридор. Еще недавно я могла сказать, что этот дом мой. Но теперь он кажется мне чужим. А может это связано со страхом, что уже сросся с моим существом.
— Кого я должна помнить, Митя?
— Меня, дочка, — слышится сбоку и меня парализует.
Глава 15.
С ней мне разговаривать не хочется. Потому что вряд ли может называться матерью та, что прохлаждалась в Европе, пока дети были в детдоме.
Да, да, я понимаю, у нее были веские причины, и она конечно мне может о них рассказать. А я расчувствуюсь и обязательно кинусь в объятия той, кого считала мертвой. Ведь я маленькая наивная дурочка, которой можно втюхать, что угодно.
Но я не могу! Я даже смотреть на это холеное, так похожее на собственное лицо не могу. Не могу и все! После ее короткого объяснения, хлопаю дверью прямо перед ее носом, за что тут же получаю стук и рык Алекса:
— Саша! Ты как себя с матерью ведешь?!
— Так же как она со мной! Слышал про эффект зеркала.
Отворачиваюсь, прижимаюсь спиной к двери, пытаясь сделать глубокий вдох. Но воздуха так мало, а шею, словно лентой стянули.
Опускаю взгляд на так и стоящего рядом Митю. И сквозь тугую боль обиды, и пелену слез приходит осознание почему у него такой виноватый вид. И я высказываю его вслух.
— Она тебя забирает. Она забирает тебя в Европу… — голос сиплый, к последнему звуку почти неслышный. — И ты поедешь? Сам? Даже не будешь сопротивляться?
— Саша, — берет он меня за руку и ведет к кровати, на которой садится рядом и говорит то, за что мне впервые хочется его ударить. — Ну ведь так лучше будет…
— Для кого?! — сама, не зная почему, ору. — Для тебя?! То есть она заберет тебя, станет твоей мамочкой, а Сашка побоку?! Предатель!
— Да, погоди! — пытается он меня вразумить, но я вскакиваю. Меня трясет, руки в кулаки сжимаются. — Мама не может взять обоих. У нее муж..
