Казалось бы, тогда и делать на заимке больше нечего. Однако недаром Евсей просил помощницу порезвее. С самого раннего утра до позднего вечера приходилось Лане быть на ногах. И не только ей. При избе оставалась одна старуха, а Ланя, Леха и сам Евсей собирали то смородину, то малину, ходили по грибы, обдирали хмель. Добрая половина полуострова была лесной, и разные ягоды да грибы, сменяя друг друга, поспевали всю вторую половину лета. Каждодневно Ланя с Лехой и Евсе-ем таскали их ведрами. Они таскали, а старуха сушила все заготовленное на солнце и в русской печке, варила на меду всякое варенье.
Для Лани работа не была изнурительной. Забравшись куда-нибудь в кусты, подальше от глаз Евсея, можно было и посидеть и полежать на мягкой траве. Все равно она проворнее и старика и увальня Лехи и всегда оказывалась «добычливей». Бродить по лесу, собирать грибы и ягоды Лане нравилось куда больше, чем взаперти сидеть дома с малышами-гостеньками или также безвылазно торчать в огороде, без конца пропалывая то морковку, то лук, то всякие другие овощи.
За лето Ланя окрепла, загорела, сделалась настоящей невестой, как постоянно напоминал ей Евсей. Ланю эти напоминания не обижали. Немного настораживало лишь то, что старик иногда, не поймешь, шутя или серьезно, принимался уговаривать ее выйти замуж за Леху.
— Эх и жили бы вы — как сыр в масле катались! — говорил он, посмеиваясь и причмокивая. — Вот как теперь, всю жизнь на вольной волюшке… Разве худо? Летом вот так побродить по лесам да сограм — не надсадишься, только глаже станешь, а зимой и вовсе — лежи на печи, в потолок поплевывай!.. Леха, что верно, то верно, умишком не силен, да ведь бабе-то даже лучше, если она мужика поумнее. И потом из-за этого самого худого умишка никаких притеснений ему сроду не будет. Жить станет сам себе барином. Худо ли, а?
Ланя краснела, прыскала в ладошку. Уж больно забавно, невероятно было даже мысленно представить себя женой Лехи. Сын Евсея, как говорят в народе, был «крепко тронутый», у него до ста не хватало девяноста девяти. По внешности Леха был недурен собой. Крепкий, с добрыми, мягкими чертами лица, с широкими черными бровями над голубыми, детски чистыми глазами, он на первый взгляд казался нормальным парнем. Но стоило заговорить с ним — только «гыкал» в ответ. Едва ли он понимал даже то, что Ланя девушка. Во всяком случае, ни разу не поглядел на нее так, как смотрят парни. Просто был послушен, ходил следом, как ягненок за овечкой.
Наводящие разговоры Евсея мало беспокоили Ланю, казались шуткой, розыгрышем.
Неплохо жилось девушке на заимке. Порой только скучно было. Вспоминалась школа, мечталось, как она пошла бы вместе с Максимом в восьмой класс. Средняя школа была в райцентре, по шоссе туда далеко, километров пятнадцать, но если пешеходной тропкой-прямушкой, то не больше шести-семи. Разве трудно их пробежать?.. Будь ее воля, обязательно стала бы она учиться дальше. Но Ланя знала, что это пустые мечты. Отец с матерью и семилетку-то кое-как дали окончить, а чтобы отпустили в среднюю школу, да еще вместе с Максимом — на это надеяться не приходилось. «Чтоб с врачихиным сопляком ты больше не зналась! — потребовал отец в первый же день после сдачи экзаменов. — Хватит, и так он тебя с панталыку сбил. С отцом, с матерью в спор лезешь — куда это годно!»
Может быть, еще и потому ее на заимку отправили, чтобы тайно она с Максимом не вздумала встречаться. А тайного у них ничего и не было. Только самое хорошее, светлое…
Максим знал, что Ланю отправили на заимку к Евсею. И особо не задумывался над этим: раз отправил ее туда колхоз — значит, она там нужна. Где-то надо работать, тем более, что учиться дальше она не хочет, еще весной сказала. А что Евсей «калинник», так ведь и отец с матерью у нее тоже «калинники». Неизвестно, кто из них лучше.
А потом он и вообще забыл обо всем этом. И не вспомнил бы, если бы не мать. Она сказала ему однажды:
— Видела я недавно Ивана Семеновича, зоотехника нашего. Был он на заимке, видел там Ланю. И что-то ему подозрительным показалось. Похоже, говорит, что Евсей собирается женить на ней Леху. Невестой зовет, подшучивает на этот счет.
— Леху женить на Лане?! — так и вскинулся Максим. — Что она, дурная, за идиота идти?..
— Она-то не дурная, но задурить могут. Иван Семенович попытался с ней потолковать, да не вышло откровенного разговора. Стесняется она. Думала я сама съездить, жалко девчушку, но будет ли прок… Лучше бы вы, товарищи по школе, побывали, узнали, что там затевается. Удобнее поговорить девушкам, подружкам… Сели бы на велосипеды да прокатились, вроде экскурсии.
Максим не заставил себя упрашивать.
— Мы сегодня же туда слетаем. В такой оборот старого злыдня возьмем — тошно ему станет.
Зинаида Гавриловна встревожилась.
— Так тоже не годится. Лучше уж тогда я съезжу… Надо выяснить тактично, без скандала.
— Нет уж, поедем мы, — не уступил Максим.
— Только не скандалить. Если нужно, поговорите с Евсеем твердо, но спокойно. А с Ланей совсем надо осторожно.
— Ладно, зря бучу затевать не станем.
Максим собирался позвать с собой Тихона (школьных подружек, он знал, у Лани нет), но не нашел его дома. Тихон, как обычно, пропадал на рыбалке. Тогда Максим вскочил на велосипед и помчался к баньке один.
Был как раз обед, когда он подкатил к перешейку. Черный остервенело заметался на цепи.
— Эй, уберите собаку! — крикнул Максим.
Ланя, Евсей и Леха сидели за столом, приткнутым к стене избенки, хлебали, по обыкновению, молоко с ягодой. Увидев, на кого кинулся Черный, Ланя зарделась, не помня себя выскочила из-за стола.
— Не егози! — прикрикнул на нее Евсей. Потом еще громче рявкнул в сторону Максима: — Ну-ка, уматывай, пока цел! Ишь, собаку ему убери… Я вот с цепи ее спущу — она тебе порвет ляжки, тогда узнаешь, как шляться где не просят!
Максим попытался пройти, заслонившись велосипедом. Но Черный так стремительно метался по проволоке, что пришлось отступить.
Ланю остановил не окрик Евсея. Она бы все равно отвела Черного, закрыла его в баньке. Но он и на нее кидался так же зло, как на всех чужих. Ничем не в силах помочь, она только прижимала руки к груди и со страхом смотрела, чем все кончится.
Максим еще несколько раз требовал, чтобы Евсей отвел собаку. Ничего не добившись, он некоторое время стоял у перешейка, обдумывая, как быть. Потом повел велосипед обратно.
Ланя замерла в ожидании: уехать он решил или переплывает где-то реку?.. Только что это? Максим снова повернул велосипед, вскочил на него, низко пригнулся, стал разгонять его и с предельной скоростью помчался прямо на собаку…
С ума он сошел! Ведь изорвет его Черный!..
Но собака не устояла, отскочила в сторону, а велосипед в это время вихрем промчался мимо нее. Когда кобель опомнился, Максим был уже недосягаем.
Вот он подкатил к избе, соскочил на землю, сказал взбудораженно:
— Здравствуй, Ланя!
— А с нами, значит, не здороваешься? — угрюмо поинтересовался Евсей.
— Вам, кажется, не за что здоровья желать! Вы же хотели, чтоб меня кобель порвал.
— Порвал бы — никто и отвечать не стал. Пес — он не зря тут посажен, колхозное стадо охраняет.
— Вотчину[1]он вашу охраняет!
Евсей не знал, что такое вотчина, но переспрашивать не стал, решил: слово бранное.
— Сопляк ты еще, чтоб старикам указывать!..
Он принялся честить парня на чем свет стоит. Но Максим вовремя вспомнил наказ матери не скандалить попусту. И сказал спокойно:
— Отойдем, Ланя, в сторону. Поговорить мне с тобой нужно.
— Никуда она не пойдет! — наливаясь злой кровью, еще отчаяннее закричал Евсей. — Нечего ей с парнями шушукаться. Отец с матерью наказывали и близко никого не подпускать. Договорено — за Леху ее берем!..
Максим опешил. Он собирался исподволь все разведать, выяснить, а Евсей сам громогласно признавался в своих черных замыслах. И вот, страшнее всего, объявил, что он уже опоздал…
«Правда это?» — с испугом глянул Максим на Ланю. Ланя стояла, потупившись, сгорая от стыда. Она и сама впервые услыхала; что родители согласны выдать ее замуж за Леху. До вчерашнего вечера она не верила в серьезность таких замыслов. Но вчера…
Утром Леха и Евсей, как было заведено, ушли за ягодой. Ланя же осталась. Старуха приболела, надо было печь хлеб. Договорились, что обедать сегодня Евсей с Лехой не придут, потому что будут ягодничать на дальнем краю полуострова. Ланя пообещала принести им обед.
Хлеб она испекла рано. Сидеть без дела со старухой нестерпимо скучно, и девушка, прихватив с собой узелок, побежала к Евсею с Лехой. Увидела их еще издали — они сидели на пригорке — и надумала, подкравшись незаметно сзади, для забавы попугать, завозившись в кустах, засопев, как медведь. Но когда подкралась, услыхала такое, что кровь похолодела.
