У Сергеева был твердый распорядок времени. Как правило, с двух часов ночи до пяти часов утра печатал с Уховым в подвале дачи прокламации, намечал с ним, что делать в ближайшие дни. До двенадцати часов спал, затем отправлялся в город. Заглядывал в консисторию, в городскую управу. Там все еще, к счастью, разводили руками:
— Увы, о торгах пока ничего не слышно!
— Жаль, жаль! Что ж... Обождем еще.
Пообедав в ресторанчике при гостинице «Петербургская», он покупал в магазине еду на ужин и к семи возвращался домой.
У Сергеева свой расчет. Если за ним установили негласное наблюдение, слежка успокоит охранку. Маршрут у него однообразный, день расписан по часам, на связь с подозрительными лицами не выходит.
Первые дни пребывания в Николаеве Федор замечал за спиной какие-то неясные тени. Он не оборачивался, и шпики отстали.
Желая полностью отвести от себя внимание полиции, Федор решил «проветрить» свое жилье испытанным способом. На клочке оберточной бумаги сочинил на самого себя безграмотную анонимку.
Ваше высокородие! По нашей десятой Улице в порожнем домике мамзели Барбе обявился неизвесный мущина. Водку непёт гостей не водит. Неужто одними песнями жив? Дворник кажет звать ево по фамилии Хлюстиков имя забыл. Как бы не стрикулист которые Бонбы супротив властей с порохом мастерят худое на осударя-Батюшку замышляют. Пресеките христа ради непорядок потрусите дачку.
Мирные Суседи.
Таким же измененным, корявым почерком нацарапал поверх дешевенького конверта без марки:
Господину Миколаевскому полицмейстеру прямо в руки доставить.
Опустив письмо в почтовый ящик, Федор тщательно очистил свое жилье от всего подозрительного, перенес гектограф из-под веранды в конец сада и зарыл под яблоней. Придется пока не печатать.
На самом видном месте стола положил письмо. Грамотное, написанное другими чернилами и своим почерком:
Милостивый государь и мой благодетель, Андрей АрефьевичI
Надоело сидеть в богоспасаемом граде Николаеве и ждать обещанный протоиереем о. Агафоном подряд. Как я Вам уже отписал раньше, о возведении новой церкви Николая-чудотворца пока одни пространные разговоры, а надлежащего толку нет, и я лишь понапрасну проживаю Ваши деньги. Святейший Синод все еще не благословил здешние духовные власти на торги. Правда, сейчас консистория усиленно предлагает капитально ремонтировать иждивением здешних купцов Рождество-Богородицкий собор и церковь во имя св. Алексея, человека божьего. Всех работ тысяч на двенадцать, но выгода нам весьма сомнительна. Скряги, коих свет не видывал! Отпишите, какое будет Ваше согласие. С сим пребываю в почтении Вам покорный слуга и доверенное лицо.
Хлястиков В. И.
К приему званых гостей Федор был вполне готов. Ждать их пришлось недолго. Уже на второй день, вернувшись домой, постоялец дачи обнаружил, что тут кто-то побывал. Вещи на местах, но видно, что их трогали. Рылись в саквояжике, оставили след и на столе даже гитара на стене висела не как обычно.
Прощупывают после того, как получили анонимку... Именно в те часы, когда он отсутствует. Значит, им известен его распорядок дня? Тем лучше.
Двое суток близ дома торчали шпики, по вечерам маячили в дальних углах сада, а когда Федор вышел в город, за ним увязался филер. Ба, да это же Шкреба! Шпик неотвязно волочился за Сергеевым, а тот лишь посмеивался: «Мало, Бородавка, у тебя мозолей? Побегаешь да отвяжешься...»
На третий день Федор объелся в саду фруктов, и его стало мутить. Пришлось отставить прогулку в город и прилечь на диван.
Уже сквозь дрему услышал у входных дверей какую-то возню и шорох. Кто-то осторожно ковырялся в замочной скважине. Выдержка изменила Федору, и он ринулся к двери. Но пока отпирал, неизвестный растаял в сумерках. И все же Сергеев мог поклясться: непрошеный гость — снова его препохабие Шкреба!
«Нет, господин Еремин, это переходит всякие границы приличия! Этого я так не оставлю...» — решил Сергеев и отправился в полицию.
Помощник пристава равнодушно внимал посетителю.
— Ужасно нахальные грабители! — жаловался тот. — Ключи подбирают, под окнами ночью бродят. Оградите, бога ради!
Но стоило Федору назвать свою фальшивую фамилию и адрес, как полицейский чин оживился. На ловца и зверь бежит!
— Господин Хлюстиков из домика Барбье? Тек-с, тек-с...
«Ага, и ты уже знаешь о подметном письме!» —отметил про себя Федор и поправил составителя протокола:
— Виноват, Хлястиков... Значит, я могу надеяться?
— А вы сомневались? — почти оскорбился помощник пристава.— Пройдемте-ка к начальнику сыскной части. Все николаевское жулье дрожит, заслышав имя господина Еремина.
«Фараон принимает меня за дурачка, — усмехнулся мнимый Хлястиков.— Знаем мы эту «сыскную часть»!»
Поручик Еремин раньше служил в гвардии, но оттуда его вытурили за какой-то неблаговидный поступок. Допрос вел в тоне задушевной беседы. Мимоходом поинтересовался занятиями Федора в Николаеве, местопребыванием его «хозяина». Тот охотно отвечал: — В Ак-Булаке, Оренбургской губернии, ваше благородие. Пишу своему благодетелю часто. А уж ответа на них... — Он беспомощно развел руками. — Когда дождусь?
— Далековато, — согласился Еремин, изучая лицо собеседника.— И в Ак-Булаке у господина Сергеева подряд на церковь?
— Что вы?! — всплеснул руками посетитель. — Там больше магометане. Хозяин мой железную дорогу из Илецкой Защиты в Актюбинск тянет. Пустыня, безводье и солнце немилосердное... Но что делать, ваше благородие, если в России стали забывать бога? Святые отцы жалуются на ничтожность доброхотных даяний мирян и скорбное безденежье.
— Незавидное у вас положение! — посочувствовал Еремин. — А если синод изыщет капиталы и благословит Николаев на строительство божьего храма? Неужто ваш хозяин оставит работы в Оренбургской губернии?
Федор с прежним простодушием ужаснулся:
— Боже упаси! Если я заполучу здесь выгодный подряд, церковь заложит старший сын господина Сергеева — Егор Андреевич. Ныне он заканчивает храм Воздвиженья в селе Федоровка, Александровского уезда, что на Екатеринославщине. А через год, закончив чугунку, прибудет со всей артелью и мой благодетель, Андрей Арефьевич... У Сергеевых, ваше благородие, фирма солидная! Не шаромыжники какие-нибудь.
Федор говорил горячо и так вошел в роль, что и сам почти поверил, будто он доверенное лицо своего отца. Впрочем, значительная часть его рассказа чистая правда. Захоти он, отец и впрямь доверил бы ему свое дело.
— Что ж... Пожелаю вашей фирме удачи! — сказал Еремин, утратив интерес к подметному письму и посетителю. Разумеется, для очистки совести запрос в Ак-Булак будет послан. Только когда же из диких песков ждать ответа? Консистория и управа подтвердили свои деловые отношения с Хлястиковым. Обыск и наблюдения филеров ничего компрометирующего не принесли. — Положитесь на полицию, господин Хлястиков:..— Еремин встал. — Преступников мы непременно изловим. Честь имею!
Теперь Федор знал: негласное наблюдение за его персоной будет снято как беспредметное. Конечно, до поры до времени... У охранки уйма иных забот. Николаевские рабочие бурлят, протестуют против войны и мобилизации запасных. Вот и получается: наложили фараоны на дверь печать, а мыши за ней хлеб точат!
БОРОДАВКА СТАРАЕТСЯ
Сыщиков словно ветром унесло с наблюдательных постов близ дачи, да и в городе их Федор уже не видел за собой. Однако он еще не разрешал Алеше Ухову и Чигрину посещать свою резиденцию. Капельку терпения! Квартира «проветрена» на славу, а сам Федор в глазах охранки обелен. Сущий праведник, только нимба над головой не хватает!
В эти дни Сергеев решил познакомиться с Борисовым и Котелевцом у Алеши Ухова. Пора к ним присмотреться ближе...
— Товарищ Виктор, — представил Федора Алексей. — Новый агитатор от Осипа.
Сергеев досадовал, что не может полностью довериться товарищам. Над ними еще висела тень нераскрытого предательства.
— Вот что, друзья, на первых порах создадим в городе три районных комитета. Если один провалится, остальные продолжат дело. Связь — только через явку. Скоро и городской комитет доизберем.
— Все еще работать разобщенно? — недовольно приподнял Котелевец густые, сросшиеся на переносице брови.
— А где вас найти в случае необходимости? — спросил с вызовом Борисов и густо покраснел. — Кажется, вы нам не доверяете?
Федор сделал вид, будто не расслышал последнего вопроса.
— Ночую где попало, — сказал он. — Ничего не поделаешь: без конспирации не обойтись. Листовками по-прежнему будет снабжать Ухов.
По городу разливалась забастовочная волна. В конце августа подпольный гектограф печатал с полной нагрузкой. Федор сколачивал актив из новых подпольщиков. Это были Тоня — невеста Алеши Ухова, ее отец Николай Тихонович Шалимов, Петрусь из пекарни Трешина, матрос Павел Сидоров из 37-го флотского экипажа и парни с Французского, которые разоблачили на пляже филера Шкребу.
